Вчера больше 300 членов архиерейского собора встретились в Андреевском зале Кремля с президентом России Владимиром Путиным. Патриарх московский и всея Руси Кирилл сформулировал уникальную формулу жизни в состоянии отделенности церкви от государства: церковно-государственное партнерство. Владимир Путин поддержал его, заявив об отказе от вульгарного понимания светскости. О принципиально новых подходах, которые доводят церковь и государства едва ли не до взаимного слияния и поглощения, — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Члены архиерейского собора собрались в Малахитовой гостиной и в Александровском зале Кремля за два с лишним часа до встречи с Владимиром Путиным. На мой вопрос, отчего так рано, один из них после тяжких раздумий ответил:
— Лучше прийти раньше, чем опоздать.
Я хотел было сказать ему, что в гости к Богу не бывает опозданий, но побоялся, что он меня неправильно поймет.
Между тем, когда первые архиереи уже допивали вторую чашку чая в Александровском зале, последние еще не прошли рамку металлоискателя на входе в Большой Кремлевский дворец: проход был обременен большим количеством металлических цепей и знаков отличия на груди священнослужителей. Звон стоял просто колокольный.
Сам собор пройдет со 2 по 5 февраля в храме Христа Спасителя. Ожидается, что, кроме прочего, члены собора обсудят такие принципиальные вопросы, как отношение к ювенальной юстиции и введению универсальной пластиковой карты, в которую будет записана вся личность человека, в том числе верующего.
Я подошел к одному из епископов, стоявших, кажется, неестественно прямо возле накрытого белой скатертью высокого круглого столика, на котором лежал только его же головной убор. Это был епископ Ржевский Адриан.
Я поинтересовался его мнением насчет этих важнейших вопросов, по которым предстояло сформулировать позицию церкви.
— Ювенальная юстиция? — переспросил он. — Это размывание устоев церкви! Не может ребенок взрослых воспитывать! Это уродство! Во главу угла должно быть поставлено воспитание самого ребенка.
Интересно, подумал я, а что если завтра позиция архиерейского собора не совпадет с позицией отца Адриана? Повторит ли он свои слова? Как бы то ни было, передо мной стоял, мягко говоря, не трусливый человек (впрочем, возможно, он просто уже знал, что думает по этому поводу церковь).
— А отношение к универсальной электронной карте у меня спокойное,— продолжил отец Адриан.— Не хочешь — не принимай ее.
— Ни сердцем, ни душой? — уточнил я.
— Конечно,— кивнул он.— А если это нужно для удобства работы государственной структуры, можно и не обращать на это внимания.
— Но если такой вопрос стоит в повестке дня, значит, кто-то из ваших коллег обращает внимание,— добавил я.
— Кто-то обращает,— согласился отец Адриан.— Кто-то видит здесь ущемление свободы, в том числе вероисповедания.
— А вы не видите.
— Я не вижу,— с достоинством ответил отец Адриан, не меняя своей неестественной позы.
Хотелось вытянуться рядом с ним за этим столиком и просто помолчать.
Но я не мог молчать. В этот раз (архиерейский собор собирается не реже одного раза в четыре года) участвовать в церковной дискуссии будет гораздо больше архиереев, чем в прошлый: идет разукрупнение епархий (их сейчас двести сорок семь, на шестьдесят больше, чем было, когда собор собирался в последний раз). Об этом я и хотел спросить отца Адриана.
— А вот в светском государстве, наоборот, есть тенденция к слиянию субъектов федерации,— сказал я ему.— Чтобы было меньше бюрократического аппарата.
— Церковь,— на этот раз резко ответил он,— не может быть забюрократизирована. У нас просто нет возможности создать огромный аппарат. И это позволяет эффективней править.
— Править? — переспросил я.
— Ну, управлять,— поправился отец Адриан.— Нет, все-таки править. Епископ ведь называется правящим.
В отличие от губернатора, например. Потому что правящим в светском государстве по факту является только президент.
Через час в Андреевском зале Кремля архиереи встретились наконец с Владимиром Путиным.
— Пожалуйста, прошу вас,— предложил он им сесть.
Триста человек с шуршанием и шорохом, который по звуку напоминал полет огромной стаи летучих мышей, сели, приподняв перед этим рясы. Фотографы могли бы снимать это событие на черно-белую пленку: других цветов за длиннейшим столом в Андреевском зале не было.
Зрелище было величественным и заранее подавляло волю к сопротивлению. Имело смысл сразу согласиться со всем, что будет сказано.
Казалось даже странным, что вся эта черно-белая глыба столько времени ждала только одного человека, и то большей частью светского, и надеялась услышать от него что-то важное для себя.
И она услышала. Президент, сидя во главе стола рядом с патриархом, сказал Архиерейскому собору, что надо уходить от вульгарного понимания светскости. Смысл сводился к тому, что человек имеет право стирать грань между церковью и государством хоть до полного исчезновения и осуществлять их смычку в своей душе, а церковь вместе с государством должны как умеют помогать этому.
Раньше глава государства так по этому поводу не высказывался.
Патриарх Кирилл поддержал президента:
— Мы благодарим светскую власть за то, что она не вторгается в церковную жизнь, и при этом мы имеем сотрудничество с ней в смежных отраслях.
Более того, к концу своей короткой речи патриарх зашел гораздо дальше, чем мог бы зайти к концу даже самой длинной речи:
— Я хотел бы поблагодарить вас, ваше высокопревосходительство, за тот диалог, в результате которого складывается система церковно-государственного партнерства.
Так отделение церкви от государства до сих пор тоже никто не называл.
После этого встреча превратилась в пресс-конференцию. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий спрашивал Владимира Путина, не пришло ли время "уравнять в правах церковные организации, которые проводят работу в социальной сфере, в правах с такими же государственными организациями, которым выделяются немалые деньги на содержание..."
— Но если мы уравняем,— отвечал господин Путин,— тогда нам надо будет влиять на содержание сети этих организаций (при церкви сейчас функционируют десятки больниц и детских домов.— А. К.) и контролировать их. Мы не можем бесконтрольно расширять сеть и в то же время финансировать ее.
— Контроль-то и сейчас есть,— откликнулся митрополит Ювеналий,— и мы его не боимся! И руки свободные есть!
— Я же про это и говорю,— отвечал господин Путин.— Под определенное количество коек, учреждений, людей у государства, если оно финансирует, предусматривается план. Негосударственные учреждения такому планированию не поддаются. Они возникают, они исчезают...
Так не удалась попытка лишний раз зафиксировать церковно-государственное партнерство в попытке довести его до полного абсурда.
Митрополит Архангельский и Холмогорский Даниил тоже просил о дополнительном финансировании — сначала Валаама.
— Но у нас, прошу прощения, как всегда, минимум два в одном. Соловки тоже нуждаются в особом администрировании... Заранее спасибо.
На этот раз господин Путин не смог отказать митрополиту.
А ведь сколько еще глав субъектов... ой, то есть епархий, не выговорились.