Такое признание ВЛАДИМИР ПОТАНИН, бывший первый вице-премьер и глава сначала ОНЭКСИМбанка, а теперь "Интерроса", сделал корреспонденту Ъ ВЛАДИМИРУ Ъ-МИРОНЕНКО. Произошло это на борту зафрахтованного им в Швейцарии десятиместного самолета Falcon, летевшего из Норильска в Москву.
Силовой метод реформирования
— Время с января 92-го до 17 августа прошлого года — это был период реформ или нечто другое?
— Период реформ был гораздо короче. Они происходили рывками. Появлялось желание что-то реформировать — происходил рывок. Потом — остановка. Смотрим, что получилось. Потом откат назад и следующий рывок. Последовательной политики реформирования так и не получилось. К сожалению, совершенно не учли, что жесткие либеральные решения должны приниматься в комплексе, например, учитывая социальную обстановку и интересы производителей. Невозможно заниматься только обузданием инфляции, забывая о целых отраслях промышленности и сельского хозяйства. После "черного вторника" стабильным был только рубль, но с 94-го по 98-й в области промышленной политики и социальной реформы вообще ничего не было сделано. Реформа охватила только финансы. Этого было мало, поэтому она и захлебнулась.
— Чего не хватило реформаторам?
— Был период, когда реформы проводились "силовым" путем. Рассуждали так: да, люди нас не понимают. Но ничего страшного, сейчас сделаем — потом объясним. Как выяснилось, так не бывает. Даже правильные вещи вызвали в обществе очень сильное отторжение. В мой недолгий период работы в правительстве я убедился, что людей, знающих, что и как конкретно надо реформировать, было крайне мало. Например, когда президент поручил мне реформирование угольной отрасли, мне почти не к кому было обратиться. Те редкие специалисты, которые могли мне помочь, находились между собой в антагонистических противоречиях. Каждый имел свою концепцию, свои веские аргументы. И вот сидим мы втроем, а у меня голова раскалывается: кто из них прав — и некого пригласить в арбитры. Как выяснилось, примерно то же происходило в масштабах всей страны. Дефицит квалифицированных кадров привел к тому, что то, что начали, не смогли удержать, а многое даже начать не успели. Кроме того, правительство не было единой командой, в нем работали люди с абсолютно разными идеологическими установками. Одни считали, что нужно приватизировать все и создать благоприятный инвестиционный климат, другие — что не надо приватизировать ничего и заниматься государственным регулированием. Официально идеология правительства считалась либерально-рыночной, а мышление у многих его членов было госплановое. Нынешнее правительство отличается в этом смысле гораздо большим единством. Оно едино хотя бы в том, что стране нужна государственная промышленная политика. А тогда Ясин, Уринсон, Чубайс и, конечно, Гайдар считали, что рынок сам все отрегулирует и ничего делать не надо. Ну а "промышленная" часть правительства выступала оппонентом.
Миттельшпиль реформ
— И все же, каким словом вы бы назвали завершившийся период половинчатых реформ?
— Давайте возьмем шахматную терминологию. Это был дебют. Позиция определилась как достаточно тяжелая, и предстоит играть миттельшпиль.
— Получилась позиция, которой нет ни в одном учебнике.
— Дебют был с новинками, с домашними заготовками, и мы получили позицию, которая не предполагает организацию быстрой атаки на позиции соперника, а требует длительного маневрирования и подготовки к стратегическому наступлению. Соперник в данном случае — это те задачи, которые мы должны решить в рамках реформы. Теперь нам предстоит играть длительную партию в позиции, которая требует тонкого маневрирования.
— То есть 17 августа — это был не крах?
— Это был неудачный ход, приведший к ухудшению позиции, потере фигуры, например пешки. Я бы назвал это ходом в ситуации цейтнота. Его надо было делать, иначе флажок упадет. Думали, что пешку теряем, а потеряли фигуру. Можно было пойти по-другому, но все равно это стоило бы каких-то жертв. Но это не поражение, это не сдача партии, это материальные потери в ходе шахматной партии. Он предполагает выравнивание позиций, подготовку стратегического наступления для перехода в выигрышный эндшпиль.
"Я решал конкретные задачи"
— Вы считаете себя либералом?
