В прокат вышла эксцентричная комедия Романа Копполы "Умопомрачительные фантазии Чарли Свона Третьего" (A Glimpse Inside the Mind of Charles Swan III) — такая же пижонская, как и ее название, а также как присущая исполнителю главной роли Чарли Шину манера вести себя в быту. В том, что даже самое отъявленное пижонство не работает на полную мощность без жесткой драматургии, снова убедилась ЛИДИЯ МАСЛОВА.
Декларируемое режиссером Романом Копполой "сочетание внешней игривости и глубокого проникновения во внутренний мир личности" удается лишь в первой части, да и то спонтанная щенячья игривость иногда дает сбои, когда происходит неконтролируемая автором утечка сентиментальности. Однако по большей части "Чарли Свон" представляет собой вполне бесчувственное произведение: именно что, как заявлено в оригинальном названии, glimpse — мимолетный, беглый взгляд в сознание не отягощенного особой умственной деятельностью дизайнера, проживающего в Лос-Анджелесе 1970-х годов. Предваряет погружение в его фантазии анимационная иллюстрация, на которой из мозга Чарли Свона виноградными гроздьями высовываются женские ноги, что должно аттестовать его как закоренелого плейбоя, хотя в дальнейшем он скорее проявляет себя едва ли не однолюбом — если и есть у этого калейдоскопа красочных картинок, каким является фильм Романа Копполы, какое-то содержание, то это переживания героя из-за ухода его текущей пассии (Кэтрин Винник), прицепившейся к какому-то вздорному поводу: в поисках своих фотографий вместе с бойфрендом она находит у него в закромах огромное количество фотографий предыдущих девушек. Их у героя, видимо, было даже больше, чем у его своенравной сожительницы туфель, которыми она в приступе малообоснованной ревности начинает кидаться в бедного Свона, и без того издерганного, плохо спящего, чувствующего, что весь мир против него, и даже не способного ни о чем говорить с психоаналитиком, кроме своей 95-летней бабушки.
Трудно, да, наверное, и не стоит сопротивляться соблазну провести параллели между Чарли Своном и самим Чарли Шином, в кино давно не снимавшимся, зато упорно не дававшим о себе забыть благодаря телесериалам, а главное — личной жизни, зажигательно отраженной в Twitter, однако в данном случае яркая шиновская личность для режиссера Копполы тоже, скорее, ходячий декоративный элемент, вписанный в ностальгический коллаж в стилистике семидесятнического графического дизайна. А любителей этой эстетики "Чарли Свон", безусловно, очень порадует визуально буйством красок и винтажных форм — чего стоит хотя бы сцена, когда герой выезжает выкидывать мешок туфель своей бывшей возлюбленной в фиолетовом халате и тапочках на кадиллаке цвета морской волны, у которого на одном боку нарисована яичница, на другом — бекон. Наполнено интересными артефактами и жилище героя. В одном из эпизодов во время телефонного разговора по красному телефону камера (нарочито медленно движущаяся на специальной старинной итальянской тележке 1960-х годов) позволяет подробно рассмотреть предметы на стеклянном журнальном столике Свона: самурайский меч, белую маску, пепельницы, зажигалки, пирожные на тарелке — и любоваться этими неодушевленными мелочами едва ли не увлекательней, чем прислушиваться к обрывкам нервного разговора, который склонный к драматическим преувеличениям герой потом охарактеризует как худший телефонный разговор в своей жизни.
Кроме потерянной девушки, периодически являющейся в фантазиях Чарли Свону, чтобы, например, в боевой индейской раскраске пальнуть в него из лука, круг его общения составляют лучший друг — волосатый еврейский стендап-комик (Джейсон Шварцман), выступающий с монологами о женской сущности, и бухгалтер (Билл Мюррей), в одной из театрализованных фантазий предстающий в ковбойской экипировке и протягивающий герою ружье с провокативной репликой: "Докажи, что ты мужик!" Но слова в этом дизайнерском проекте так и остаются словами, даже когда Свон, добравшись наконец до своей любимой в реальности, выступает перед ней со слезной речью и единственный раз за все время снимает свои элегантные солнцезащитные очки. Большее доверие и уважение в этом фильме вызывают все-таки не словесные излияния, а прямое действие, желательно противоправное, — когда герой разбивает урной стеклянную дверь издательства, отвергшего рукопись его сестры (Патриция Аркетт), или покупает у русского таксиста за $800 огромную банку белужьей икры и, немного отъев прямо в машине, прибывает с ней на рождественский праздник, где гвоздем культурной программы становится кукла-марионетка в виде все того же Чарли Свона, в чей мозг режиссер нас так толком и не пустил, вероятно, испугавшись, что внутри все будет не так радужно, феерично и экстравагантно, как снаружи.