Четыреста лет назад, 3 марта 1613 года, Земский собор избрал на царство Михаила Романова. Так начались три века романа России с Романовыми. Юбилейные торжества династии в 1913 году нашли подробное отражение на страницах "Огонька"
Фото: РИА НОВОСТИ
Фото: Огонек
По иронии истории, Николай Романов отрекся от престола чуть ли не в тот же день, когда избирали на царство его предка,— 2 марта 1917 года.
Между ясноглазым царем-мучеником, кротко взирающим на нас со свежеписаных и еще пахнущих лаком икон, и этим невзрачным мужчиной с помятым лицом на фотографиях в "Огоньке" столетней давности — на них он главный герой, конечно же Государь, Самодержец, Его Императорское Величество — дистанция огромного размера. Наверное, такая же, как та, которую прошла Россия за эти 100 лет без Романовых.
Что надо было сотворить со страной, чтобы один из самых бездарных ее правителей, не обладающий ни умом, ни харизмой, ни волей, ни способностью выбирать людей из окружения (ни способностью сформировать окружение), утопивший любезное Отечество сначала в чужой войне, а потом в своей крови, стал казаться образцом нравственности и монархической мудрости?!
Фотографии тех лет — а "Огонек" представляет их в избытке — честней нынешних новостных программ. Это сегодня чудеса операторского мастерства способны сделать из человека с вполне заурядной внешностью и даже с некоторым количеством физических недостатков супермена. Но тогда, 100 лет назад, хроника не умела скрывать изъяны героя. Невысокий, сутуловатый, с несвежим, каким-то непроспавшимся лицом. Почему-то всегда в мятой одежде. Почему-то всегда ощущение искусственности и фальши ситуации, хотя смотры и приемы, запечатленные хроникой,— это те самые процедуры, которые хозяином страны исполняются на автомате. Рядом высокая, похожая на обиженную птицу, женщина. А ведь для публикаций во все времена выбирались картинки, изображающие власть в самом товарном ее виде. "Какие-то они неосанистые",— говорила чеховская героиня по другому поводу. Так и тут: маленькая серая фигурка на фоне человеческих толп и огромных площадей кажется случайной.
Фарфоровые Михаил Федорович и Николай II — одно лицо
Фото: Огонек
И — обреченной. Где ему совладать с этой бурлящей историей, наваливающейся на него, закручивающей в свой круговорот. Фотохроника — как знамение и страшное пророчество. Но он, помеченный на фотографиях крестиком, чтоб не затерялся в людской каше, не видит. Он принимает хлеб-соль от крестьян на вышитом полотенце, садится в коляску, хмуро рассматривает изделия народного промысла.
Сто лет назад Россия отмечала трехсотлетие дома Романовых. И — судя по тому же "Огоньку" — впервые хорошо рассмотрела свою власть. Потому как имела возможность ее рассмотреть — все издания, не только "Огонек", были забиты материалами, посвященными юбилею. Это был мощный пропагандистский удар — ни один из номеров не обходился без дежурных подач (причем выделялось на них полосы по три-четыре) — и бездарный, как всякая обязательная любовь к власти. Подозреваю, что это была первая в Отечестве тотальная промывка мозгов — до этого ни соразмерного повода, ни сформировавшейся системы пропаганды еще не существовало. Как и всякое казенное мероприятие, на которое брошены все силы бюрократической машины, кампания достигала ровно противоположной цели, возбуждая вместо верноподданнических чувств раздражение и недоумение.
Портреты основателей династии на обложке. И внутри. И так номерах в двадцати, не меньше.
Академик Адамсон в своей мастерской с памятником, посвященном трехсотлетию дома Романовых.
Ипатьевский монастырь в Костроме во всех видах и планах. Звонница, палаты Романовых, кресло царя само по себе и царское место в монастыре.
Памятник царю Михаилу Романову и Ивану Сусанину в Костроме. В другом уже номере — репортаж из свободного села Коробово. В награждение за подвиг коробовского уроженца Ивана Сусанина село было освобождено от всяких налогов и обязанностей перед государством. Между делом выясняется самое интересное: село не подпадало ни под одну юрисдикцию. И, как с недоумением пишет корреспондент "Огонька", коробовскую крестьянку, приговоренную за кражу к аресту, никто не мог арестовать — не было такой власти, которая бы могла исполнить приговор. Коробовские белопашцы, как их называли, не платили церковные требы, не поставляли рекрутов в армию. Проиллюстрирована же статья была фотографией потомка Сусанина — бородатого угрюмого мужика, притулившегося под березкой.
