Поскольку в дискуссии о том, были ли у нас либеральные реформы, уже высказаны основные противоборствующие мнения, мы решили перевести ее на новый уровень. Главный и далеко не теоретический вопрос — какие реформы нужны России — остается пока без ответа. Сегодня своими (довольно неожиданными) мыслями на этот счет делится кандидат экономических наук президент частного Института развития предпринимательства ИРИНА ХАКАМАДА.
Диагноз
Кто виноват в 17 августа? "Либералы, конечно! — говорят государственники,— они раздали за гроши собственность и развалили Россию". "Виноваты государственники,— защищаются реформаторы,— бюджет, раздутый в угоду думскому большинству, не выдержал наваленного на него груза лжи и пустых обещаний".
Либералы и государственники, выясняющие отношения друг с другом, напоминают водителей, столкнувшихся на оживленном перекрестке. "Ты пьяный!"-- кричит один. "А ты шел на красный свет",— возражает другой. Но тех, кто стоит в пробке, не интересует, кто в кого врезался, тем более что один из водителей действительно под мухой, а другой дальтоник.
Нетрезвы те, кто утверждает, что в стране, где 70% хозяйствующих субъектов рассчитываются между собой по бартеру, для создания рыночной экономики не хватает еще двух-трех налогов и пяти постановлений. Слепы те, кто — пусть искренне — считает, что в стране, где 70% правовых споров решается на "стрелках", "терках" и "черных арбитражах", для окончательного искоренения преступности не хватает двух-трех законов, одного министерства и еще одной спецслужбы.
Пусть эти неудачники выясняют отношения — нам надо выбираться из пробки. Исконные советские хозяйственные обычаи, раздутый бюджет, лихорадка первоначального накопления привели к созданию в России более чем необычного хозяйственного строя. Я считаю себя вправе, проработав в Госдуме и правительстве семь лет, назвать все, что видела и пережила, своими именами, поставить диагноз. Он звучит так: в России в результате десятилетнего реформирования сложилось новое общество, в котором нет закона, а есть личные отношения, в котором помимо рынка товаров есть гигантский рынок административных и бюрократических услуг — по сути, квазифеодализм.
Квазифеодализм — строй, при котором начальник всегда прав, независимо от того, что написано в законе. На уплату взяток, поборов и дани рэкетирам в России уходит гораздо больше денег, чем на уплату налогов. Любая попытка собрать в казну больше приводила и будет приводить к уменьшению собственно налогов и к увеличению отчислений, которые идут в карман различных "крыш".
Сейчас на каждого россиянина формально приходится в консолидированный бюджет в среднем $260 с души. В принципе это очень маленькие деньги. Проблема в том, что половина денег разворовывается (через трансферты, субсидии, кредиты коммерческим организациям, строительные расходы и т. д.). Но как бы ни была мала сумма, которую платит в бюджет российский гражданин, она все-таки слишком велика, потому что эти деньги идут на содержание видимости государства, функции которого — плохо ли, хорошо ли — выполняются другими структурами. Этим структурам платят совсем другие деньги и их можно назвать парагосударством. В этом парагосударстве есть своя парабюрократия.
Парабюрократия в парагосударстве, или $6 млрд на взятки
Что такое парабюрократия? Это различные группы людей, которые за отдельные деньги выполняют те функции, которые в рыночной экономике выполняет государство или сам рынок. Это, во-первых, взяточники, которые требуют от предпринимателя денег за лицензию, и налоговые инспектора, которые приходят в офис не для проверки, а за взяткой. Во-вторых, это бандиты, которые успешно защищают предпринимателей от тех трудностей, которые сами же и создают. В-третьих, это особый, только для России характерный слой посредников — фирм, произросших в экономике неплатежей. Посредники получают огромные (ниже 100% рентабельности они не работают) деньги за то, что позволяют двум агентам рынка поменять товар на товар или получить доступ к административной валюте (см. Найшуль В. и др. Либеральная хартия. http://www.libertarium.ru/reader/hartia2.html).
