В Сахаровском центре в течение трех дней шли «Московские процессы» — экспериментальный спектакль, поставленный швейцарским режиссером Мило Рау и его театральным проектом IIPM (International Institute of Political Murder). Представление было посвящено трем громким судебным процессам против современного искусства в России, связанным с выставками «Осторожно, религия!» и «Запретное искусство» и панк-молебном группы Pussy Riot. На трехдневных слушаниях присутствовала АННА ТОЛСТОВА.
Фото: Фото ИТАР-ТАСС
Прогрессивная общественность узнала о «Московских процессах» лишь в последний день, да и то усилиями властей предержащих — надо признать, с рекламой в Сахаровском центре дело обстоит неважно. Вначале — в сопровождении некоей съемочной группы, представившейся как НТВ,— явились сотрудники Федеральной миграционной службы (ФМС), пожелавшие проверить регистрацию у режиссера-швейцарца прямо посреди третьей части действа, из-за чего спектакль пришлось прерывать на два часа. Затем подтянулись казаки и неразлучный с ними ОМОН, но вольное казачество, стремившееся поучаствовать в слушаниях по делу Pussy Riot, было усмирено журналистом Максимом Шевченко, который играл роль обвинителя, а все же прорвавшиеся в здание центра бузотеры быстро заскучали и ушли. Тут наконец проснулись журналисты, разбуженные запахом международного скандала, и вслед за казаками в импровизированном зале суда с выражением глубочайшей социально-политической озабоченности на лице появилась Маша Гессен. Впрочем, непредусмотренное сценарием вторжение ФМС и казаков, обряженных в папахи и штаны с широченными красными лампасами, только обогатило постановку новыми смыслами — ведь по замыслу этот спектакль и должен будить общественные дискуссии, колеблясь между театром и реальностью.
«Московские процессы» представляли собою нечто среднее между документальным театром, съемкой телевизионного ток-шоу и исторической реконструкцией как жанром современного искусства (в духе reenactment «Битва при Оргриве» Джереми Деллера). Проект был приурочен к десятилетию первого политического процесса против деятелей современного искусства — организаторов выставки «Осторожно, религия!», разгромленной оскорбленными православными. Она, как и вторая осужденная выставка «Запретное искусство», проходила в том самом выставочном зале Сахаровского центра, где состоялся спектакль. Три печально знаменитых дела рассматривали заново, но теперь в суде присяжных, причем в составе коллегии были представители всех сословий, от строителей и пчеловодов до дизайнеров и аудиторов. Судью, идеально войдя в образ, изображала журналистка и киновед Ольга Шакина, в роли защитников выступали адвокат Анна Ставицкая, защищавшая кураторов обеих выставок, и искусствовед Екатерина Деготь, в роли обвинителей — юрист «Мемориала» Максим Крупский и журналист Максим Шевченко. Ну а в качестве свидетелей с обеих сторон привлекались и действительные участники процессов, такие как куратор «Запретного искусства» Андрей Ерофеев или пришедший громить выставку «Осторожно, религия!» президент федерации православных граждан «Боевое самбо» Владимир Сергеев, и просто заинтересованные лица вроде церковного диссидента Глеба Якунина и двух лауреатов премии Кандинского, экс-акциониста Анатолия Осмоловского и евразийца Алексея Беляева-Гинтовта.
Правда, идея «переиграть» прошлое и попытаться выяснить суть дела в пространстве условного, не привязанного к властной вертикали суда вдохновила далеко не всех, кто был причастен к процессам. Юрий Самодуров, бывший директор Сахаровского центра, в итоге вынужденный покинуть свой пост, расценил повторный суд над и без того проигравшими — кураторы лишились работы, художники боятся выставляться, участницы панк-молебна за решеткой — как аморальную «подмену страшной реальности безопасным зрелищем» и отказался играть в нем самого себя. Так что последние слова обвиняемых произносили философ Михаил Рыклин, муж покойной Анны Альчук, которую судили по делу «Осторожно, религии!» и которая потом погибла при невыясненных обстоятельствах, и участница панк-молебна в храме Христа Спасителя Екатерина Самуцевич.
Сразу скажем, что присяжные, невзирая на возникшие среди них разногласия, оправдали художников и кураторов. Однако в театральном суде приговор был куда менее важен, чем сам процесс, симулировавший свободную общественную дискуссию, поле которых в России стремительно сокращается. Как сказал Анатолий Осмоловский, объясняя собственные акции и акции коллег, «искусство не разжигает вражду — искусство разжигает гражданский диалог».