Хотя толпа "играла" царя, у самого царя это плохо получалось
Фото: Огонек
Несколько репортажей из дома бояр Романовых на Варварке. Еще в конце XIX века на волне интереса к национальной истории и моды на "русскость" он был превращен в один из первых музеев. Его экспонаты подробно представлены читателю: куклы будущего царя, ларцы, стул, его посуда. Его детская. Его шахматы и башмачки сестры-царевны. Опочивальня маленького Михаила Федоровича. Комментарий: "Бездна красоты, вкуса и высокого художества в росписи стен". При тщательном знакомстве с предметом выясняется, что в палатах вместо исторической реставрации был произведен "евроремонт", стены зашиты дорогой парчой, пол замощен дорогой плиткой. Архнадзора на них не было!
А еще был музей дома Романовых в Костроме. И оттуда читатель получает несколько разворотов фотографий.
А еще гробница матери Михаила Романова — инокини Марфы в Ростове Великом.
Естественно, не обошлось без рассказов о гонениях на Романовых. Журнал пишет о том, как Борис Годунов притеснял и изничтожал Романовых, почуяв в них конкурентов. Может быть, может и не быть. Если не принимать к сведению глухие исторические свидетельства о каких-то корешках, которыми дядя будущего царя якобы собирался извести Бориса.
В общем, как выясняется, и век назад Россия была страной с непредсказуемым прошлым.
А еще репортаж из Антониево-Сийского монастыря, где был заточен отец будущего царя — митрополит Филарет, жертва режима. Это в какие же стародавние времена оттачивались привычные пропагандистские штампы...
И вышитый платок, изображающий возвращение папы царя в Москву из заточения. На платок водружена икона, которую крестьянская группа Думы преподносит Николаю II. Народ любит царя, ага.
Масштабное и долгое турне царственной четы по памятным для монархии местам: Нижний Новгород, Кострома, Ярославль, Москва. Эх, не было тогда "Твиттера", и раздраженная общественность не могла поделиться обидами — кому велели за свой счет покрасить забор или переложить мостовую, а кому категорически запретили подавать жалобы на произвол, мол, хуже будет. За полвека до тех событий Герцен описывал приезд цесаревича в Вятку и судорожные попытки местного начальства произвести впечатление и удержаться при должности. Не удалось, пишет Герцен, ни того, ни другого. Можно только догадываться, как местная власть сбивалась с ног в приготовлениях юбилейного монаршего визита.
Фотографии запечатлели закладку памятника Минину и Пожарскому в Нижнем, многочисленные процессии в ожидании государя, крестные ходы, преподнесение хлеба-соли (18 раз в трех номерах подряд), народные депутации.
Канонизация Гермогена привлекла в Москву армию нищих и убогих. Власть с умилением усмотрела в этом любовь к себе
Фото: Огонек
Но, конечно, апофеозом религиозно-монархического экстаза была канонизация патриарха Гермогена, святителя, призывавшего к борьбе с польской интервенцией. Каковая и увенчалась воцарением Романовых. С патриархом, честно говоря, история темная. Судя по всему, он вел свою игру, хоть и скрепя сердце, но согласился признать русским царем польского королевича Владислава. Правда, при условии, что тот примет православие. Об этом "Огонек" не пишет, зато пеняет историкам Соловьеву и Ключевскому, что они "мало отводят места патриарху Гермогену, не признавая его огромного значения и не упоминая о его грамотах-воззваниях". И публикует фотографии Московского Кремля, облепленного богомольцами и увечными, пришедшими поклониться мощам. Соловьев и Ключевский за прошедшее время так и не исправились, а памятником Гермогену озаботился уже патриарх Кирилл в наше время.
Если ли хоть малый шанс отнестись всерьез к этому верноподданническому потоку? Есть ли возможность хоть немного уважать власть, которой потребна такая любовь? Или она, смахивая непрошеную слезу, искренне думает, что это — от полноты чувств-с?
Ведь не считаем же мы, что люди, жившие 100 лет назад, были глупее, хуже образованы и менее остры на язык, чем мы нынешние. Что их не рвало на родину от хорошо оплаченной любви к власти? Что они любили царя, не видели поповского лицемерия и искренне полагали, что народу нужно не образование и больницы, а канонизация патриарха Гермогена? И не тогда ли зарождается это русское "Достали!", которое спустя всего четыре года разнесло империю на атомы? Не та ли Россия, которой не видно за лубочными крестьянами, деловитыми священниками на крестных ходах, почтительными до немоты чиновниками, пытающимися притереться поближе к государю, приговорила 300-летнюю монархию?
Сто лет мы потратили на то, чтобы сначала оклеветать Романовых, превратив бесцветного Николая II в "кровавого". Потом мы воспроизвели их отвратительную бюрократическую машину, враждебную любой мысли и чувству свободы. Потом мы их полюбили и канонизировали. Не пора ли уже от них освободиться?