О тех, кто в море

Изучая ситуацию в ключевых зонах Мирового океана, "Власть" не могла пройти мимо Средиземного моря. На этом относительно небольшом пространстве исторически пересекались интересы десятков окружающих его стран. Со Средиземного моря начинается возвращение российского флота на океанские просторы.

Андрей Макаров

"Несмотря на то, что многие аналитики приклеивают российскому флоту ярлык "сил береговой обороны", у России будет возможность вернуть себе статус океанской державы, когда со стапелей сойдут новые боевые корабли", — так оценивали состояние российского флота несколько месяцев назад эксперты известной американской аналитической компании Stratfor. Похоже, что эти перспективы начинают обретать конкретные сроки. Уже к 2015 году Россия планирует создать в Средиземном море оперативное соединение ВМФ на постоянной основе.

Решение об этом, объявленное в начале марта, является знаковым событием. У специалистов пока еще возникают вопросы по поводу того, может ли Россия укомплектовать это соединение необходимым количеством боеспособных кораблей (тем более что на днях было заявлено о планах формирования подобных соединений также в Тихом и Индийском океанах). Однако сам факт возвращения российского флота в Средиземное море после 20-летнего отсутствия может свидетельствовать о намерении Москвы играть более активную роль в Мировом океане.

Нынешний стратегический ландшафт в районе Средиземного моря определяется не только застарелыми и новыми региональными конфликтами, затрагивающими прибрежные и сопредельные страны (палестино-израильский конфликт, иранская ядерная проблема, конфликт в Сирии, кипрская проблема, противостояние вокруг новых месторождений газа у берегов Израиля и Кипра). Большое влияние на конфигурацию региональных союзов в регионе оказывают внутриполитические процессы в ряде ключевых стран (Турция, Египет). Сказывается и влияние "арабской весны", чреватой серьезными угрозами для пролегающих через регион важнейших линий морских коммуникаций.

Российский флот возвращается в регион в тот момент, когда США его постепенно покидают, европейские страны--члены НАТО озабочены преодолением своих финансовых проблем, нарастает противостояние ключевых региональных держав — Турции, Ирана, Саудовской Аравии и Израиля, усиливается интерес к региону со стороны новых экономических гигантов — Китая, Бразилии и Индии (см. справку "Что нужно Китаю, Бразилии и Индии в Средиземном море").

Наиболее заметные изменения происходят в восточной части Средиземного моря. Доминирующими силами наряду с Израилем становятся Турция и Иран, исторически противостоящие арабскому миру. На фоне ослабления ключевых в прошлом арабских стран — Египта, Ирака и Сирии — основную роль в противостоянии Турции и Ирану берет на себя Саудовская Аравия. Причем эти перемены объясняются не только последствиями "арабской весны" или растущей мощью и амбициями Турции, но и снижением военно-политической активности США в регионе, что вынуждает местных игроков в большей степени полагаться на свои собственные силы. Президент США Барак Обама проводит курс на постепенное свертывание американского военного присутствия в Европе и на Ближнем Востоке в рамках разворота в сторону Азии. Вашингтон отказывается от активного вмешательства в конфликты в русле политики лидерства из-за спины (leading from behind) и под давлением бюджетных проблем стремится максимально перекладывать ответственность за решение региональных проблем на местных союзников и партнеров.

Особенно наглядно в последнее время это проявляется в сирийском конфликте, который так затянулся во многом из-за того, что основные вовлеченные в него внешние игроки, поддерживающие сирийскую оппозицию (Саудовская Аравия, Турция), не получают решающей военной поддержки со стороны США. И дело тут не только в блокировании Россией и Китаем резолюций ООН, которые открыли бы путь к внешней интервенции или введению бесполетной зоны, но и в откровенном нежелании США и стран НАТО идти на столь радикальные шаги. Более того, складывается впечатление, что американцы с облегчением перекладывают ответственность за свою пассивность не только на позицию России в ООН, но теперь и на растущую активность российского ВМФ в Средиземном море.

Показательно, например, что поначалу, по мере нарастания остроты сирийского конфликта, США и НАТО вслед за Турцией формально наращивали интенсивность своих военно-морских маневров в восточном Средиземноморье. Своего пика она достигла в декабре 2012 года, когда в регионе сконцентрировалось 17 американских боевых кораблей, включая авианосец. Однако эта активность стала спадать по мере того, как здесь участилось проведение маневров российского ВМФ, апофеозом которых в конце января стали крупнейшие в истории современной России учения с привлечением сил трех российских флотов.

