Человек из бочки

       Они никогда не летали в космос. И тем не менее испытали на себе все сложности, с которыми сталкиваются космонавты. Собственно, в этом и заключается их работа. Долгие годы работа испытателей, трудившихся в наземных экспериментальных комплексах, была тайной за семью печатями. Накануне Дня космонавтики с одним из таких людей — Леонидом Бычковым — встретилась корреспондент "Коммерсанта" Марина Иванющенкова.

       — В детстве многие мечтают об "экстремальной" работе. А вы? То, что вы стали испытателем, это случайность, или ваш выбор был сознательным?
       — Скорее, случайность. В 1965 году, после армии, я устроился в Институт авиационной и космической медицины — ремонтировал медицинскую аппаратуру. Через год мне предложили перейти в Институт медико-биологических проблем (ИМБП), и я согласился. Потому что на прежнем месте мне платили 88 рублей, а здесь — 110. А в качестве испытателя в этом же институте я себя попробовал в 1968 году. Романтика, знаете ли, да и космос был популярен. Я работал внештатным испытателем, а была еще целая группа "штатников". Но разница между нами была только одна: внештатники выбирали "окна" в работе и ходили на эксперименты в свободное время, а у штатников была принудиловка. Однако по степени сложности эксперименты, в которых мы участвовали, не различались.
       — Отбор испытателей был жестким?
       — Таким же, как у космонавтов, хотя нам приходилось испытывать более серьезные нагрузки, чем им. И гораздо более жестким, чем у летчиков-испытателей. Представьте, что будет, если врач не заметит, что у испытателя начинается кариес. Через полгода раздует щеку и придется прерывать эксперимент.
       — Кроме здоровья, что нужно будущему испытателю?
       — Крепкие нервы. Бывали случаи, когда испытатели просили прервать эксперимент. Ну и, конечно, умение уживаться с другими испытателями. Недавно в экспериментах по влиянию на космонавта замкнутого пространства — они проводятся в макете космической станции, мы ее называем "бочкой" — участвовали журналисты. Под конец все переругались, чуть не подрались.
       — Помните, наверное, свой первый эксперимент?
       — Конечно! Это была гипокинезия — имитация условий невесомости. Никакой искусственной среды, просто надо какое-то время лежать и не вставать ни в коем случае. Ванна, туалет — все лежа. Десять дней лежал. Сначала слегка волновался, давление подскакивало. После гипокинезии встал немного усталый. А вот лежать "с углом" — когда голова ниже ног на два, или четыре, или шесть градусов — сложнее. Первые два дня страшно болит спина. Однако самое неприятное — мыться. Тебя кладут на носилки под тем же углом — и в ванную. А потом выкарабкиваешься. Сразу же после гипокинезии меня отправили на эксперимент по ударным инерционным нагрузкам. Представьте себе санки, горизонтально прикрепленные специальными пружинами-амортизаторами к стене. Испытатель, лежащий на этих санках, отталкивается от стены, а потом "приземляется" на нее на полную стопу. Так мы изучали, что происходит с космонавтом, когда он натыкается на препятствия в корабле.
       — Вы застали время, когда испытатели изучали эффект невесомости, сутками сидя в воде?
       — Подобные эксперименты проводились перед полетом Гагарина в космос и в начале 60-х годов. Испытателя помещали в воду, и он сидел там много часов. Но через некоторое время у него начинала отслаиваться кожа. Так что потом испытателей стали наряжать в гидрокостюмы. А в конце 60-х предложили новый способ — на поверхности воды натягивали пленку и уже на нее, как в люльку, клали испытателя. Ощущения, возникающие при этом, не самые приятные. Ни рукой, ни ногой пошевелить ты не можешь. Сейчас такие эксперименты почти не проводятся.
       — Кстати говоря, в 60-х годах проходили и другие знаменитые эксперименты, например эксперимент по разгерметизации спусковых аппаратов. Вы в них участвовали?
       — Эксперименты по имитации мгновенной разгерметизации действительно проводились в 60-х, после гибели трех советских космонавтов. Из барокамеры — называлась она "Комсомолка" — откачивали воздух для создания условий, соответствующих условиям на высоте 20 тысяч метров, а затем резко открывали в камере задвижку. В этих экспериментах я не участвовал. Позже участвовал в экспериментах по медленной разгерметизации корабля. Воздух из камеры сначала откачивают, а потом быстро подают. И при этом еще нужно имитировать управление кораблем. Никаких особенных ощущений не было, просто уши закладывало.
       Впрочем, в то время далеко не все эксперименты были такими громкими. Не забывайте, что тогда приходилось многое начинать с нуля. Казалось бы, такая мелочь — датчики. А ведь проводилась огромная серия их испытаний --- вплоть до того, что изучали, каким клеем их приклеить к телу. Носили мы эти датчики на себе — на работе, дома — месяцами, пока те не чернели. Сидели с ними в барокамере при температуре +40 градусов и стопроцентной влажности. Смотрели, как они ведут себя, когда человек потеет. Чего мы только не изучали!
       — Что менялось в работе испытателя с развитием космонавтики?