— Как это ни парадоксально, нет. Конечно, я — за рынок с его естественными регуляторами. Иначе просто трудно почувствовать пульс экономики. Но я не считаю идею государственного регулирования неправильной. Вопрос только в степени государственного вмешательства. Я против того, чтобы путали госрегулирование с лоббированием конкретных проектов. Я — за проработку четких правил, где ясно прописана роль государства.
— Вы всегда так считали или ваши взгляды изменились?
— Я всегда так считал и своих убеждений за последние годы не менял. Я всегда пытался определить, какая у нас промышленная политика, какие у нас приоритеты и ориентиры. Дело не в поддержке конкретных предприятий, а в создании системы стимулирования развития определенного сектора в экономике через налоговую и лицензионную систему. Я свою задачу в правительстве видел в решении более конкретных проблем. Я занимался тем, что выбивал кредиты Мирового банка, объяснялся с "Росуглем" и Минэкономики. Какие шахты надо закрывать, какие не надо. Обещал, что добьюсь 100-процентного финансирования угольной отрасли в 1996 году, и добился. В этом смысле у меня совесть чиста. Я просто выполнял программу, которая уже была принята.
Государство должно играть в открытую
— Ваш "Норильский никель" нуждается в госрегулировании?
— В некотором смысле да. Без понимания концептуального отношения государства к комбинату сложно строить долгосрочную перспективу в Норильске. Если государственной политикой является стимулирование отселения с Севера людей и сокращение до минимума проживающего там населения, то тактика в отношении развития производства одна. Если такой политики нет, то тактика нужна другая. Частная структура не может решать за государство стратегическую задачу увеличения или сокращения городов на Севере. Это должно быть в рамках государственной политики. А мы готовы подстроить под нее свою финансовую и промышленную политику. Если у государства будет четко прописанная и поддержанная налоговым законодательством политика стимулирования производства конечной продукции, тогда мы начнем думать над тем, чтобы сократить поставки палладия и наладить производство катализаторов в стране. Для меня граница между либерализмом и государственным регулированием заключается в следующем: государство должно прописать правила, задать стратегическую концепцию, поставить цель, а задача либерализма — решить, как добиться успеха, извлечь выгоду на пути к достижению конечной цели, поставленной государством. Скажем, целью, поставленной государством, может быть рост производства в обрабатывающей промышленности. Для этого нужны долгосрочные инвестиции, и государство обязано их стимулировать через налоговые льготы, допустим, с перспективой на пять лет. При этом государство должно объяснить, что если инвестиций не будет, то оно постепенно, опять же через налоги, начнет вас зажимать. Тогда всем будет понятно, что лучше вкладывать в промышленность, чем нарваться на такие большие налоги. Но это же надо написать. Я же не знаю, что будет через пять лет. И меня тоже надо понять. Инвесторы, акционеры доверили мне деньги, и я должен приносить им прибыль. Я не могу только из чувства патриотизма вкладывать в малопонятный проект, если мне неизвестно, будет он поддержан государством или нет.
Еще один передел собственности
— Вы не согласны с тем, что сейчас идет очень своеобразный процесс по вырабатыванию новых схем выхода из этой кризисной ситуации, которые ведут к переделу собственности? И кому не удастся придумать оригинальную схему — тот проиграет.
— Если переделом собственности назвать процесс, когда собственность меняет своего хозяина в результате неэффективного управления, краха, банкротства, переходит в более эффективные руки, то это следует признать естественным объективным процессом. Вообще, без этого процесса экономика мертва. Но не все так уж и плохо. Любой банк, который начал действовать на новой основе после 17 августа,— весьма прибыльный. Финансовые институты неизбежно выигрывают на инфляции. Прибыльными стали многие региональные банки или тот же Росбанк. Он вполне успешно развивается. Инфляция открыла дорогу отечественным производителям, продукция которых стала конкурентоспособной на внутреннем рынке. Все выигрывают от инфляции в следующей последовательности: первым выигрывает государство, потом — финансовые институты, экспортно ориентированные предприятия, все остальные производители. Последним остается население, которое всегда от инфляции проигрывает.
— Если форму извлечения доходов можно представить в виде чередования инфляция--ГКО--инфляция, то постоянной остается только борьба за вечный источник дохода — бюджетные финансовые потоки. Вы с этим согласны?
