Управление управляемостью
проект
Государство анонсирует к 2016 году выход из капитала ВТБ и Россельхозбанка. Это означает, что в программу приватизации попадает около 20% активов банковской системы. Однако готовность государства осуществить задуманное пока вызывает сомнение.
Анонсируя постепенную приватизацию, государство по факту только увеличивает свое присутствие в банковском секторе
Фото: Сергей Михеев, Коммерсантъ / купить фото
Процент экономики
Как известно, существуют две основные цели, с которыми может проводиться приватизация: фискальная (избавиться от избыточных активов и привлечь дополнительные доходы в бюджет) и институциональная (снизить участие государства в тех секторах, где необходимо установить более конкурентную рыночную среду, и тем самым получить "оздоравливающий" эффект для всех предприятий отрасли).
Госчиновники по-разному для себя эти цели определяют, и четко выращенной позиции по этому поводу нет. Проблема в том, что достижению первой цели мешает по-прежнему тяжелая экономическая ситуация в России и мире, а для достижения второй требуется определенное время, так как в данном случае действия государства будут иметь отложенный результат.
Сейчас на повестке дня снижение государственной доли в ВТБ — втором по размеру коммерческом банке страны, за последние годы отличавшемся огромным аппетитом к поглощению крупных финансовых активов — правда, не частных, а квазигосударственных (вспомним Транскредитбанк и Банк Москвы). До 2016 года планируется полный выход государства из капитала ВТБ. Пока государство по-прежнему владеет 75,5% акций банка, а наиболее вероятный сценарий, высказанный Минэкономразвития, предполагает в этом году снижение доли государства через допэмиссию не более чем на 10%. Впрочем, и он пока не утвержден как окончательный.
Также в программе приватизации стоит и третий государственный гигант — Россельхозбанк. Здесь мы пока не видим продвижения, даже скорее наоборот: на повестке дня допэмиссия финансового института на сумму до 100 млрд руб., из которых 40 млрд руб. готово обеспечить Минэкономразвития, а по остальным 60 млрд руб. источники пока не названы.
Но широко анонсированная правительством программа приватизации буксует. Рыночная конъюнктура не позволяет продавать активы по выгодным для государства ценам, да и само государство, похоже, еще не до конца определилось, кого, как и зачем хочет продавать.
Думается, что дело не ограничивается только экономическими соображениями отсутствия благоприятных ценовых окон для размещения на открытом рынке. Скорее всего, проблема гораздо глубже: пока крупнейшие банки находятся под крылом государства, многие процессы (как в банковском секторе, так и в экономике в целом) более управляемы.
Возможно, именно по этим причинам в последние годы, анонсируя постепенную приватизацию, государство по факту только увеличивает свое присутствие в секторе.
Взять хотя бы Сбербанк, последовательно наращивающий рыночную долю не только за счет органического роста, но и за счет новых приобретений. В конце 2011 года он создал совместное предприятие с французским BNP Paribas для развития розничного потребительского кредитования, а в начале 2012 года приобрел инвестиционную компанию "Тройка Диалог", дополнив свой бизнес крупным инвестиционным подразделением. Мы сознательно оставляем за скобками международную экспансию крупнейшего российского банка — в конце концов, иностранные активы не учитываются при расчете размера госсектора в банковской системе страны. При этом в прошлом году государство таки продало 7,58% акций Сбербанка в ходе SPO (с коэффициентом 1,3 к капиталу), но оставило за собой контрольный пакет в крупнейшем финансовом институте страны. А ведь, судя по всему, непубличная дискуссия между высокопоставленными чиновниками из различных министерств и ведомств относительно судьбы Сбербанка была весьма жаркой и мнения высказывались разные — вплоть до полной приватизации государственного пакета.
Трехчленный сектор
Сейчас на три упомянутых госбанка (если учитывать ВТБ на консолидированной основе, то есть включая дочерние финансовые институты) приходится около 50% активов банковской системы, 63% выданных корпоративных кредитов и порядка 60% розничных депозитов.
Таким образом, в реальности эти финансовые институты могут в нужный момент выступить проводниками государственной политики, а также каналами осуществления государственной поддержки реального сектора. Наконец, в экстренной ситуации они также могут служить шлюзами, через которые в банковскую систему может быть пущена дополнительная ликвидность. Также крупные государственные монстры являются более гибкими с точки зрения привлечения необходимого финансирования, в том числе из внешних источников. Иностранные инвесторы, учитывая при оценке рисков вероятность государственной поддержки, по умолчанию более благосклонно относятся к вложениям в российские госбанки, чем в отечественные частные финансовые институты.
Конечно, существуют и недостатки государственной собственности в банковском секторе, и они, как обычно, являются продолжением достоинств. Присутствие государства всегда искажает конкуренцию, что в банковском секторе ведет к ряду серьезных отрицательных эффектов.
Во-первых, госбанки оттягивают на себя прибыль, выигрывая за счет более дешевого фондирования и, соответственно, более высокой процентной маржи.
Во-вторых, крупнейшие финансовые институты забирают себе наиболее надежных и качественных заемщиков, оставляя частным игрокам осваивать поле менее качественных клиентов. Таким образом, доминирование крупных государственных банков приводит к хронически более низкой финансовой устойчивости частного банковского сектора.
Интересно, что при этом часто складывается парадоксальная ситуация: качество кредитных портфелей госбанков оказывается ничем не лучше, а иногда даже существенно хуже, чем у рынка в целом. Разгадка парадокса кроется в существенном масштабе директивного кредитования — предоставления кредитов предприятиям и отраслям по указке государства, а не по принципам хорошего управления рисками. Наконец, еще одним важным негативным эффектом является пониженная эффективность регулирования, обусловленная конфликтом интересов. Государство само является и судьей, устанавливающим правила игры, и активным игроком. Нетрудно угадать, в чью пользу в этом случае будет счет.
С учетом всех за и против задача банковской приватизации для государства представляется непростой. Существует целый ряд рисков, о которых предстоит подумать. Выход мировой экономики из кризиса затягивается, и распродажа активов может не принести ожидаемых поступлений в бюджет из-за низких цен на рынке. Таким образом, фискальная цель приватизации может быть достигнута не в полном объеме. В контексте прочих негативных эффектов для перспективного государственного бюджета это обстоятельство может быть существенным.
Еще один риск, грозящий сектору в краткосрочном периоде,— снижение финансовой устойчивости банков из-за ослабления государственной поддержки.
В январе рейтинговое агентство Fitch пересмотрело прогноз по рейтингу ВТБ со "стабильного" на "негативный" в свете грядущей приватизации финансового института, которая, по мнению агентства, будет означать снижение вероятности государственной поддержки в будущем. Впрочем, сам рейтинг кредитной организации остался на уровне суверенного — BBB. Одним из негативных побочных последствий выхода государства из капитала банка может стать и потеря доверия со стороны населения.
Наконец, пожалуй, самый значимый для государства негативный эффект — потеря стратегической управляемости сектора. Угроза лишиться инструмента директивного кредитования, конечно, ограничена существованием специальных институтов развития (в частности, Внешэкономбанка), специально для данной цели предназначенных. С другой стороны, психологически сложно терять такой существенный рычаг влияния на экономику в условиях, когда несырьевой сектор неэффективен и по-прежнему нуждается в существенной поддержке.