       — Если в 60-х проводились в основном эксперименты, связанные с ударными инерционными нагрузками, разгерметизацией корабля и невесомостью, то уже в 70-х все изменилось. Поскольку человек стал летать в космос на более длительный срок, время экспериментов и их сложность тоже возросли. В 80-х, когда в кораблях стало появляться больше аппаратуры, начались, например, эксперименты по влиянию электромагнитных колебаний на космонавтов. Вокруг макета барокамеры, в которой находился испытатель, создавали контур из медных проводов, а потом подавали на него напряжение. В 90-е годы длительность экспериментов возросла еще больше. Например, несколько лет назад испытатели "лежали" целый год.
       — Не секрет, что раньше проходили эксперименты, при которых испытателям приходилось дышать углекислым газом...
       — Да, в малых барокамерах содержание газа доводилось до 3% — для космических кораблей считается критическим уровень в 1,8%. В таких условиях мы находились по 3-8 часов в течение 15 дней. Голова болела страшно. А у штатных испытателей, работавших в камере с концентрацией углекислого газа более 5%, постоянно шла кровь носом.
       — Испытателям давали гарантии безопасности?
       — Стопроцентных гарантий, естественно, никто не давал. И сейчас не дают. Такой гарантии и не может быть. Иначе весь смысл эксперимента теряется.
       — Несчастные случаи во время экспериментов были?
       — Были, но редко. Однажды во время эксперимента по мгновенной разгерметизации у испытателя порвался костюм. Он потерял сознание, но его тут же "спустили" до отметки 6 тысяч метров и быстро привели в чувство.
       — Но ведь известно, что многие испытатели в сорок лет становились инвалидами, были случаи самоубийств...
       — Тем не менее из плеяды испытателей 60-х годов до наших дней дожили почти все. Конечно, в работе испытателя, как и в любой другой работе, есть естественные издержки. Но до сих пор не доказано, что в результате экспериментов гибли люди. Бывало, люди ломались психологически, это нормально. Но я, наоборот, уверен, что чем больше нагрузок выдерживает человеческий организм, тем он устойчивее. Мне 54 года, и я чувствую себя отлично. Только зрение чуть-чуть ухудшилось.
       — Что становилось с испытателями, подорвавшими на работе свое здоровье?
       — Кто сам уходил, кого списывали... Насколько я знаю, штатным испытателям платили пенсию — рублей 120.
       — Работа на космос, очевидно, была секретной?
       — Конечно, все эксперименты были засекречены. Перед тем как устроиться на работу в ИМБП, все сотрудники давали подписку о неразглашении. Членов семьи, конечно, тоже нельзя было ставить в известность. Поэтому когда я шел на длительный эксперимент, то говорил жене, что иду на работу и месяц меня не будет. Ну а в начале 70-х разрешили членам семей навещать испытателей во время экспериментов. Например, когда я месяц "лежал", жена ко мне приходила: убедиться, что я жив-здоров.
       — Кем, в таком случае, числились испытатели?
       — Старшими техниками или механиками. Кстати, наши "штатники" до сих пор добиваются, чтобы их приравняли хотя бы к летчикам-испытателям.
       — Но зарабатывали-то вы хотя бы на уровне космонавтов?
       — Я бы не сказал. Штатные испытатели получали зарплату чуть больше 120 рублей плюс премии. А я, например, самую большую премию получил в 1971 году за месяц "лежания" — 2600 рублей, это пол-"Жигулей". Но деньги тогда были отнюдь не главным стимулом, нам просто интересно было работать.
       — Сколько платят испытателям сейчас?
       — Немного. В прошлом году за месяц "лежания" мне заплатили 5 миллионов рублей старыми.
       — А привилегии? Пайки, например, вам выдавали?
       — Выдавали. Тюбиками с питанием для космонавтов. Но во время экспериментов нас тоже этими тюбиками кормили, и потом мы на них смотреть не могли. Однажды во время эксперимента мы подшутили над товарищем — поменяли на тюбике наклейку "Щи" на "Водка". То-то он обрадовался! Пока не попробовал... С питанием вообще были проблемы. Помню, работал я в камере, вращающейся со скоростью 12 оборотов в минуту. Принесли мне макароны, я их поставил около стенки, а через минуту смотрю: на тарелке уже ни одной макаронины, все к стене прилипли.
       — А благодарности от партии и правительства?
       — У меня вся трудовая книжка исписана благодарностями, но только не от партии и правительства, а от начальства института. Самой большой "шишкой", которая к нам приходила на эксперименты, был директор ИМБП.
       — После экспериментов испытателям давали отгулы?
       — Был восстановительный период — недели две. Мы купались в бассейне с минеральной водой, принимали грязевые ванны. Но, скажем, после гипокинезии надо восстанавливаться очень осторожно. В 1971 году мы "лежали" целый месяц вместе с Юрием Сенкевичем под углом -6 градусов. И, когда встали, первое, что захотелось,— пробежаться. Пробежался я по лестнице — и так заныли пятки! Потом на цыпочках ходил дня четыре. А Сенкевич — он хитрый, решил сразу не бегать.
       — Сейчас вы часто "экспериментируете"?
       — Нечасто — сами эксперименты проводятся редко.
       — Вы не подсчитывали, в скольких экспериментах вы участвовали?
       — Более чем в ста — по нескольку раз в год. Общее время моих испытаний — примерно два года.
       — А каков общий стаж вашего "лежания"?
       — Год с лишним. Я в своей жизни столько "пролежал", что сейчас уже спокойно даже сидеть не могу. И всегда, если есть возможность, работаю стоя.
       — Вы ни разу не чувствовали себя подопытным кроликом?
       — Если бы чувствовал, никогда бы не работал испытателем.
       — А в космос вам самому никогда не хотелось?
— Очень хотелось. И если бы мне вдруг предложили, я бы согласился, не задумываясь ни на минуту.
       