— Вопрос обслуживания бюджетных средств в значительной степени носит демагогический характер. Есть страны, в которых вообще нет системы централизованного оперирования государственными средствами, например Франция, где обеспечение бюджетных операций происходит через самые обычные банки. Представитель казначейства сидит прямо в уполномоченном банке и наблюдает за процессом. Проблему у нас повернули в некотором смысле с ног на голову. Какая разница, какие банки доводят деньги до бюджетополучателя? К ним должно быть два требования: первое — они должны это делать дешево и быстро, то есть это должно быть менее затратным, чем платежи через государственную систему. И второе — эти банки государство должно заставлять работать так, как это нужно государству. Если государство не умеет заставлять, то, честно говоря, перспектива работать через государственные банки мне представляется гораздо более туманной. Если они не переводят деньги как положено — день в день или следующим днем, то вы их наказывайте, установите штраф, чтобы такое кредитование стало невыгодным. И ни один банк не будет задерживать — кроме различного рода правонарушений, с которыми надо уголовным порядком бороться. И второй момент, здесь есть такой аспект: бюджетополучатели иногда сами не требуют по разным причинам свои деньги. Считается, что они все-таки какие-то деньги оставляют на потом, они их накапливают, не сразу все проплачивают. Если это идет через коммерческие банки, то они на этом зарабатывают, а если это идет через государственную схему — коммерческие банки не зарабатывают, зарабатывает на этом государство. Это вопрос конкретного подсчета.
— Что нужно сделать для того, чтобы как-то восстановить доверие к банковской системе, и сколько времени на это может потребоваться?
— Рано или поздно это произойдет. Невозможно иметь систему коммерческих банков в стране для привлечения инвестиций, денег населения и при этом говорить, что они с бюджетными деньгами не могут работать, потому что им не доверяют. Рядовому гражданину говорят: "Уважаемый товарищ, не храни в подушке деньги, неси их в банк, потому что это все будет работать на экономику страны. Не бойся, выбирай надежный банк — и все будет нормально". Предполагается — и в коммерческий банк. Но при этом гражданину объясняют: "Слушай, комбанки — они такие подлые, мы им бюджетные средства не дадим, потому что они крутят, они обманывают, они задерживают". Получается двойной стандарт. Но так не бывает. Давайте тогда закроем все коммерческие банки и вообще забудем эту тему. Но если у нас есть коммерческие банки, то к ним доверие должно быть такое же, как и к государственным. Ни один здравомыслящий гражданин никогда не отнесет свои деньги в банк, про который ему государство объясняет, что оно в нем свои бюджетные средства никогда хранить не будет, потому что не доверяет и вообще у него более эффективная система. Установите требования, пусть под эти требования не подойдет ни один банк — тогда разговоров не будет. Но установите требования реальные, которые вам нужны. Какая нужна степень надежности, какой аудит, столько лет работы на рынке, какие требования к штату, какие наказания за нарушение сроков оплаты и так далее? Банковская система больна совершенно конкретными болезнями, и это решается не на митингах и не на широких дискуссиях, а в работе ЦБ с банками, с банковской системой. Любые болезни излечимы. Социальная напряженность от того, что населению не выплачивается по вкладам, дороже любых разборок по поводу того, кто достоин быть системообразующим, кто нет. Поэтому население надо, безусловно, поддержать, и тем банкам, которые имеют много вкладчиков, нужно давать кредиты Центробанка под залог контрольного пакета акций или иных форм обеспечения для расчета с населением.
— Идти путем денежной эмиссии?
— ЦБ, как известно, занимается регулированием денежной массы в стране. При этом расширение денежной массы — это не всегда связано с печатанием денег. Это можно делать за счет уменьшения резервирования, например. Существуют разные профессиональные приемы, которые позволяют влиять на состояние денежной массы. Одним словом, эмиссия или ее отсутствие не единственный механизм сжатия или расширения денежной массы. Поэтому, насколько я знаю, многим банкам давались не кредиты, а возвращались резервы для того, чтобы они могли рассчитаться с населением. При этом если поддержание банков, занимающихся работой с населением, абсолютно правильно, то тем, кто просто широко представлен с точки зрения филиальной сети, я, честно говоря, дал бы самим поплавать маленько. Например, ОНЭКСИМбанк никогда не просил кредитов в ЦБ — это бесполезно и не нужно. Он сам проведет переговоры и естественным образом реструктурирует свои обязательства перед иностранными кредиторами, потому что состояние банка позволяет в течение определенного времени рассчитаться по всем долгам.