Другой особенностью развития ситуации в восточном Средиземноморье являются принципиальные изменения в составе альянсов, на которые ранее опирались США в проведении своей ближневосточной политики. В частности, в последнее десятилетие распалось военно-стратегическое партнерство между самыми мощными региональными военными державами — Израилем и Турцией, которое сложилось в 1990-е годы под эгидой США. Если ранее на основе договора 1996 года о военном сотрудничестве Израиль, например, имел возможность использовать воздушное пространство Турции для тренировок своих ВВС и, в свою очередь, поставлял в Турцию новейшие вооружения и оборонные технологии, то после прихода к власти в Турции в 2003 году исламистской Партии справедливости и развития отношения между бывшими партнерами стали портиться. Сейчас Анкара и Тель-Авив находятся в состоянии конфронтации.

Основными вехами, обозначившими раскол между Турцией и Израилем, стали признание Турцией победы движения "Хамас" на выборах в Палестинской автономии в 2006 году, инцидент в 2010 году с турецким судном "Мави Мармара", пытавшимся нарушить блокаду сектора Газа, а также последнее обострение отношений вокруг разработки месторождений газа у берегов Израиля и Кипра. Однако в основе нагнетания напряженности лежат изменившиеся приоритеты внешней политики Турции при новом руководстве. На волне своего бурного экономического роста Турция в последние годы взяла курс на превращение в региональную сверхдержаву, одного из лидеров исламского мира и главного союзника США в регионе. При этом Турция не только наращивает военную мощь, в том числе военно-морские силы, но и периодически заявляет о готовности использовать их для защиты своих национальных интересов при возникновении кризисных ситуаций.

Одной из таких ситуаций стало недавнее (2009-2012) обнаружение крупных запасов газа на шельфе у берегов Израиля, Кипра и Ливана, породившее новый узел противоречий в регионе и затронувшее интересы многих государств. Несмотря на то что по европейским масштабам обнаруженные запасы являются незначительными (по оптимистичным прогнозам — 2-3% общеевропейского потребления), они крайне важны в региональном измерении. Например, Израиль сможет полностью обеспечить свои потребности в газе и отказаться от импорта из Египта, Ливан — избавиться от импорта из Сирии, Кипр — обеспечить себя надежным источником сырья для производства электроэнергии, а все вместе эти страны надеются еще и поставлять избыток газа на экспорт. Проблема, однако, в том, что Ливан и Турция не признают линий морских границ в районе обнаруженных месторождений, установленных между Израилем и Кипром по двустороннему соглашению 2010 года. К тому же ситуация резко обостряется в связи с непримиримой позицией Турции в кипрском вопросе.

Турция в 2011-2012 годах неоднократно резко выступала против бурения на шельфе Кипра, а также против проведения Кипром международного тендера на разведку и разработку шельфовых месторождений, угрожая применением своего военно-морского флота для пресечения этой "незаконной" деятельности, ущемляющей интересы турецкой части острова. Ответным шагом стало заключение в феврале 2012 года соглашения о сотрудничестве в оборонной сфере между Израилем и Кипром, в соответствии с которым израильские ВМС и ВВС получили возможность использовать воздушное пространство и территориальные воды Кипра для оказания военной поддержки острову и защиты его газовых месторождений. Одновременно Греция заявила о намерении развивать особые отношения с Израилем, которые должны отчасти заместить бывшее израильско-турецкое стратегическое партнерство.

Проблема многократно усложняется вовлеченностью всех этих стран в многоплановые взаимоотношения с глобальными игроками (США, НАТО, ЕС, Россия), которые не заинтересованы в обострении ситуации и доведении ее до вооруженного противостояния. Так, Кипр и поддерживающая его Греция являются членами ЕС, а Турция стремится вступить в ЕС. В то же время Турция и Греция являются членами НАТО, а Турция и Израиль — основными партнерами США в регионе. В этом клубке взаимоотношений некоторую роль играет и Россия, чьи компании НОВАТЭК, "Газпром" и ЛУКОЙЛ проявили интерес к участию в разработке кипрских, израильских и ливанских газовых месторождений.