--------------------------------------------------------
       В НАЧАЛЕ 60-Х ГОДОВ ИСПЫТАТЕЛЕЙ ЗАСТАВЛЯЛИ СИДЕТЬ В ВОДЕ, ПОКА У НИХ НЕ ОТСЛАИВАЛАСЬ КОЖА. ТЕПЕРЬ ТАКИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ НЕ ПРОВОДЯТСЯ
       СТОПРОЦЕНТНОЙ ГАРАНТИИ УДАЧНОГО ИСХОДА НИКТО НИКОГДА НЕ ДАЕТ. ИНАЧЕ ТЕРЯЕТСЯ ВЕСЬ СМЫСЛ ЭКСПЕРИМЕНТА
       ПРИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ ЗА МЕСЯЦ ЛЕЖАНИЯ ДАВАЛИ ПОЛ-"ЖИГУЛЕЙ". ТЕПЕРЬ ЖЕ — ОКОЛО ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ
--------------------------------------------------------
       
Дела земные
       
Вскрытие покажет
       Институт медико-биологических проблем (ИМБП) был основан по инициативе Сергея Королева и президента Академии наук СССР Мстислава Келдыша в 1963 году для "медицинского обеспечения космических полетов". Специалисты института не только исследуют различные воздействия на организм человека (в том числе занимаются проблемой выживаемости в неблагоприятных географических зонах), но и следят за реабилитацией космонавтов после полетов. В советское время в ИМБП ежегодно проводилось до десяти экспериментов по имитации условий существования в космических аппаратах, в последние несколько лет — по одному-два в год. Последний эксперимент по четырехмесячной гипокинезии закончился летом прошлого года, а следующий планируется лишь в будущем году.
       Причина — недостаток финансирования. Например, оплата труда одного испытателя, участвующего в эксперименте по гипокинезии, составляет $1 тыс. в месяц (за рубежом испытатели получают как минимум вдвое больше). По неофициальной информации, именно поэтому в ИМБП в конце 80-х отменили "институт" штатных испытателей.
       В нештатных испытателях недостатка сейчас нет. Возможно, потому, что до сих пор не доказано вредное влияние экспериментов на организм человека. По словам одного из врачей ИМБП, от нескольких месяцев до года после эксперимента у испытателя наблюдается атрофия мышц и снижение физической активности, однако серьезные заболевания не зафиксированы. Бывали случаи, когда через несколько лет у испытателя случался инфаркт или обнаруживалась язва желудка, но утверждать, что причиной было именно участие в экспериментах, нельзя. Но, по словам того же врача, "у испытателей не исключены нарушения на клеточном уровне, хотя судить об этом можно только в результате вскрытия".
       По мнению сотрудников ИМБП, российские испытатели люди крепкие, гораздо крепче западных. Вот что рассказывает один из сотрудников ИМБП: Недавно в нашем институте участвовали в эксперименте несколько французов. Через неделю, когда испытания закончились, французы откупорили шампанское и вели себя, ну, как герои. А наши четыре месяца отлежали, а потом просто встали и пошли как ни в чем не бывало.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...