О том, насколько сложной оказалась для Москвы проходящая сейчас в Страсбурге зимняя сессия Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) и стоит ли ожидать возобновления диалога с Тбилиси, корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО рассказал глава российской делегации АЛЕКСЕЙ ПУШКОВ.
— Каковы ваши общие впечатления от сессии ПАСЕ?
— Она оказалась сравнительно спокойной для России — так же внимательно, как на октябрьской сессии, нас сейчас не рассматривали. Однако было несколько тем, к которым мы имеем непосредственное отношение. Среди них — выступление (президента Грузии.— “Ъ”) Михаила Саакашвили, в ходе которого он активно критиковал нас, и обсуждение темы гуманитарных последствий военного конфликта между Россией и Грузией в 2008 году.
— И как вы оцениваете речь господина Саакашвили?
— Он выглядел достаточно нервозным и неуверенным. Было ощущение, что он пытается найти в ПАСЕ защиту от правительства своей страны и партии «Грузинская мечта». Вместо того чтобы выступить как глава нации, стоящий над внутренними схватками, он стал жаловаться на «Грузинскую мечту» — якобы она хочет изменить евроатлантический курс страны, сблизиться с РФ и чуть ли не повернуться спиной к Европе. Это было настолько недостоверно, что вызвало скептицизм среди других членов Парламентской ассамблеи. Попытавшись вовлечь их во внутриполитическую грузинскую борьбу, он тем самым, как мне кажется, нанес своей репутации в ПАСЕ значительный ущерб.
— После выступления Михаила Саакашвили была возможность задать ему вопросы…
— Да, мы спросили его, с чем связано, что за демократическим фасадом его президентства скрывались массовые нарушения прав человека. Например, пытки заключенных и подавление демократической оппозиции. Саакашвили ответил лишь, что ситуация в Грузии лучше, чем в России. Создалось впечатление, что ему есть что скрывать.
Думаю, попытка Саакашвили сделать упор на форму — свои ораторские способности, знание языков (он говорил на хорошем английском, посредственном французском и отличном русском) — не позволила перекрыть недостатки содержания речи. Было видно, что говорит человек, у которого нет прочной базы в собственной стране. И это отметили члены многих делегаций, включая представителей Западной Европы.
— А какую оценку вы можете дать принятому в среду докладу шведского парламентария Тины Акетофт «О гуманитарных последствиях войны Грузии и России 2008 года»?
— В нем содержался ряд разумных элементов. Например, признавалось, что присутствие российских войск на территории Южной Осетии воспринимается местным населением как фактор безопасности и гарантия невозобновления конфликта.
Конечно, были и критические высказывания. Но главное, что сделало доклад неприемлемым для нас,— это то, что докладчица не отказалась от политических оценок. Мы призывали ее ограничиться чисто гуманитарными оценками того, что происходит в Абхазии и Южной Осетии, и отказаться от попыток определить статус территорий. Однако она все-таки сохранила упоминание того, что Абхазия и Южная Осетия — это части Грузии. Кроме того, из доклада не был изъят термин «оккупация».
Кроме того, в ходе дебатов госпожа Акетофт обвинила российскую делегацию в попытках политизировать обсуждаемый вопрос, хотя сама пошла по пути политизации, когда отказалась въехать в Южную Осетию со стороны России. В 2011 году абхазские власти разрешили ей въехать к ним со стороны Грузии. Власти Южной Осетии были категорически против этого, но соглашались дать добро на въезд со стороны России. Она этим шансом не воспользовалась, чем доказала факт политизации доклада. Докладчице нужно было заниматься положением конкретных семей, а она с самого начала заняла позицию, что Абхазия и Южная Осетия — это части Грузии, и поэтому въехать туда можно только с грузинской территории.
— В ходе дебатов член российской делегации Сергей Калашников (ЛДПР) заявил: без признания Тбилиси факта независимости Абхазии и Южной Осетии «никакие гуманитарные шаги, налаживание отношений и урегулирование пограничных проблем невозможны».
— Члены делегации имеют право выносить такие суждения, которые считают нужными. Однако я согласен, что если Грузия не осознает, что Абхазия и Южная Осетия не хотят возвращаться в ее состав, то прогресс в диалоге судьбы республик будет затруднен.
Если вы поедете в Абхазию, то вам расскажут, что в каждой семье в результате нападения Грузии в 1992 году был убит отец, сын или брат. В общей сложности тогда погибло 3 тыс. человек. А ведь абхазы — маленький народ, их около 120 тыс. Так что говорить о том, что Абхазия вернется в Грузию — это так же нереалистично, как говорить о том, что Косово вернется в состав Сербии.
— Тем не менее возможно ли сотрудничество в гуманитарных вопросах?
— Поскольку мы соседи и в течение почти 200 лет находились в составе одного государства, неразумно сводить все к спору вокруг Абхазии и Южной Осетии. Вполне возможно налаживание транспортного взаимодействия, сотрудничество в культурной области. Могут быть налажены человеческие контакты, например, расширены поездки из Грузии в Россию и наоборот. А в перспективе можно говорить и о развитии экономических отношений между двумя странами.
Кстати, в четверг у меня состоится встреча с главой грузинской делегации Тедо Джапаридзе. Это была его инициатива. Причем он вышел на меня в день выступления на сессии ПАСЕ президента Михаила Саакашвили. Это значит, что новые грузинские власти уделяют контактам с Россией большое внимание. И мы на эти сигналы, конечно, будем откликаться. Если встреча пройдет позитивно, уже на следующей, апрельской сессии ПАСЕ может состояться полноценная встреча парламентариев двух стран.