После событий "арабской весны" 2011 года распадается и другой альянс — между Израилем и Египтом, на котором с момента заключения Кэмп-Дэвидских соглашений 1978 года базировалась относительная стабильность на Ближнем Востоке. После свержения в 2011 году Хосни Мубарака и прихода к власти исламистов Египет начал дистанцироваться от Израиля и выстраивать новую самостоятельную политику в регионе, взяв курс, в частности, на сокращение экономических связей с Израилем (раздавались даже призывы прекратить поставки газа), а также на налаживание контактов с движением "Хамас" и Ираном. Эта трансформация внешнеполитических приоритетов Египта не осталась незамеченной в Турции, которая уже предложила египетскому руководству выстроить новую египетско-турецкую "ось демократии" между "двумя крупнейшими державами региона". Как отмечают многие западные эксперты, после утраты единственного партнера в арабском мире Израиль оказывается полностью "во враждебном окружении", что повышает непредсказуемость его поведения в случае возникновения критических ситуаций, а в целом не добавляет стабильности обстановке в восточной части Средиземного моря и на Ближнем Востоке.

Новой назревающей проблемой в восточной части Средиземного моря становятся угрозы безопасности морского судоходства и изменение политических подходов к использованию Суэцкого канала. Угрозы для судоходства, как ожидают многие эксперты, могут исходить от экстремистских группировок в политически нестабильных после "арабской весны" странах северной Африки. Особенно это касается Ливии, где продолжающееся внутреннее вооруженное противостояние не только препятствует восстановлению минимального контроля новых властей над ситуацией в стране, но и создает угрозу новой гражданской войны и распада государства. Высказываются также опасения, что в случае "сомализации" Синайского полуострова, который уже практически не контролируется египетской армией, угрозы торговому судоходству возникнут и в ключевой судоходной артерии региона — Суэцком канале, а также в Красном море. Смена власти в Египте, который регулирует работу Суэцкого канала, уже привела к открытию доступа к нему для иранских боевых кораблей и появлению у Ирана возможности использовать канал для поддержания его партнеров в восточном Средиземноморье — Сирии, "Хезболлы" в Ливане и "Хамаса" в секторе Газа. В то же время в США высказываются опасения, что при новых властях американские суда могут утратить право приоритетного прохода через Суэцкий канал.

Появление новых угроз на линиях морских коммуникаций, так же как и обострение противоречий вокруг газовых месторождений на средиземноморском шельфе, уже дали толчок гонке вооружений в регионе. Израиль, по данным американского Центра стратегических и международных исследований, намерен пересмотреть приоритеты в военно-морском строительстве, сделав упор на развитии надводного флота, оснащенного мощными системами вооружений не только для применения по морским целям, но и для прикрытия израильских баз ВВС и других военных объектов от ракетных атак. В настоящее время израильские ВМС располагают тремя подводными лодками и кораблями ближней морской зоны — корветами, сторожевыми и ракетными катерами. Турция также намерена наращивать возможности своих ВМС. В частности, в декабре 2012 года турецкие официальные представители сообщили, что после завершения программы строительства восьми корветов, рассчитанной на 2015-2020 годы, Турция планирует построить на иностранных верфях четыре фрегата, оснащенных системами противовоздушной обороны, а затем, возможно, еще четыре таких фрегата на общую сумму $7 млрд.

В отличие от восточной части Средиземного моря, где особенно высока вероятность угроз в сфере военной безопасности, западное Средиземноморье характеризуется в первую очередь большим количеством невоенных угроз, связанных с потоками нелегальной миграции из Северной Африки в Европу, наркотрафиком в том же направлении и проблемами с деятельностью террористических группировок. Как и в восточной части Средиземного моря, на обстановку в западном Средиземноморье влияют события на прилегающих к прибрежным странам территориях. Это касается в первую очередь длительного конфликта вокруг Западной Сахары, а также нестабильности в странах, расположенных в зоне Сахеля. В частности, недавний конфликт в Мали, толчком к которому послужили события в Ливии, уже стал поводом для военного вмешательства Франции.

