Борис Ельцин подписал указ "О призыве на военные сборы граждан, пребывающих в запасе". Военнообязанные мужчины до 45 лет, не пожелавшие расстаться с 51 руб. 60 коп.— таков суммарный штраф за две неявки в военкомат, теперь смогут вспомнить молодость. Трудно сказать, что будут представлять собой нынешние сборы запасников, зато точно известно, какими они были раньше. Своим опытом военных сборов поделился капитан запаса, депутат Госдумы Константин Боровой.
Меня призывали на сборы пять раз. Но я был там только дважды: один раз, когда учился в МИИТе, второй — летом 1975 года, когда я уже работал в НИИ и преподавал в вузе.
В то время семейный бюджет складывался в основном из моих гонораров. А тут — сборы. Нас направляли куда-то под Ярославль на два месяца. А у меня лекции, жена, пятилетняя дочь... Жена расстроилась и даже обиделась: почему-то думала, что я еду отдыхать. Отделаться я не смог, хотя и уговаривал военкома. Пришлось бросить лекции и семью и ехать на сборы.
Запасники тогда назывались "партизанами". Потому что у нас не было какой-то формы одежды — одевали во что придется. Мы носили старые, заношенные до дыр вещи. И к тому же нас не заставляли стричься и бриться. Вот все и приехали — кто с бородой, кто с длинными волосами по моде того самого 1975 года. Представляете, какими чучелами мы выглядели. На мне, например, как сейчас помню,— старые офицерские галифе, солдатская рубашка, ремень висит, длинные волосы, а на них пилотка. Бравыми офицерами выглядели! Но всем было на это наплевать — лес кругом да одни мужики...
Моя военная специальность — командир железнодорожных войск. По статусу я должен был командовать взводом солдат. Но на деле солдат мне не доверили. Я сам был почти что солдатом.
Поселили в палатках. Поначалу кадровые офицеры пытались нами командовать, водить строем в столовую. А через неделю уже никакого внимания на нас не обращали. Им было выгодно брать резервистов: частям, которые брали запасников, сразу выделяли дополнительные деньги и технику. Вот они сквозь пальцы на все и смотрели... Однако учебную программу все-таки не отменяли. Каждый день надо было ходить на теоретические занятия — это называлось "освоить новый материал". Обязательным было также вечернее построение. Один раз, помню, были даже учения. И вот мы, взрослые мужики, бегали, преодолевая препятствия, а над нами что-то хлопало. Якобы мы на войне и в нас стреляют. На учения подняли ночью, "во внеурочное время". Но это только так говорится: старшина заранее предупредил, когда нас придут будить, и мы с точностью до секунды знали время подъема.
Но армия есть армия, и там даже "партизанам" везет на командиров. Нам тоже приставили одного — молодого командира батальона. Может, он и не моложе нас был, но глупее — точно. Мы все — взрослые мужики с высшим образованием. А он вдруг слишком всерьез отнесся к свои командирским обязанностям: грубо разговаривал, наряды раздавал. В общем, обращался с нами, как с солдатами. Мы же считали себя людьми вольными и, естественно, каждый вечер до вечернего построения ходили в город. Это даже не называлось самоволками — просто взрослые люди уходили погулять. И вдруг комбат решил наказывать нас за это — наряды вне очереди давать. Тогда наша рота сильно обиделась и тоже решила его наказать.
Однажды, когда полученные от него наряды вне очереди показались нам особо несправедливыми, на вечернем построении мы устроили представление под названием "экстрастроевой шаг". Тогда впервые появилась водка "Экстра", и мы ко всем военным определениям добавляли эту приставку. Нарочито демонстративно прихрамывая на левую ногу, мы пошли к плацу. Причем никто никого не подговаривал: просто кто-то начал прихрамывать, а остальные подхватили. Комбат нас останавливает, орет: "Сейчас все наряды получите!" Мы остановились, промолчали, а когда начали маршировать — снова захромали. А не вести нас на плац он не мог — вечерний сбор там был обязателен и для солдат, и для "партизан". Так мы и промаршировали на плац — прихрамывая. Как же тогда весь плац хохотал: и офицеры, и даже солдаты. Естественно, этого бравого командира тут же от нас убрали. Подальше от позора.
Вообще, трудно было всерьез относиться к происходящему. Особенно к теоретическим занятиям. Вместо того чтобы слушать длинные рассказы, достаточно прочитать брошюру за 10 минут. Семинары проводили местные, из части. Был у нас один такой. Рассказывал о международной политике. При этом сам даже читал с большим трудом. Очень было весело, когда он нам, образованным людям, пытался на пальцах объяснить что-то про международную политику. Просто душил смех. К сожалению, он нас быстро покинул: его оскорбляло наше к нему отношение.
После сборов очень трудно входить в обычный режим жизни. Разговаривать учишься чуть ли не заново — на сборах общались только матом — и к нормальной речи привыкаешь только через несколько недель. Впрочем, были люди, которым сборы очень нравились. Но это или отпетые алкоголики, или бездельники, или те, кто просто хотел отдохнуть от семьи. Все остальные искали любую возможность избежать этой неприятной обязанности. Мне посчастливилось избавиться от нее раз и навсегда. Когда пришла очередная повестка, вместо сборов военком предложил мне сделать за него курсовую — он учился в военной академии. И я стал писать для него курсовики после каждой повестки...