Что имеется в виду, когда говорится, что Москва зажралась?
Принято считать, что Москва паразитирует на России — высасывает из нее финансовые и человеческие ресурсы, живет в три-четыре раза лучше остальной России и от этого бесится. И это даже так сильно принято считать, что электоральной риторикой четвертого президентства стала защита страны от Москвы. Эта мысль до известной степени вдохновляла поклонное движение в противоположность болотному — если идея используется для выборов, то она, очевидно, популярна. Правда, тут был некоторый извив — все же имелась в виду не вся Москва, а только Москва протестующая, и ее пытались представить как не вполне местную, а отчасти иностранно-агентскую Москву, но по-настоящему разбудить дремлющую в недрах народного сознания шпиономанию не удалось. Я даже думаю: может, и при Сталине все же не верили, что все кругом шпионы?
А вот чувство неприязни к зажравшимся москвичам со стороны обездоленной провинции оказалось живым ключом для народной поддержки — чего ж, все с ними понятно, люди с жиру бесятся. Строго симметрично эту идею восприняли и оппозиционные силы — сегодня здесь общепринятой точкой зрения стало то, что власть более не расположена ни к какому диалогу с жителями столиц, считая, что ее электорат — это обобщенный "Уралвагонзавод", а с московскими бузунами все равно взаимной душевной приязни достичь не удастся. Этой позицией объясняют и закон об оставлении сирот в российском подданстве, и борьбу с геями, и с иностранными агентами, и прочие ужесточения последнего времени.
Я давно ощущал некоторую тревожность этой ситуации, но она была безотчетной, в том смысле, что ее трудно было облечь в слова. Нет, понятно, что, скажем, в армии или в тюрьме любой москвич провоцирует в обобщенном россиянине девиантное поведение, да и в штатской жизни такое встречается прямо на улицах. Но это можно рассматривать как обиходную географическую драчливость — при традиционном расселении в России было принято, чтобы одна деревня ходила на речку бить другую, а Москва как главная деревня вызывает желание побить ее у всех остальных. Использование естественного желания тружеников уралвагонзаводов двинуть москвичу в рыло в борьбе с оппозиционным движением является интересным начинанием, и этот ход много говорит о ментальности запускающих его политтехнологов, но с другой стороны, чем не предвыборная стратегия — главное же мобилизовать электорат. Тревога моя была связана, однако, не столько с опасением получить по морде на улице, сколько, не поверите, с заботой о государстве.
Слова нашлись случайно в процессе перечитывания книги Александра Янова "Россия и Европа". Я там наткнулся на историю возникновения приказа Тайных дел. Это один из абсурдных эпизодов историографии. Понятно, что с таким названием за этим приказом, созданным царем Алексеем Михайловичем, подозревали нехорошее. В смысле, что это было начало российской тайной полиции, тем более что сотрудники этого приказа обладали удивительными полномочиями — они могли вмешиваться в деятельность любых других приказов, обязательно сопровождали послов и воевод, должны были информировать царя о действиях его чиновников, а в иностранных государствах — о военном, экономическом и политическом состоянии страны пребывания.
Александр Янов однако же обратил внимание на совершенно какие-то дурацкие дела, которыми занимался этот приказ. Он как-то ведал не только внешней разведкой и состоянием вооруженных сил, а также некоторыми экономическими проблемами, но отчего-то попугаями, которых завозили для царя из-за границы, плодовыми деревьями, виноградом, импортом предметов роскоши, музыкальными инструментами, изготовлением и импортом вин и ликеров, медикаментами, обустройством резиденций и всем таким же.
Вообще-то об этом приказе мы знаем благодаря его сотруднику Григорию Котошихину, шведскому шпиону, а потом перебежчику. Сохранились его описания деятельности приказа для администрации Карла XI. Григорий и сам сохранился в довольно странном виде — счастливо бежав из России в Швецию, он через несколько лет пребывания там, как это иногда бывает с русскими разведчиками, погорел на бабе. Убил в пьяной драке мужа своей любовницы, был осужден, казнен, а скелет его, за неимением родственников, был передан в анатомический театр университета в городе Упсала. Считается, что под именем "Грегора Катошкина" он все еще служит студентам для изучения медицины. В принципе, российские спецслужбы могли бы обратить внимание на этот артефакт, служащий, скорее, наглядным пособием судьбы первого документированного перебежчика — сотрудника спецслужб, чем препаратом. Его бы стоило выкупить и поставить в вестибюле на Лубянке в назидательных целях.