По подсчетам экспертов общественной организации "Технологии — XXI век", мелкие предприниматели тратят только на взятки чиновникам $6 млрд в год. Стоимость услуг посредников в одной лишь электроэнергетике оценивается в $1 млрд в год. Ровно столько российские предприятия переплачивают за электроэнергию.
Парагосударство разрослось настолько, что затраты на его содержание многократно превышают затраты на содержание собственно государства. Размеры и формы внебюджетных поборов фантастические.
Например, в Оренбурге мэрия постановила к юбилею покрасить дома в центре города. Денег у мэрии не было, и чиновники пришли с "просьбой" к арендаторам и владельцам домов — "пособите родному городу". Арендаторы энтузиазма не выказали, покраска ведь денег стоит. Тогда им предложили выбирать: либо вы покрасите дома, либо к вам придет налоговая инспекция. Разумеется, арендаторы тут же выбрали первое, так как затраты на покраску домов все-таки несопоставимы с взятками налоговикам. Но оказалось, что колер должен быть согласован с архитектурным управлением. А управление, в свою очередь, заявило, что каждый владелец должен обратиться в некий архитектурный институт, который представит владельцу план покраски. Каковой стоит в три раза дороже, чем затраты на краску и труд маляров.
В бюджете на 1999 год официально предусмотрены государственный фонд борьбы с преступностью, в который идет 100% средств от конфискации имущества осужденных; фонд развития таможенной системы РФ, пополняющийся за счет продажи конфискованной контрабанды; федеральный фонд Министерства РФ по налогам и сборам и федеральной службы налоговой полиции РФ, в который идут 45% средств, "дополнительно взысканных в результате проведенной контрольной работы". Фонд борьбы с преступностью также пополняется за счет "добровольных взносов и благотворительных пожертвований предприятий и организаций". Кажется, единственным "необлеченным" ведомством до недавнего времени был Минюст, но правительство вошло в его положение и 11 февраля 1999 года издало постановление, согласно которому Минюст имеет право на основе договора (то есть за деньги) проводить предварительную экспертизу нормативных актов, издаваемых другими ведомствами.
В нашей экономике взятка стала отношением многоступенчатым. Один мой знакомый как-то подсчитал, что, чтобы заплатить взятку в $10 тыс., надо предварительно истратить около $400. Один только рынок взяток в России оценивается экспертами в $40 млрд, хотя цифра эта несколько условная — никто из экспертов свечку не держал... И, заметим, это услуга, не облагаемая НДС...
Обычно считается, что парагосударство выполняет исключительно паразитическую функцию, однако на самом деле это не так. Взятка, как правило, не увеличивает сумму уплаченной пошлины, а уменьшает ее. Бандиты не только грабят предпринимателя, но и обеспечивают ему подобие частного правосудия, создавая за частный счет некую правовую инфраструктуру, которую бессильно создать государство.
В этом существенное отличие и российской преступности, и российского взяточничества от одноименных феноменов в рыночных экономиках: в них взяточники и бандиты являются паразитами, удаление которых так же безусловно способствует оздоровлению организма, как удаление глистов из кишечника. В России же взяточники и бандиты стали неотъемлемой частью жизни, без которой экономика не может существовать. Это уже, извините за сравнение, не глисты. В России те, кого обычно называют взяточниками, бандитами и посредниками, возникли потому, что без них невозможен никакой бизнес на рынке, где доминирует государство и в качестве покупателя, и в качестве продавца. Фактически парагосударство и соответствующая деятельность стали способом, которым нормальный капиталистический бизнес обеспечивает свою конкурентоспособность по отношению к государству. А то, что государство обзывает своих конкурентов бандитами и взяточниками, проблема скорее государственного русского языка и его выразительных средств.
Парагосударство — это иммунная (защитная) реакция, и вопрос не в том, что ее надо подавлять, а в том, что надо научиться ею пользоваться. Иначе говоря, то, что в России называется коррупцией, является реакцией рынка и граждан государства на вмешательство государства в экономику. Бороться с коррупцией — это все равно что бороться с собственным народом.
