Писатель о новом лице конформизма
Власть — меньшее из зол, по логике конформиста. Тем более, если представить ее без парика и одушевив отчаянием, как это сделал скульптор Михаил Шемякин, "открывший" нам одинокого в своем величии Петра
Фото: PhotoXpress
Нам ли, современникам рухнувшей идеи поворота великих сибирских рек, беспокоиться о том, что России нынче свыше указан путь на восток? Причем это именно восток с маленькой буквы, синоним азиатщины, а не Азии. Кому по силам заказать России прыжок в сторону, противоположную ее магистральной петровской ориентации, ориентации почти всех ее органических, разноплановых сил: имперских, либеральных, консервативных и радикальных?
Эти попытки и есть обыкновенный конформизм.
Конформизм нигде и никогда не является в голом виде. Он известен своими нарядами. Он, как правило, прикрыт фиговым листком патриотизма и париком державного консерватизма. Его отличает лжевысокомерие. Однако в нашем сегодняшнем случае, когда власть сильно раскачивает свою лодку, изгоняя из нее бесов коррупции и особенно жадных перерожденцев из ее же "ближнего круга", жизнь на такой галере приобретает характер качелей, и наш конформизм принимает волей-неволей совершенно новый, истерически-веселый вид.
Некоторые либеральные деятели могут сказать, что это веселье циников, однако это не совсем так. Наши сегодняшние конформисты за редкими исключениями не являются циниками. Они развивают в себе, культивируют чувство уверенности в том, что власть дана свыше, нет ей позитивной альтернативы. А для самых либеральных внутри себя конформистов любой начальник — меньшее из всех зол.
Последняя позиция не так уж слаба и однозначно труслива, как кажется на первый взгляд. Она имеет исторические корни. Достаточно вспомнить Михаила Осиповича Гершензона, автора "Вех", признавшего пользу правительственных штыков перед лицом народной расправы. Однако такая позиция была верно угадана именно замечательным философом Гершензоном и именно после издержек революции 1905 года. В иных случаях этот подход может наложить запрет на любые формы политического плюрализма и превратить общественную жизнь в полный отстой.
Чтобы не допустить на своем лице вечной холопской мины преданности и безрадостного усилия овладеть советской наукой колебания вместе с линией партии, наши конформисты разрешились от бремени угодничества жизнерадостной маской пересмешника.
Пересмешник — это знамение времени. Он с телеэкранов и прочих, высоких и низких, трибун бойко и радостно поносит окончательно поверженные (с его точки зрения) общественные движения, подбирает едкие, насмешливые, унизительные эпитеты, характеризуя своих противников, бывших соратников, отставных единомышленников. Он немножко по-людоедски упивается своим безнаказанным правом если не править бал, то быть его полноценным участником, острить, балагурить, актерствовать, таращить глаза и даже слегка, в национальном стиле, юродствовать, ссылаясь на букву закона. Он — современный человек, друг "Твиттера", а не азбуки Морзе — легко воспламеняется, умело негодует, знает слабости либералов, вечно пекущихся о правах человека. Заявленная религиозность не мешает ему быть душой компании и наслаждаться всеми прелестями русской бани. Трудности Европы облегчили его существование, помогли ему быть пересмешником. Он морщит нос, слушая о западных достижениях. Европа для него — это бессилие Греции и бездарные решения Кипра. От такой Европы он радостно бежит на восток. В отличие от конформизма своих пожилых соратников, он ценит власть больше денег (а это большая новость, возврат к советской аксиологии и потенциальный подрыв рыночной экономики) и готов застегнуть свою Родину на все пуговицы: его не сильно испугает общегражданский запрет на выезд за границу (если примут такой закон). Он упьется властью и в отдельно взятой стране. Впрочем, наш весельчак и так будет ездить на Запад, это даже интереснее для него, ведь тогда он — божий избранник.
Конечно, если взять русскую историю, наш пересмешник в ней не одинок. Умели шутки шутить и царские опричники, и чекисты советских времен. И ведь тоже были не то чтобы циниками (циникам свойственно индивидуалистическое презрение к человеку), нет, скорее они просто наслаждались культом власти, этой вечной отрыжкой азиатчины на наших просторах. Так что в генах нашего пересмешника чувствуется близость к этой хорошей компании.
Наш пересмешник разнолик: его можно найти на разных должностях, в разных пределах, с разными половыми признаками, он многонационален, он уже вездесущ. Но выполнить план поворота сибирских рек и нашего сознания в обратную сторону он не сможет, сколько бы он ни скалил зубы. Не сможет, даже если большинство страны промолчит, а кое-кого сильно испугают. Не сможет, если даже найдется идея, которая объединит пересмешников физически и метафизически. Потому что нет и не будет в нашей стране анти-Петра: логика истории не та.