Тамара Морщакова, заслуженный юрист России, в 1991-2002 годах — судья Конституционного суда:
— Ни за что. Это противоречит нашему Основному закону и нравственности. Если мы хотим вернуть смертную казнь, нам придется выйти из Европейской конвенции и Совета Европы. А последствия для общества будут еще страшнее — государство сможет расправиться с любым человеком, который не сумеет доказать свою невиновность, даже если он действительно не совершал преступления. Сегодня наши суды и так работают, как карающий орган, часто выдумывая те или иные составы преступлений. Страшно представить, что будет, если нам вернут смертную казнь.
Михаил Веллер, писатель:
— За убийство. Если человек идет на это с заранее обдуманными намерениями, из садистских или хулиганских побуждений — он заслуживает смертной казни.
Генри Резник, президент Адвокатской палаты Москвы:
— Ни за что. Смертная казнь — особый, изуверский вид убийства. Хотя ничего удивительного в этом высказывании не вижу — сторонников смертной казни много, причем практически во всех странах, в том числе в европейских, где смертная казнь отменена.
Павел Лунгин, режиссер:
— Не могу сказать однозначно. С одной стороны, мое сердце и душа сопротивляются идее смертной казни. Как сказано у Булгакова, только тот, кто подвесил меня на этом волоске, может его обрезать. С другой стороны, есть люди, которые сами себя исключили из человеческого рода, и вряд ли стоит быть к ним великодушными. Наверное, должен быть какой-то ареопаг мудрейших людей, которые вправе решать этот сложнейший вопрос.
Ирина Хакамада, писатель, телеведущая, член Совета по правам человека при президенте России:
— Наша судебная система не имеет права на смертную казнь и по сути, и по форме. Если же абстрагироваться от нашей судебной системы, то смертная казнь должна быть за преступления против человечества. Впрочем, есть альтернативное наказание — пожизненное заключение без права на УДО. И в случае судебной ошибки все можно исправить, а для нас это очень важное условие.