В Москве наконец-то показали "Сибирского цирюльника". Первым и самым сильным впечатлением кремлевской премьеры фильма Никиты Михалкова оказалась чудовищная "VIP-Ходынка" на входе.
"Съезд гостей в 17.00. Вечерний костюм обязателен",— гласил текст глянцевого, юнкерским знаменем украшенного и необыкновенно роскошного пригласительного билета. Вопреки утверждению самого Михалкова о том, что цена заветной бумаженции доходила до $700, персонажи, стрелявшие билеты на подступах к Боровицким воротам, платежеспособными не выглядели. Зато стоянка машин перед воротами, оглашаемая звонким матом запыхавшихся гаишников, точно отвечала представлению о всемирном автошоу в Солнцеве, если б таковое проводилось. Однако, выгрузившись из транспорта, счастливые обладатели приглашений сразу попадали в атмосферу сугубо национальную: четыре с половиной тысячи человек пытались протиснуться через пять рамок-металлоискателей. Рядом со мной давили Олега Янковского и Эльдара Рязанова, знакомые лица мелькали всюду, куда досягал взгляд. Дамы, топча шпильками полы шуб, работали локтями. К семи вечера гости пробились.
В фойе перед сеансом публике предложили один, но сильный аттракцион: во всех углах были расставлены художественно оформленные прилавки, с которых торговали новым продуктом — одеколонами "Юнкерский #1 и #3". Непосредственно передо мной пробный занюх под негаснущим светом телевизионных софитов произвел В. С. Черномырдин. Вот он повел носом, втягивая драгоценный аромат. Напряженный миг! Мне показалось, экс-премьер слегка оторопел. Но промолчал, сдержался. Пробую сам — действительно, отдает конюшней. Что же до обещанного Михалковым запаха свежевыбритой щеки и первой морозной рюмки водки — не уверен. Возможно, это пахло от меня.
Прогулка по фойе заставила думать, что не зря так долго и придирчиво обыскивали при входе. Кого здесь только не было. Борис Березовский что-то увлеченно обсуждал, привалясь к колонне. Жириновский раздавал интервью всем желающим и нежелающим. Сергей Ястржембский как-то особенно многозначительно смотрел поверх присутствующих. Проще сказать, кого не было: Ельцина и Лужкова.
Лужкова ждали до последнего. Толпа долго кружилась в зале, поглядывая на одинокого Михалкова с рацией в руках в пустом правом ряду. Увы. Сдержанная боль прозвучала в приветственном слове режиссера. "Юрий Михайлович на объездах". Даром пропали две вклеенные в фильм компьютерные панорамы с храмом Христа Спасителя.
Но вот — началось. На сцене, позади Михалкова, свисают два гигантских платка Hermes, по художественной ценности сопоставимые с гжельскими чайниками и жостовскими подносами, а по цене — с приличной дубленкой. Михалков благодарит всех-всех-всех: от гримера до премьер-министра. Гример встает и раскланивается, премьер недвижим и невидим. Других знаменитостей Михалкову удается поднять с кресел и осветить лучом юпитера. Покорно встают М. С. Горбачев, благоухающий "юнкерским" Черномырдин, продюсер Мишель Сейду, Джулия Ормонд, отец именинника стройный Сергей Михалков. Брата Андрона не вызывают. За него отдувается Ширли Маклейн. Михалков просит смотреть фильм так, как если бы он не хотел быть президентом. Повторяет выстраданное: "Аморально при живом президенте..." Заканчивает расплывчато: "Я буду принимать участие в выборах 2000 года. Как и все собравшиеся здесь. Выполню свой долг".
В фильме два посвящения. В начале — 850-летию Москвы. И в конце — русским офицерам. Так все-таки офицерам или 850-летию? Сам фильм тоже какой-то странный: эдакий "шестисотый" под хохлому. Видно, что сценарий был написан десять лет назад. Тогда Россия входила в моду. А сейчас? Смотрю, недоумевая: папино кино, партийно-правительственная роскошь мизансцен, вялый сюжет. Многим нравится, за спиной две англоязычные дамы всхлипывают, в ключевых местах сюжета (пьют водку, грызут стаканы, кладут икру на блин) публика аплодирует. Овацией встречают выезд императора-Михалкова на белом коне под малиновый звон и его же отъезд под "Боже, царя храни". Бондарчук позавидовал бы. В конце кто-то выкрикнул "Браво!"
Наверное, этим людям и вправду хочется думать, что за стенами Кремля лежит пряничная страна, где тюремные сторожа бегло говорят по-английски, пейзане тешатся кулачными боями и у всех поголовно играет на щеках здоровый румянец.
Финальные титры перекрывает задушевная песня. При появлении певицы на сцене в уме мелькает: неужто Селин Дион? Нет, но не хуже. Разматывается дивной красоты русский флаг размером с госдачу. На авансцене юный цесаревич. К нему стягиваются актеры, осветители, операторы, сценарист. Выделяется Джулия Ормонд — анилиново-лиловым кафтаном.
"Я хочу,— говорит Михалков,— чтобы у нас всех здесь было ощущение, что никакую Россию мы не потеряли". И приглашает всех на фейерверк.
Под гром орудий я выбирался из Кремля. У ворот толпились строители в заляпанных известью робах: смуглые, темноволосые гастарбайтеры дожидались, пока схлынет норково-смокинговая публика. Они шли строить дальше номенклатурную Россию.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Подробнее о фильме "Сибирский цирюльник" читайте на стр. 9.