85 лет назад, в 1928 году, после объявления о раскрытии заговора инженеров-вредителей в Донбассе, что свидетельствовало о начале очередной волны репрессий, немало находившихся за границей советских граждан решили не возвращаться в СССР.
Чем толще становились дела на вредителей из "бывших", тем большее количество совработников по-настоящему хотели навсегда остаться за границей
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Из письма генерального консула СССР в Константинополе Г. И. Вайнштейна заведующему отделом Ближнего Востока НКИД С. К. Пастухову, 5 июня 1928 года.
Уважаемый Сергей Константинович.
Из ранее посланных мною писем Вы уже знаете о нескольких случаях уклонения от возвращения в СССР сотрудников наших учреждений в Турции. Случаи эти учащаются и грозят принять характер своего рода эпидемии. Я уже Вам писал об уклонении от поездки в СССР б. сотрудника СТФ Мелик-Эйнатова. За ним сбежал другой сотрудник СТФ Фрейденберг. Сбежавшим можно, по-видимому, считать также и б. Зав. Эк. Отделом Торгпредства Бененсона, ибо, по дошедшим слухам, он обосновался в Париже. Особняком стоит отвратительный случай с б. Замторгпреда Ибраимовым. А теперь вдобавок скрылась и машинистка нашего Консульства Михайлова.
Если оставить в стороне случай с Ибраимовым (он член партии, по-видимому, примазавшийся или предатель), то приходится констатировать, что от возвращения в СССР уклоняются почти исключительно беспартийные. Каковы же причины такого частого уклонения среди них?
Мне кажется, что причины этого следующие: недостаточная разборчивость при командировании беспартийных на загранработу и недостаточно строгое просеивание их при выпуске заграницу; слишком длительное, в среднем, пребывание беспартийных в заграничной обстановке и, наконец, боязнь, особенно усилившаяся за последнее время, остаться без работы при возвращении в СССР.
Я не стану подробно останавливаться на первой из указанных мною причин. Скажу только, что недостаточно строгое процеживание беспартийных при выпуске их заграницу вызывается, на мой взгляд, нажимом наших хоз. и торг. учреждений на соответствующие ведомства, от которых и зависит выпуск этой категории работников. Специальные знания, имеющиеся у беспартийного, и видимая лояльность, которую он проявляет на работе в СССР, часто заслоняют от командирующего учреждения прошлое командируемого и, что всего важнее, заставляют подчас забывать об обстановке, в которой приходится жить и работать командированному заграницей.
А обстановка эта сплошь и рядом действует разлагающим образом даже на коммунистов; что же касается известной части беспартийных, то тут, пожалуй, не приходится говорить о разложении, а скорее, о восстановлении у них старых привычек и навыков…
Между тем заграничная обстановка полна всяческих «соблазнов», способствующих отчуждению и даже отрыву от нас беспартийного работника. В этой обстановке он сплошь да рядом натыкается на своих бывших товарищей (меньшевиков, эс-эров, если он раньше состоял в какой-либо из этих партий), а то и просто на старых знакомых и друзей, эмигрировавших за время революции. И нужно, чтобы это был не за страх только, а за совесть советский человек, чтобы он не возобновил в таких случаях своих старых связей — не политических даже, а чисто обывательских…
Чем дольше остается он за границей, тем все более всасывает его новая обстановка. Воскресают старые привычки и навыки, восстанавливаются прежние потребности, возрождается старая манера жить, словом, создаются и материальные, и психологические предпосылки для отрыва от нас. Работника, живущего в таких условиях, начинает пугать возвращение в СССР, в особенности если до него доносятся слухи о заминках у нас, о росте безработицы, если он читает (а читает он по преимуществу белую прессу) о процессах против специалистов… И, когда перед ним вырастает вопрос о возвращении в СССР, он либо старается увильнуть, всячески оттягивая свой отъезд и выжидая, либо же разрывает с нами и скрывается. Последнее он тем легче делает, если при нем оказывается его семья или близкие родственники…