В ЗИЛах у меня было свое место: от сиденья водителя откидывалось отдельное кресло с достаточно хлипкой спинкой. Если правильно сидеть, то ты смотришь по ходу движения и находишься спиной к главным пассажирам на заднем мягком диване. Из-за этого я ощущал достаточно болезненные ощущения, ведь приходилось сидеть как бы вполоборота. Дальних поездок, слава богу, не было. Обычно Внуково-Кремль, Кремль-Внуково. Внутри машины было стекло, отделяющее водителя, но оно обычно не поднималось, а соседнее со мной откидное сидение было никем не занято.
Каждый день я на ЗИЛе не ездил, и все-таки это было для меня привычкой, обычным делом. Первый раз я, конечно, озирался, смотрел через сидение водительское, как все работает. Все было как-то по-другому, но в то же время - то же самое. Да, автоматическая коробка передач, но рычаг-то все равно был. Рычаги как рычаги, руль как руль. Может быть, более красивый руль. Панель приборов, но со стрелкой для скорости, стрелкой для оборотов, указателем бензина. Один раз посмотрел и хватит!
Автомобиль - это инструмент, как вилка и нож за обеденным столом. Он был естественным элементом работы и визитов в другую страну. Пешком же не ходили.
Хотя Косыгин, например, мог предложить остановиться и пройтись. Была у него такая страсть, традиция: он словно считал, что не побывал в том или ином городе, если хоть несколько минут не прошел пешком по его улицам.
Внешность Косыгина не соответствовала истинному содержанию. Он был очень теплым, общительным, любознательным человеком, его тяготили строгие рамки официального протокола, а на лице при этом висела маска какой-то строгой отрешенности.
Визит на высоком уровне в США всегда был целой логистической операцией. Все маршруты, объекты, где и на чем ехать, обговаривались по минутам. В порядке исключения могли использоваться даже открытые автомобили, преимущественно до убийства Кеннеди. В любом случае, перед прилетом главных лиц тот же маршрут проделывала передовая группа из сотрудников 9-го управления КГБ и службы протокола МИДа.
Во время первого визита Хрущева в США в 1959 году по пути следования кортежа в Вашингтоне стояли толпы народа, но было почти полное молчание. Это было любопытство - настороженное любопытство! Но потом, при посещении каждого объекта, будь то завод или киностудия в Голливуде, стали показывать живые выступления Никиты Сергеевича по телевидению. Хрущев буквально стал входить в каждый дом, импонировать американцам - своей открытостью, прямотой, чем-то земным! Они стали понимать, что эти русские - тоже люди, а не какие-то людоеды. Все больше настороженное любопытство уступало место гостеприимству, и кортеж стали встречать аплодисментами, приветствиями и улыбками. Я с интересом следил за этой динамикой, но наши пропагандисты этого не уловили - сделали вид, что так было с самого начала!
В 1960 году, когда Никита Сергеевич приехал на Генеральную Ассамблею ООН и стучал ботинком по столу, американской прессой рисовался уже другой образ, и отношение на улицах сразу стало иным. Кортеж теперь ехал без флагов, но все знали, кто сидит внутри, и могли быть, так сказать, недружелюбные физиономии и плакаты. В основном связанные с правами человека и так называемыми порабощенными народами, к каковым американцы причисляли наши прибалтийские республики и социалистические страны-союзники СССР.
Когда в 1972 году в СССР приехал Никсон, он на один день прилетал в Ленинград, и город практически арестовали. Сотрудники 9-го управления так и говорили: "Город арестован!" Скажем, мы ехали из центра на Пискаревское мемориальное кладбище через весь город, Васильевский остров и так далее. А у обочины даже не было припарковано ни одной машины. Все боковые подъезды к дороге были поперек перегорожены грузовиками. Мне кажется, людей заранее предупреждали, чтобы они не выходили на балконы, не открывали окна. Это выглядело просто невероятно, словно сюжет какого-то научно-популярного фильма - огромный город вдруг стал совершенно пустынным! И это заметил не только я... Таких глупостей много было.
Никсон тогда привез и свой бронированный автомобиль, который помимо всего прочего был защищен от прослушивания. Машина стояла в Кремле рядом с его резиденцией, и иногда они с Генри Киссинджером садились в нее, чтобы обсудить какие-то вопросы. Естественно, соответствующие службы пытались эту систему от прослушивания взломать, но удавалось ли, не знаю.
Вообще по протоколу положено, что за вас, как за гостя, несет ответственность и обслуживает принимающая сторона. И, скажем, при поездке от аэропорта до места проживания она всегда настаивает, чтобы использовались ее транспортные средства.
Когда с визитом в СССР был тогдашний премьер-министр Канады Трюдо, где-то в районе Ташкента или Самарканда у нашей машины, где ехал сам гость, кто-то из принимающих деятелей и я, спустило колесо. Водитель еще не понял, что произошло, но из сопровождающей машины с охраной сзади уже стали гудеть и привлекли наше внимание. Трюдо очень смеялся, говорил: "Может мне помочь? Я умею!" Подошел к домкрату, предложил покрутить ручку.
Такое бывало крайне редко, но техника есть техника! Гвоздь может попасть в любое колесо, он не разбирает, где чей автомобиль!