Так вот, кратко сообщив об общем устройстве и полномочиях приказа, он дальше писал про птиц. Отчет шведской разведке — про птиц. "Да в том же Приказе ведомо птицы, кречеты, соколы, ястребы, челики и иные; а бывает теми птицами потеха на лебеди, на гуси, на утки, на жеравли, и на иные птицы, и на зайцы, и учинен для тое потехи под Москвою потешной двор; да для тое ж потехи и для учения учинены соколники со 100 человек, и на том дворе летом и зимою бывают у птиц беспрестанно, днюют и начюют, а люди пожалованные денежным жалованьем и платьем, погодно, и поместьями и вотчинами, и будучи у тех птиц пьют и едят царское; а будет у царя всяких потешных птиц болши 3000, и корм, мясо говяжье и боранье идет тем птицам с царского двора; да для ловли и для учения тех же птиц, на Москве и в городех и в Сибири, учинены кречетники и помощники, болши 100 человек, люди пожалованные ж; а ловят тех птиц, под Москвою и в городех и в Сибири, над озерами и над болшими реками на берегах по пескам, и наловя тех птиц привозят к Москве болши 200 на год; и посылаются те птицы в Персию с послы и куды случится",— это примерно треть из написанного им про птиц и чуть не половина всего донесения.
Янов не разбирает этой истории подробно, он говорит лишь, что на поверку — история Тайного приказа, по сути, оказывается службой снабжения царя. Дальше Янов говорит следующее — смотрите, территория российского государства увеличилась за время правления Алексея Михайловича в семь раз. Но при этом государство занимается не освоением территории, а тем, как отдельно себе обустроить европейскую жизнь — с предметами роскоши, с театром, с попугаями и т.д. Это государство в государстве.
Проблема в том, что этот самый приказ Тайных дел занимался все же не только птицами, а именно, что всем сразу — и шпионажем, и устройством артиллерии, и наблюдением за воеводами — по сути, он собирал в себе зачатки тех функций, которые у нас выполняет президентская администрация вместе с управлением делами президента. Есть власть с ее институтами, законами, разными формами управления. А есть инстинкт власти, и там важный вопрос в том, чего хочется достичь в результате. От нас до Алексея Михайловича почти 400 лет, но инстинкт проявляется устойчиво в том смысле, что государственное управление у нас как-то непосредственно связано с желанием завести себе европейский обиход. Виллу, яхту автопарк, костюмы, украшения, деликатесы, ликеры вот, развлечения. Кстати, вот многие недоумевали, чего это был за полет со стерхами. А может, стоит с культурологической точки зрения обратить внимание на древние традиции соколиной охоты, которой ведал приказ Тайных дел?
Вот что имеется в виду, когда говорится, что Москва зажралась? В Москве миллион чиновников. Вместе с членами семей — несколько миллионов. Вы уверены, что московские рестораны, магазины, московская недвижимость, машины, парки, театры, школы, университеты не имеют к ним никакого отношения? Не правильнее ли предположить, что именно они и являются потребителями товаров и услуг, которые вся эта инфраструктура производит? Или вы всерьез полагаете, что все это потребляется московскими студентами, пенсионерами, преподавателями вузов, офисными работниками — ну кто на Болотную ходил? На доходы от иностранных спецслужб, которые платят за участие в митингах? Ну это же никуда не годится!
Это тонкий электоральный ход — переключить неприязнь к столице в неприязнь к протесту. Но есть издержки, потому что в основе это ведь вовсе не неприязнь к оппозиции, а к тому самому государству в государстве. Можно подменить одно другим, но это такая разводка, которую трудно тянуть долго. В русской истории есть рифмующиеся эпизоды — когда в 1905 году правительство призывает солдат бить чистую публику, которая зажралась, бузит и не уважает царя-батюшку, и 1917-м, когда дезертиры бьют чистую публику, а заодно и магазины, рестораны и дома, да и царя-батюшку тоже. Суть процессов различна, но надо полагать, чувства людей, которые бьют, примерно одинаковы — ненависть к этому спруту, который присосался и вон как живет. Надо бы тут как-то поаккуратнее.
Есть ведь вопрос, где это государство в государстве расположено, и он сильно коррелирует с вопросом о том, как же так получилось, что Москва стоит посереди России и пьет из нее соки. Нет ли подозрения, что она и развилась из вот этого построения государства в государстве? И поэтому у нее свой стандарт жизни, доходов, образования, медицинского обслуживания, снабжения и т.д.? Все же у нас не так, что Нью-Йорк отдельно, а Вашингтон совсем в другом городе. У нас Вашингтон как раз в Нью-Йорке и разжирел не на частном бизнесе, а вовсе наоборот — на государевой службе.