Банковский естественный отбор
— Что происходило внутри крупных системообразующих банков в последние полгода? Говорят, что произошел массовый вывод активов и они стали абсолютно пусты.
— Вы понимаете, процесс достаточно труднообратимый, потому что если банк прекращает работу с клиентурой, если он сворачивает платежи, то клиентура от него уходит. Здесь грань между правильным и неправильным проходит через следующее: если уходит клиентура — это нормально, если банк не чинит препятствий клиентуре в уходе — это тоже нормально. Но активы должны сохраняться. Банк при этом может какие-то активы продавать, какие-то залоги брать, менять, маневрировать, но очень важно, чтобы он действовал в интересах кредиторов: когда хорошие ликвидные активы выводятся и вместо них берутся плохие, ни один кредитор не поддержит. Существует концепция реструктуризации долгов ОНЭКСИМбанка, существует концепция бизнес-плана, объяснение источников, откуда кредиторы получат свою реструктурированную задолженность, эта концепция в принципе принимается. Но теперь кредиторы перешли к конкретной профессиональной работе над анализом финансового состояния банка, анализом его активов, его бюджета; будет аудит, который должен кредиторам сказать, добросовестно работает банк с активами или нет.
— Где банк найдет столько денег на выплаты зарубежным кредиторам?
— Это является предметом переговоров с кредиторами. Вопрос как раз в том, сумел ли банк сохранить ликвидные активы, потенциальные ликвидные активы, есть ли над чем ему работать? Сможет ли он заработать деньги, чтобы рассчитаться? Инфляция съела значительную часть рублевых пассивов многих банков. Поэтому для тех банков, для которых в основном вопрос ликвидности возник с трех-пятилетней перспективой, я думаю, для них не будет большой проблемы реструктурировать задолженность.
— И все это время они будут пребывать в состоянии комы: ни жив, ни мертв?
— Наоборот, если у них есть перспектива реструктуризации на три, пять, семь или, может быть, даже десять лет своей задолженности, они из комы выходят немедленно после достижения договоренности о ее реструктуризации.
— И на следующий день к него прибегают вкладчики и требуют назад свои деньги.
— Вкладчики — это те же самые обязательства банка. Банк реструктурирует все свои обязательства, в том числе туда входит его работа с вкладчиками. Если он возвращает деньги вкладчикам, для этого должно быть предусмотрены ресурсы. Если он считает, что сразу это сделать невозможно, нужен бизнес-план, куда входит и рекламная кампания, политика на повышение процентных ставок по вкладам или еще что-то. Если после прибегают вкладчики, значит, бизнес-план не сработал. Если есть возможность выплатить деньги, и ажиотаж спадает, это означает, что под бизнес-план были какие-то страховочные резервы, надежность у него определенная была, запас прочности. Если этого не получилось, значит, слабый был бизнес-план, который не выдержал напряжения и лопнул.
Придут ли западные банки в Россию
— Стоит ли вводить систему номерных счетов в России и как вы относитесь к идее амнистии капитала?
— Думаю, это не очень эффективно. Амнистия капиталов и амнистия доходов — это сложная комплексная программа, которая во многих странах проводилась болезненно, у нас пока концепции никакой нет. Просто задекларировали, что номерные счета открывают.
— Насколько зарубежные банки могут быть заинтересованы в работе на российском рынке капиталов и насколько это может быть опасно для российских банков?
— Думаю, не будет опасно. Потому что, если иностранный банк принимает на номерные счета деньги на хранение, он их разместит там, где считает нужным. Он их будет держать в депозитах в Швейцарии или Америке.
— А если условием будет обязательное инвестирование денег в России?
— А им невыгодно принимать деньги у российского населения, если уж они примут решение вкладывать деньги в российскую экономику, они найдут деньги.
— Выходит, им не нужны деньги российского населения, у них свои есть?
— Да, если они решат, что им выгодно вкладывать в российскую экономику, то они дома найдут деньги у своих традиционных клиентов. Поэтому я говорю: либо это нам не интересно, либо им. Для них не приманка — сбор денег населения. А если мы разрешим им эти деньги вывозить, какой смысл? Экономика России ничего от этого не получит.
— Насколько сегодня идея проникновения на российский рынок может заинтересовать западные банки?