Во время посещения Трюдо номинального главы государства Подгорного произошел еще один случай. Выходя на улицу к машине, он подошел к мотоциклу из эскорта и стал его рассматривать. Вдруг, к ужасу охраны и всех остальных, Трюдо перекинул ногу через седло, снял мотоцикл с опоры и со знанием дела сорвался с места. Проехав круг по Ивановской площади Кремля, он вернулся на то же самое место, похвалил мотоцикл и его, наконец, с натянутыми улыбками усадили в лимузин.
Когда Косыгин посещал Канаду, наш кортеж тоже сопровождал местный эскорт мотоциклистов. Мы этого не видели, но один из них попал в аварию. То ли кто-то выбежал ему навстречу, то ли что-то еще. В общем, попал он в больницу с травмой - в худшем случае у него был перелом руки или ноги. Узнав об этом, Косыгин распорядился выяснить, что с ним, и отправить бутылку водки и что-то еще из наших советских сувениров.
Английский язык стал родным для Виктора Суходрева задолго до того, как он стал выпускником военного института иностранных языков. Годы войны он про- вел вместе с матерью в Великобритании и уже в восемь лет исполнял обязанности перевод- чика для руководства школы при советском постпредстве.
В отличие от Хрущева и Косыгина, Брежнев к происходящему за окном лимузина не проявлял ни малейшего интереса. Но водить машину и умел и любил! Хрущев, по-моему, не умел - никогда не слышал разговоров о том, чтобы он сел за руль. Про Горбачева не знаю. Но по идее должен был - еще мальчишкой он получил первый орден за работу комбайнером, а комбайн и автомобиль - механизмы достаточно близкие. Но о том, чтобы он, уже будучи в Москве, садился за руль, никогда не слышал!
Не знаю, подгонял ли Брежнев своих водителей, когда ездил, скажем, в любимое Завидово, где было охотничье хозяйство. ГАИшные машины заранее расчищали трассу, и все и так неслись с бешеной скоростью. Иногда Брежнев сам садился за руль и вел машину в составе кортежа. Тогда его водитель сидел рядом.
Со всеми охранниками у меня были товарищеские отношения, а вот с водителями - нет. Я мог поздороваться, если это был знакомый человек. Но люди за рулем обычно ни с кем не разговаривали. Это был хорошо обученный профессионал, который на разговоры не отвлекается.
Прикрепленной машины у меня никогда не было – вызывал с автобазы МИДа. Один раз я добирался до Внуково с одним из начальников КГБ на какой-то особенной машине. «Волга» как «Волга», но такую скорость развивала...»
Все машины из так называемой коллекции Брежнева числились на балансе гаража особого назначения. Весь его автопарк я не видел, но присутствовал в 1973 году, когда Никсон в загородной резиденции американских президентов Кэмп-Дэвид подарил Леониду Ильичу Lincoln Continental. Брежнев сразу сел за руль и, к ужасу всей охраны, помчался на высокой скорости со мной и Никсоном по местным дорожкам.
Годом раньше американскому президенту в СССР подарили катер на подводных крыльях. Не огромный пассажирский "Метеор", а небольшой - размером с легковушку. У американцев таких не было, а у нас это направление стало развиваться. Так что, можно сказать, Lincoln был ответом на тот подарок.
Через какое-то время у меня в МИДе раздался звонок, соединили с Брежневым, и Леонид Ильич говорит: "Витя, помнишь, нам в Америке подарили машину? Lincoln!" Заметьте, "нам"! "Мне принесли каталог ее запчастей. Приезжай-ка ко мне, посмотрим, что нам надо бы для нее заказать!" Я конечно сказал: "Слушаюсь, сейчас буду!" Приехал в Кремль. Там огромный гроссбух с описанием машины до последнего винтика. Я про себя думаю: "Абсолютно новый, только сошедший с конвейера автомобиль, который используют крайне редко. Что у него может выйти из строя, потребовать какой-то запчасти? Да ничего!" Чтобы долго не говорить, заиграли мы это задание! Вместе с главным прикрепленным Брежнева, генералом Рябенко, он еще во время войны был у Леонида Ильича механиком-водителем. Когда я объяснил ему, чего хочет Брежнев, он только развел руками. Решили сделать вид, что что-то готовим, авось забудет. И забылось! Но где-то же этот каталог ведь есть. И машина, наверное, где-то существует.
Еще одну машину я один раз видел в Завидово. В преддверии советского визита в США там был Генри Киссинджер, и Брежнев предложил поехать прокатиться на катере по водохранилищу. Нужно было добираться на автомобиле, и охранник спросил: "Какую именно машину, Mercedes или Rolls-Royce?" Кажется, подогнали Rolls-Royce. Брежнев сел за руль, и мы помчались. Но это, опять же, было закрытое место, где опасности от каких-либо других машин не было и быть не могло!
В последние годы, где-то в конце 70-х, Брежнева сначала ограничили в курении - сделали знаменитый портсигар с таймером, который открывался только по истечении определенного времени, а под конец запретили курить совсем. Надо сказать, он воле врачей подчинился, но заставлял всех, кого мог, курить вокруг себя, чтобы получать удовлетворение хотя бы от вторичного курения. И вот, садясь в ЗИЛ, он приказывал закрыть окна, впрочем, они и так почти всегда были наглухо закрыты, и просил охранника, водителя, а если там был я, и меня, закуривать. Так что, когда лимузин останавливался, и двери открывались, из него буквально валили клубы дыма, и только потом появлялся Леонид Ильич.