Отличием ситуации в западной части Средиземного моря является то, что здесь в течение последних 20 лет предпринимались попытки координации действий всех стран региона в сфере безопасности в рамках "средиземноморского диалога" НАТО с участием пяти европейских (Италия, Испания, Франция, Португалия, Мальта) и пяти африканских (Алжир, Тунис, Ливия, Марокко, Мавритания) стран. Этим усилиям, однако, мешали сохраняющиеся противоречия между участниками диалога, в частности между всеми странами Магриба по поводу Западной Сахары, между Испанией и Марокко по поводу принадлежности острова Перехиль в Гибралтарском проливе и двух городов (Сеута и Мелилья) на северном африканском побережье. А последствия "арабской весны" и военная операция против Ливии, в которой приняли участие все крупнейшие страны Южной Европы (Франция, Испания и Италия), окончательно похоронили иллюзии о возможности создания некой коллективной системы поддержания безопасности в регионе.

Теперь страны Южной Европы выступают прежде всего в качестве барьера на пути угроз для европейского континента, исходящих из Магриба. Дестабилизация политических режимов в странах Северной Африки привела к резкому нарастанию интенсивности негативных процессов в сфере безопасности, потребовав от Испании, Италии и Франции дополнительных мер по контролю обстановки в акватории Средиземного моря и прилегающей к нему зоны Иберийской Атлантики. Например, они усиливают морское патрулирование в целях борьбы с нелегальной миграцией, наркотрафиком и контрабандой, а также обновляют необходимый для этого состав сторожевых и патрульных кораблей. Единственной страной Магриба, с которой европейские страны по-прежнему имеют возможность выстраивать конструктивные отношения, остается Марокко, стратегическим выбором которого является не только налаживание тесных отношений со странами Запада, особенно с ЕС, но и попытка играть в перспективе роль моста из Европы в Южную Атлантику.

Характерной чертой военно-морской обстановки в Средиземном море после окончания холодной войны и вплоть до недавнего времени было военное доминирование США и незначительное внимание к региону со стороны других стран НАТО. Европейские страны в течение многих лет полагали, что основным путем для обеспечения безопасности является формирование "круга друзей" в зоне Средиземного моря, и создавали с этой целью множество региональных многосторонних политических и экономических структур. Единой долгосрочной стратегии безопасности НАТО в этом регионе выработано не было. Конкретно европейские страны были обеспокоены лишь текущими вопросами борьбы с нелегальной миграцией и с террористическими угрозами.

Ситуация стала меняться после прихода администрации Барака Обамы и изменения приоритетов в американской внешней и оборонной политике. Переключив фокус своего внимания на Азию и столкнувшись с бюджетными проблемами, США стали все более настойчиво призывать своих союзников по НАТО брать на себя ответственность за урегулирование конфликтов, которые затрагивают их собственные интересы. Эта линия нашла свою реализацию, в частности, в операциях в Ливии и Мали. Однако выяснилось, что Европа, привыкшая за многие десятилетия благополучно жить под американским оборонным зонтиком, оказалась не готова к своей новой миссии, особенно в условиях затянувшегося экономического кризиса. Так, вооруженные силы Великобритании оказались подорваны операцией в Ливии и вынуждены списывать большую часть задействованных в ней вооружений. Франция в период той же операции с трудом обеспечивала боеспособность своего авианосца. А средств на обновление и модернизацию своих вооруженных сил для участия в вероятных будущих конфликтах у европейских стран нет. По данным Европейского парламента, Великобритания за последние четыре года вынуждена была сократить свои ежегодные оборонные расходы на 7,5% (по другим данным — на 25%), а большинство других стран Европы — в среднем на 10-15%. Несмотря на то что в Европе ведутся интенсивные попытки преодолеть общими усилиями эту ситуацию, по американским оценкам, европейцы вскоре будут не способны самостоятельно провести военную операцию, подобную ливийской.

Многие военные эксперты не исключают, что в этой ситуации США придется повременить с планами сокращения своего присутствия в Европе и в Средиземном море (см. справку ниже). Тем более что обстановка здесь слабо предсказуема и имеет тенденцию к дальнейшему обострению. Как ни парадоксально, но появление в Средиземном море российского соединения на постоянной основе может оказаться на руку США, поскольку Россия потенциально возьмет на себя часть рисков в регионе и может оказать стабилизирующее влияние. При этом надо признать, что присутствие российского флота в Средиземном море не только даст Москве инструмент воздействия на ситуацию в этом неспокойном регионе, но и приведет к необходимости брать на себя ответственность за принятие быстрых и сложных решений, от которой Кремль был избавлен в течение 20 последних лет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран