Кадровый город

В 2011 году Центру Помпиду перепала оказия при помощи разных фондов и частных лиц купить одну из самых знаменитых фотоколлекций в мире — собрание Кристиана Букре, важного историка фотоискусства. Он писал о Баухазе и французском сюрреализме, собирал самые разные фотографии, но особый интерес для него представлял период между двумя мировыми войнами. Из более чем 7 тысяч снимков из собрания Букре можно при желании сочинить массу самых разных историй — от широчайших персональных ретроспектив мэтров до тончайших жанровых или сюжетных зарисовок. Для очередной биеннале "Мода и стиль в фотографии" был выбран самый классический жанр — хронологический показ вещей избранного периода, 1920-х --1950-х годов. Правда, с одной очень важной оговоркой — речь пойдет исключительно о модернистской фотографии, то есть о том, как совсем вроде бы новое искусство сумело догнать, а иногда и перегнать, разогнавшиеся к этому времени уже не на шутку "старые" искусства.

Назвать то, что творилось в Париже в 1920-е годы "французским искусством" язык не поворачивается. Это был первый художественный плавильный котел ХХ века, который с невероятной скоростью поглощал заезжие таланты. И выплевывал их обновленными, закаленными, гиперактивными, с плохим, как правило, французским языком на устах, и не потерявшими ни грана своей индивидуальности. Они учились и начинали учить сами практически одновременно, что в случае с фотографией, например, привело к возникновению почти из ниоткуда плеяды крупных мастеров: Ман Рей, Андре Кертес, Дора Маар, Жермена Круль, Брассай, Жан Мораль, Андре Штайнер, Рене Зубер и десятки других имен пишут здесь свою, совершенно одиозную историю "французской" фотографии.

"Новый взгляд" сюрреалистов и первая профессиональная коммерческая фотография, "иллюстрированная книга современности" и радикальные формальные эксперименты, новый классицизм 30-х и классика раннего репортажа. Олимпийские боги и богини периода нового познания своего тела, фотораздвоение личности и героизация тени, культ предмета и культ личности, живое и мертвое, зрение и слепота — тематика этих фотографий практически точно повторяет основные точки напряжения, занимавшие в это время живописцев. Есть и прямые совпадения: великий Ман Рей — кто он больше, фотограф или художник? Дора Маар, бывшая ассистенткой Мана Рея, снимает обнаженную натурщицу, изломанная тень которой легко может быть приписана кисти Пикассо (или самой Маар более позднего периода). Андре Кертес — фотограф, разбивший монополию живописцев на персональные выставки и оказавшийся героем первой в мире персональной выставки фотографа в 1927-м. А зараженный Кертесом фотографией график, живописец и скульптор Брассай снимает порой так, что никто не посмеет сомневаться в принадлежности фотографии к искусству графики.

Это смешение имен и стилей, техник и видов искусства чрезвычайно характерно для межвоенного Парижа. Здесь все немножко чересчур, с наигрышем, с надрывом, как будто они точно знали, что мушки и газовые атаки Первой мировой не будут для них последними. В этом смысле экспозиционный бросок в 1950-е выглядит выходом в совершенно иное культурное пространство. То, в котором речь ведут Картье-Брессон, "Магнум", "новая волна" и экзистенциализм. Там куда больше человека как такового и куда меньше упоения своими возможностями. Но этот мир интересовал навсегда утонувшего в мире Баухауза и Парижской школы Кристиана Букре явно куда меньше.

Мультимедиа Арт Музей, до 19 мая