— Сейчас западные банки стараются дипломатично обходить вопрос о степени своей заинтересованности. Я встречался с руководителями многих ведущих финансовых учреждений мира, и у всех несколько разная концепция. Кто-то хотел иметь российского партнера для развития сети, например по продаже своих услуг, кто-то хотел сам присутствовать на рынке, сам продвигать свой продукт. Но после 17 августа — всеобщее охлаждение.
Что делать с МВФ?
— Насколько необходим сегодня России новый кредит МВФ?
— России прежде всего нужна реструктуризация долгов. В этом году, в любом случае, страна не в состоянии их платить, Это главный вопрос, потому что кредит МВФ в том объеме, в котором он был запланирован на этот год, не решает вопроса оплаты всех долгов. Кредит МВФ важен не столько с точки зрения получения этих денег, сколько тем, что это реально означает сохранение отношений и поддержки международных финансовых институтов. При этом им надо вменяемо объяснить, почему нас что-то не устраивает. Они, конечно, упертые, у них есть своя методика, но если достаточно упорно объясняешь свою линию, то всегда можно найти некоторое взаимоприемлемое решение. Если мы хотим свою специфику внести, ее надо уметь тщательно объяснить, это же двусторонний процесс.
Эпоха технического дефолта
— На что надеетесь вы и ваш холдинг "Интеррос"?
— У "Интерроса" главные проблемы — это ОНЭКСИМбанк и СИДАНКО. И есть некоторое перспективное ожидание, оно связано с теми макроэкономическими показателями, где есть надежда на улучшение в будущем. Я думаю, что перспектива осторожных краткосрочных вложений может наступить достаточно быстро. Еще два, три, четыре месяца позитивных последовательных изменений, даже небольших, просто знаков позитивных, и будет определенный подъем и на фондовом рынке, и активизация инвесторов. Все это возможно. Однако серьезное долгосрочное улучшение инвестиционного климата, прямые инвестиции, серьезные объемы инвестиций портфельных — это, конечно, все-таки после выборов парламентских и президентских. Холдинг "Интеррос" при удачном решении текущих проблем сможет привлечь средства на один или другой свой проект, но о масштабных инвестициях говорить пока не приходится. Инфляция, естественно, помогла всем экспортно ориентированным предприятиям, но и у тех, которые смогли на внутреннем рынке заместить импорт, естественно, финансовые показатели улучшились. Я обращаю внимание на то, что возможен рост промышленности в этом году, рост ВВП из-за инфляции, из-за эффекта оживления производства за счет замещения импорта. Но, к сожалению, приходится констатировать, что он стимулирован только инфляцией и поэтому не может быть долгосрочным. При стабилизации финансовой ситуации, при снижении уровня инфляции неизбежна как минимум стабилизация этого роста, может быть даже с неизбежным откатом назад.
— В интервью Financial Times вы утверждали, что рухнут все без исключения банки. Но ведь рухнули далеко не все?
— Рухнут. Если они подвержены реструктуризации, все там работают с кредитными комитетами, все пока как бы перестали существовать. Я думаю, что все банки, которые прошли кризис и вошли в новую фазу с тем грузом проблем, который у них был, у всех кризис впереди, который вызовет реструктуризацию и т. д. Я надеюсь, что многие банки пройдут успешно эту фазу, но те, что рухнут, не удержатся на прежних позициях — это совершенно очевидно. Госбанки все уже требуют и потребуют дальнейшей господдержки и вливаний, как это потребовал и Сбербанк, и Внешторгбанк, а такие банки, которые успешнее других справились с кризисными явлениями, как, например, Альфа-банк, еще какие-то банки можем назвать, они тоже неизбежно попадут в ситуацию, когда придет время рассчитываться по тем кредитам, которые у них подступают, конечно, чтобы сохранить конкурентоспособность, вынуждены будут вести переговоры о реструктуризации. "Альфа", например, уже заявил, что, возможно, приступит к переговорам о пролонгации сроков погашений еврооблигаций, который наступает к погашению летом этого года. Поэтому это вопрос, у кого по срокам острее наступило.
— Два слова о ситуации с ОНЭКСИМбанком. Дефолт формально объявлен не был, но фактически он уже наступил?
— Как всегда, у нас разные стандарты по российским понятиям и по понятиям западным. По-российскому — если иска о банкротстве нет, он работает и работает. А претензии в арбитражных судах разбираются. Но по нормальным, западным стандартам банк находится в состоянии технического дефолта, то есть он реально не выполняет свои обязательства, однако претензий, чтобы признать его банкротом, нет.