В России — два государства
Наша страна и ее граждане живут одновременно в двух мирах и оттого мучаются раздвоением личности. В одном мире есть Конституция, парламент, правительство, президент, Министерство налогов и сборов, бюджетники. В этом мире государственники конкурируют с либералами за право представлять страну на переговорах с МВФ. В другом мире есть взяточники и рэкетиры в форме и без, бывшие олигархи, региональные бароны, "челноки" и цеховики, черный нал и "откат". В этом мире бандиты и рэкетиры конкурируют между собой за "бабки", "ставят на счетчик", назначают "стрелки" и проводят "разборки".
Государство и парагосударство пересекаются в каждом из нас, в каждой организации, в любом конкретном деле. Результат известен, он у каждого перед глазами. Вот депутаты сначала приняли закон о контроле над крупными расходами. Потом разумные люди — усилиями коммунистов, заметьте — отсрочили его введение на год. В этом случае парагосударство не дало возможности государству создать еще один способ борьбы с бизнесом.
Вот государственные бюджеты, которые принимались только после того, как парламентские фракции и отдельные депутаты добивались льгот для "своих" парагосударственных структур.
Государство борется с парагосударством путем создания новых организаций и реорганизации старых, путем введения все новых запретов, квот, лицензий, путем освобождения мест в лагерях и тюрьмах для того, чтобы одна "криминальная мелочь" заместила на нарах другую.
Мир парагосударства неуничтожим потому, что мы не можем признаться самим себе в том, что он первый и главный. Борьба с ним приводит только к умножению числа парагосударственных структур. Создание РУОПа не искоренило организованной преступности, но привело к появлению множества посредников между ним и бизнесом. Создание налоговой полиции мало кого заставило платить налоги, зато издержки предпринимателей возросли — теперь надо платить не только налоговым инспекторам и полицейским, но и создавать множество офшорных фирм. Все усилия по борьбе с коррупцией приводят не к уменьшению собственно коррупции, а к увеличению сумм взяток и количества взяткополучателей.
Легализация и оформление реально существующего квазифеодализма означает, что те структуры, которые сейчас работают против государства, начнут работать на него. Прецедент в России уже есть: несколько лет назад у нас были экспортные квоты на нефть — источник самой разнузданной коррупции. Потом взятки, которые брали за выдачу квот, были фактически легализованы и превращены в экспортные пошлины. Таким же источником коррупции была система лицензирования до введения федерального закона "О лицензировании отдельных видов деятельности". Закон легализовал предельную сумму за получение лицензий и минимальный срок их действия, лишив доходов множество посредников и взяточников.
Что же это значит — легализовать квазифеодализм?
Это значит привести в соответствие с национальными традициями государственное управление, и его главный инструмент — налоги.
Индивидуальный налогоплательщик: подушевой налог и налог на имущество
Можно ли собрать квазиналог на имущество с владельцев особняков на Рублевском шоссе? Можно, для этого достаточно примерно оценить налоговые доходы с недвижимости на Рублевке и отдать район Рублевского шоссе на откуп любой акционерной компании, которая выиграет соответствующий конкурс, предложив авансом государству наибольшую сумму. Государство, с одной стороны, получит деньги, а с другой — избавится от необходимости содержания налоговой службы. Что же до налогов, которые надо заплатить с трехэтажного особняка,— то вместо предмета торга между "новым русским" и налоговым инспектором размер налога может стать предметом прозрачного договора между хозяином особняка и акционерным обществом. Добровольность подписания договора со стороны владельцев недвижимости и его прозрачность должны будут стать условиями получения права на работу откупщика.
Подоходный налог в России необходимо отменить. Сейчас он явно бессмыслен и носит регрессивный характер. Иначе говоря, чем выше социальный статус человека и чем он богаче, тем больше возможность пропорциональной минимизации налоговых выплат. Основная сумма сборов падает на тех, кто получает деньги через окошечко кассы, то есть на самых бедных, а попытки заставить заплатить налоги богатых кончаются, как правило, заключением мирового соглашения между сборщиками налогов и эстрадными звездами, например. Такова жизнь, и лучше ее легализовать, чем садиться на иглу "отката" или превращать отношения между налоговиками и налогоплательщиками в цепь "наездов".
Очевидно, что в условиях, когда нет возможности собирать подоходный налог, его следует просто упразднить и заменить подушевым налогом: то есть некоей минимальной фиксированной ставкой, уплачиваемой одним человеком вне зависимости от возраста, состояния и пола. Учитывая, что из $260 на душу населения, забираемых в консолидированный бюджет, 95% приходится на косвенные налоги и налоги с предприятий, эта ставка может быть ограничена $1 в месяц.
Подушевой налог опять-таки надо отдать на откуп.
Оценив количество жителей в том или ином районе и предположив, что годовой доход с Марьина, к примеру, может составить до $1 млн, государство объявляет тендер. Откупщик, заплативший наибольшую сумму ($700-800 тыс.), получает право на сбор налогов с Марьина. Государство получает свои деньги авансом. Издержки, связанные со сбором налогов, ложатся на частную компанию. И если государственные затраты на сбор налогов имеют обыкновение возрастать, то у частной компании они будут, наоборот, уменьшаться. Там, где государство затратит на сбор налогов $500 тыс. (и при этом, из-за инспекторов-взяточников, умудрится собрать аж $20 тыс.), частная компания соберет миллион, потратив на это $100 тыс. Скорее всего, этой частной компанией станет местная же бывшая налоговая инспекция, соответствующим образом акционированная.
Мелкий и средний предприниматель: оброк, откуп и цех
Сегодняшние налоги с малых и средних предприятий также могут быть трансформированы в оброк и отданы на откуп. Механизм чрезвычайно примитивен: совокупная сумма оброка с такого-то региона оценивается в столько-то и объявляется тендер. Но тут-то и возникает главная проблема.
С крупными предприятиями все ясно. "Газпром" никто не обидит. Он сам кого хочешь обидит. Но как мы можем гарантировать среднему предпринимателю, что оброк не разорит его? Ведь мы уже имеем печальный пример — только что введенный налог на вмененный доход. Когда Минэкономики разрабатывало этот налог, нам говорили о том, что он окажется много ниже существующего. А в результате? Налог ввели в 17 регионах, в четырех вспыхнули забастовки! В Ростове после введения вмененного налога около тысячи предпринимателей сдали лицензии.
Государство, отдав налоги с мелких предприятий на откуп, гарантирует свои собственные доходы и минимизирует собственные затраты. Но где гарантия, что откупщик не обдерет своих подопечных как липку, особенно там, где компанией, выигравшей тендер, станут не бывшие налоговые инспектора, а бывшая группировка?
Я писала об этом раньше. Кто победит на конкурсе на право быть откупщиком? Тот, кто дает наибольший авансовый платеж, предоставляет типовой прозрачный договор, поддержанный наибольшим количеством налогоплательщиков. Другая форма защиты налогоплательщиков от недобросовестных сборщиков налогов — добровольное объединение в цеха, которыми становятся саморегулирующиеся рыночные ассоциации.
Одно дело — обобрать одинокого "челнока". Другое — ассоциацию "челноков". Кроме того, цеха стоматологов, "челноков", торговцев недвижимостью, строителей, автослесарей и т. д. могут выполнять ряд регулирующих функций, которые сейчас выполняет (точнее, пытается выполнить) государство. К примеру, функцию выдачи лицензий (в данном случае эквивалентную процедуре вступления в цех). Ведь сейчас, с одной стороны, лицензии выдают за взятки, а с другой — выданная лицензия не гарантирует потребителю ничего. С цехом такие штучки не проходят: он не заинтересован, чтобы его членами являлись мошенники.
Возвращаясь к примеру с вмененным налогом, мы можем сказать, что его введение стало ярчайшей иллюстрацией к симбиозу либерализма и коррупции в России. Именно потому, что старая система была коррумпирована, реальные ставки налогов были очень низки. Обязательная замена старой системы вмененным налогом, формально более низким, а по жизни более высоким, оказалась большим бедствием, чем коррупция. Чтобы люди захотели платить вмененный налог, его ставки должны быть еще ниже, а выбор между двумя системами должен быть абсолютно добровольным.
Это же относится и к цехам: они должны быть абсолютно добровольными организациями. Принцип должен быть такой: отдельный предприниматель может выбирать, что ему делать: работать с муниципалитетом и платить налоги непосредственно откупщику или входить в цех и платить налоги через цех.
Договор с "лендлордами"
Основная категория российских налогоплательщиков — это крупные предприятия, которые диктуют законы в своих регионах, а иногда и федеральному правительству. Не секрет, что они уже давно платят не столько, сколько причитается с них по закону, а сколько могут. Количество налогов, уплачиваемых "Газпромом", КрАЗом или "Норильским никелем",— это предмет договоренностей между ними и государством. Давайте узаконим эту процедуру и будем подписывать долговременные налоговые договоры с любой компанией или группой компаний, объем активов которой превышает некую фиксированную сумму.
Такие договоры, с одной стороны, обеспечат государству реальный стабильный доход, а с другой — оберегут предприятие от унизительных "разборок", которые происходят каждый раз, когда в налоговое министерство приходит новый начальник и старается показать, какой он крутой и как трудно с ним договориться миром.
Один корпоративный юрист, которому я изложила эту идею, пришел в ужас. "Как это — договоры? — спросил он.— А что же будет с отчетностью? Она же перестанет существовать! Вы лишите предприятие прозрачности, необходимой, чтобы оно получало кредиты!"
Но в том-то и дело, что прозрачность баланса от этой процедуры не уменьшается, а возрастает. Это сейчас российское предприятие выкручивается, чтобы представить инвестору членораздельный баланс, а налоговой инспекции, напротив, "запудрить мозги". "Запудривание мозгов" — сложная операция, которая обычно заключается в том, что предприятие формально разделяется на десяток родственных компаний. Каждая из компаний номинально является убыточной, и вот балансы этих-то убыточных компаний — по отдельности — и представляют в российскую налоговую инспекцию. А вовне презентуют прибыльный в целом баланс холдинга. Это стоит немалых денег — и все равно оставляет инвестора в некотором смущении.
В результате каждое российское предприятие может идти двумя путями, один из которых можно условно назвать "путем МТС", а другой — "путем Би Лайн". Обе компании соревнуются на равных, обе — достойные конкуренты, но если руководители "Би Лайн" размещают свои акции на Нью-Йоркской бирже, то МТС, с ее не меньшими доходами, представляет собой предельно закрытую компанию. Точно такую же пару представляют из себя открытый ГУМ и замкнутый ЦУМ.
Понятно, что предприятий, которые осмеливаются идти путем Би Лайн, довольно немного. Тому примером печальная история ЕБРР, создавшего к 1998 году в семи регионах России венчурные фонды, каждый из которых располагал стартовым капиталом в $30 млн. Несмотря на отчаянное желание финансовых бюрократов разместить деньги как можно быстрее и полнее, (чтобы заслужить от начальства одобрение и на следующий год получить в управление уже $60 млн), реально за три года фонды в среднем сумели разместить лишь 15% средств.
Итак, мои выводы: новая налоговая система уничтожает потребность в непрозрачности в условиях официальных договорных отношений. Отделив отношения по сбору квазиналогов от реального рынка, мы обеспечиваем прозрачность рынка и его конкурентоспособность. Российская компания, твердо договорившись о причитающейся сумме налогов, сможет показать в балансе все свои реальные прибыли и получить под это любые кредиты. Любое предприятие, ограничив квазифеодальные отношения сферой договора между компанией и государством, впервые придет на рынок капитала через парадную дверь.
С другой стороны, новая налоговая система не повлечет за собой кардинальных изменений в структуре налоговых поступлений. На 1600 крупных российских предприятий будет по-прежнему падать 80% поступающих в казну налогов. Доля поступлений от физических лиц по-прежнему не превысит 10%. Единственным существенным изменением может стать резкий рост числа малых предприятий (с 861 тыс. в настоящее время до 7,7 млн, по оценкам экспертов).
Кардинальное изменение будет связано с тем, что в сумму уплачиваемых налогов впервые войдут доходы парагосударства. Взятка за лицензию, единовременный подарок санэпидстанции и пожарной инспекции, взнос во внебюджетный фонд содействия правоохранительным органам и, разумеется, дань "крыше" — все это для предприятия будет включаться в сумму минимизированного квазиналога, а не добавляться сверху.