Слушания открыл художник и искусствовед Дмитрий Гутов, выставлявшийся на «Запретном искусстве»: он прочел небольшую лекцию по истории религиозных преследований искусства — от Фидия до Аристарха Лентулова, напомнил, к каким московским процессам отсылает название спектакля, и выразил уверенность в том, что нынешние тоже со временем станут позорной страницей нашей истории. Культуролог и религиовед Елена Волкова, попытавшаяся возложить цветы на солею храма Христа Спасителя в годовщину панк-молебна, а на слушаниях предложившая почтить минутой молчания память поэта и художника Анны Альчук, за что, надо сказать, получила предупреждение от судьи, исчерпывающе объяснила смысл и двусмысленность «Московских процессов»: художники пытаются восстановить «пространство правосудия — попранную справедливость», но сам факт инсценировки суда «говорит о нашем бессилии». А Екатерина Деготь призвала перестать говорить об искусстве, ведь процессы и особенно дело Pussy Riot показали, что речь идет исключительно о политике.
И действительно, речи обвинителей, то и дело называвших своих оппонентов «либерал-фашистами», не отличались особым разнообразием, несмотря на подлинный артистизм Максима Шевченко и подлинное визионерство дугинца Алексея Беляева-Гинтовта, вдохновенно рассказывавшего о космической битве Евразии и Атлантики и непосредственной связи выступлений Pussy Riot с передвижениями флотов НАТО. Обвинение вращалось вокруг одной темы: это «так называемое» искусство — диверсия против устоев России, осуществленная на деньги Госдепа, а посему художник у себя дома может делать все что угодно, но выставлять то, что может не прийтись по вкусу адептам РПЦ, права не имеет. Екатерина Деготь расшифровала эту позицию как признание свободы творчества, но запрет на свободу слова. Зато большим разнообразием мнений и остроумием отличались выступления защитников. Так, художник Александр Шабуров, толкуя провокационные работы «Синих носов», сказал: «Я занимаюсь соединением несоединимого, как и господин Шевченко, называющий нас “либерал-фашистами”».
На слушаниях было немало смешных моментов. Например, Екатерина Деготь виртуозно провела допрос Алексея Беляева-Гинтовта: сначала выяснила у свидетеля, правда ли, что «актуалисты» (опасные для устоев России современные художники) выставляются на Западе и работают на олигархов, и, получив утвердительный ответ, доказала, что он и сам «актуалист», коль скоро многажды выставлялся на Западе и работы его хранятся в олигархических коллекциях. Анатолий Осмоловский же, комментируя «западный» вопрос, очень точно охарактеризовал роль современного искусства, которое власть готова использовать разве что как косметику, когда надо предъявить миру осовремененное, молодое лицо России: «Я помада на губах этого государства». На слушаниях выступало немало ученых — историков религии: Борис Фаликов, Роман Багдасаров, Елена Волкова. Последняя связала радикальные акции художников с традицией юродства, интерпретировала текст панк-молебна как перевод «Отче наш» на современный язык, поскольку его рефрен — это и есть слова «Избави нас от лукавого», советовала не путать веру с «религией власти» и благодарить Pussy Riot как ангелов, посланных, «чтобы показать, сколько в нас ненависти». Обвинители и в самом деле беспрестанно говорили о воинственности православия и о своем праве на насилие.
Самым сильным моментом спектакля, пожалуй, были показания Михаила Баранова, бывшего монаха, который покинул монастырь, разуверившись в чистоте помыслов РПЦ, и продолжил служение как участник «Стратегии 31», корреспондент портала credo.ru и, по его собственным словам, «верующий во Христа как лидера протестного движения». Михаил Баранов признался, что несколько лет назад и сам бы пришел громить выставку «Осторожно, религия!», но теперь изменил свою точку зрения, ведь художники «пытались донести тот взгляд, что Церковь глубоко больна». Волна ненависти и фанатизма, поднятая акцией Pussy Riot, его как христианина потрясла и открыла смысл «иконы» с Калашниковым Авдея Тер-Оганьяна: «Крест, орудие убийства, на каждом православном храме — замените крест на автомат Калашникова». Вряд ли его слова «входя в храм, вместе с шапкой не снимайте голову» будут услышаны многими. Но то, что известная своей атеистической позицией Екатерина Деготь публично поблагодарила Михаила Баранова за мужество, а в перерыве с ним долго и мирно беседовал православный активист Дмитрий Энтео, дорогого стоит. Впрочем, не стоит забывать, что диалог наладился только в пространстве условности: за стенами Сахаровского центра дежурили казаки, ФМС, НТВ и ОМОН.