— Стоит какой-то компании подать иск, и банк может быть объявлен банкротом?
— Да, основания для иска есть, но еще не понятно, какое решение примет суд. Это будет продолжаться до тех пор, пока комитет кредиторов не примет решения о реструктуризации долгов либо об отказе в реструктуризации, тогда, возможно, будет принято решение о ликвидации банка. Пока речь идет о реструктуризации. По крайней мере, такую концепцию представил банк кредиторам, и кредиторы ее обсуждают, то есть они ее не отвергают.
Судьба олигарха
— В мае журнал Forbes публикует список Топ-200. Вы были там в прошлом году. Как вы думаете, во сколько оценят ваше состояние в мае этого года?
— У Forbes нет возможности оценивать состояние российских компаний, российских собственников по каким-то достоверным цифрам, поэтому он дает некоторые оценки, которые основаны на каких-то мнениях, субъективных показателях. И поскольку сейчас субъективные показатели говорят о том, что в России все резко ухудшилось, капитализация упала и пр., я думаю, оценки Forbes приведут к тому, что, может быть, вообще никто не попадет в список из российских крупных собственников.
— К слову "олигарх" относитесь нормально?
— Понятие "олигарх" достаточно искусственно. В стране нет олигархии. Это условное название. Понятие "олигархия" придумал Березовский осенью 96-го года в интервью Financial Times, западное общественное мнение на это положительно отреагировало, потому что нужно же как-то объяснить, что в России все не так и почему ничего не работает. Самой власти и западному общественному мнению приятнее считать, что России помешала реализовать возможности некая группа людей, которую условно можно назвать олигархами. Вы прекрасно видите, что олигархи играют ровно такую роль, которую власть им хочет отвести на самом деле. Власти решают, нужно ли приглашать их как консультантов или не приглашать вообще, вести какой-то диалог или не вести никакого. Власть все-таки первична по отношению к любого рода бизнесу. Я считаю, что это все надуманно и использовалось в основном в пропагандистских целях. В стране высокая концентрация капитала, поэтому руководителей предприятий, которые оказывают влияние на экономику серьезным образом, просто немного. В Америке их несколько сотен, и там они не вызывают никакой аллергии у общества (200 человек, council foreign relations). А у нас 10-12 человек руководят крупнейшими компаниями. Отсюда появляется узкий круг, внешне это смотрится как келейное влияние на власть, хотя с учетом разношерстных позиций самих представителей бизнеса, их неорганизованности отсутствие единой идеологии только на фоне очевидной слабости власти можно имитировать как какое-то влияние. Когда правительство себя ведет достаточно жестко и адекватно, как сейчас, все сразу начинают говорить о том, что влияние олигархов испарилось. Оно никуда не испарилось, оно как было, так и осталось. Крупные промышленники и финансисты продолжают оказывать влияние на тот сектор экономики, в котором они работают. Ни больше и ни меньше.
— Какая польза стране от олигархов?
— Страна становится богаче тогда, когда в нее вкладывают деньги, создают в ней рабочие места и развивают в ней деловую активность. Если мы отвлечемся от термина "олигархи", в который все вкладывают самое разное значение — от воров и проходимцев до скрытых держателей власти, если мы вернемся к нормальным терминам в предпринимательстве, то крупные предприниматели, как, впрочем, и мелкие, создают деловую активность, создают рабочие места, вкладывают в экономику деньги, создают налогооблагаемую базу. С этой точки зрения они полезны стране. Те, кто созидает, кто создает новые стоимости и реструктурирует производство, предлагает новые услуги, товары, оказывает стране пользу. Без деловой активности, без инвестиций, без рабочих мест и налогов страна жить не может. Если не будет предпринимателей, то государству нечего будет регулировать, экономики не будет.
— Есть ли будущее у вчерашней команды реформаторов?
— У либеральных реформаторов без переосмысления того опыта, который они имеют, и без предложения обществу каких-то более приемлемых идей, пусть либеральных, но в гораздо более приемлемой форме, у них политического будущего нет. Однако страна нуждается в дальнейших реформах, в том числе страна нуждается и в либерализме. Нужна адаптация либеральной идеологии к потребностям в обществе, тогда она имеет будущее.