Приватизация бюджетных расходов
Но еще более важно то, что приватизироваться и персонифицироваться должен не только сбор налогов, но и их расходование. В любом договоре между откупщиком и государством и предприятием и государством может быть довольно подробно расписано, куда именно идут деньги.
Персонификация налоговых расходов — это еще одна процедура, уже негласно существующая на Руси. Сейчас любая "Северсталь" или КрАЗ, минимизируя выплаты в федеральный бюджет, одновременно ремонтируют здания правоохранительных органов, покупают оперативную технику милиции, учреждают благотворительные стипендии. Предприятия заменяют налоги персонифицированными адресными выплатами.
Подобная приватизация оказывается одной из немногих процедур, способствующих классовому миру и оптимизации расходов. Налоги, превращенные в благотворительность, почти целиком уходят на социальные нужды, а не в песок.
И если сейчас "крупняк" думает только об одном — как бы меньше заплатить налогов, которые будут все равно бездарно раскрадены, то переход на "именной порядок" расходования бюджетных средств заставит его задуматься и о другом — как бы инвестировать в любовь народную. Тем более что народ будет прекрасно знать, что пенсию и зарплату ему платит не абстрактный федеральный бюджет, а вполне конкретный "Газпром".
Итак, изменения в финансовых взаимоотношениях между обществом и государством приведут к радикальным переменам в структуре общества.
Квазифеодализм и организованные группы интересов
В результате легализации квазифеодализма должна измениться социальная структура: часть бюрократии и те, кого бюрократы называют экономическими преступниками, вынуждены будут изменить свой социальный статус. В государстве возникает перепроизводство бюрократов, а парабюрократия теряет свои функции. Ставших лишними чиновников можно поделить на три группы.
Во-первых, какая-то часть чиновников уйдет в бизнес и будет зарабатывать деньги на расширившемся рынке, а не на государстве. Другая часть окажется в откупных и саморегулирующихся институтах, организующих рынок.
И, наконец, останется третья часть — носители бюрократического мировоззрения, не могущие принципиально приспособиться к рынку и не приемлющие признание того, что государство по определению не может успешно заниматься бизнесом. Существует международная бюрократия, как будто специально созданная для взаимодействия с отечественными носителями бюрократического мировоззрения. Переговоры с МВФ, Мировым банком и другими внешними кредиторами позволят занять эту группу чиновников на много лет.
Сегодня уволенные из правительства чиновники немедленно обзаводятся собственным фондом с красивой печатью, звучным именем и западным грантом. Надо оставить им возможность лоббировать интересы государства и отечественного бизнеса на внешних рынках. Без такого лоббирования страна постоянно будет оказываться в проигрышной ситуации, как это получилось с отечественными металлургами, оказавшимися бессильными перед американскими сталелитейными лоббистами.
Кроме чиновников, нефункциональной оказывается существенная часть парабюрократии. В моей модели парабюрократия автоматически легализует свои функции, превращая "откаты", взятки и прочие поборы в квазиналоги.
Итак, я против бюрократии и бюрократы все против меня? Нет. "Настоящие" чиновники, сейчас растворенные в массе людей, занимающихся государственным бизнесом, после отделения бизнеса от государства и ликвидации парабюрократии, смогут заниматься тем, чем они должны заниматься: военной реформой, адресной социальной помощью, пенсионерами, культурой и фундаментальной наукой.
Если оценивать рынок взяток в стране в $40 млрд в год и предполагать, что в нашей модели большая часть этой суммы возвращается в экономику — то неужели мы не сможем уделить $1-2 млрд из этого количества на содержание достойных карьерных чиновников сильного государства?
Избиратели и квазифеодальная реформа
Известно, что одной из причин провала либеральных реформ было отрицательное отношение к ним избирателей. В 1992 году либералы приняли ненависть российского народа к тем, кто кушал обкомовскую колбасу, за жажду капиталистических преобразований. Спустя несколько лет им пришлось убедиться, что ненависть к "Мерседесам" настолько же сильнее ненависти к черным "Волгам", насколько "Мерседес" комфортнее "Волги". Отношение народа к власти осталось советским: сочетание ненависти и страха, покорности и зависти.
Как отнесется народ, не вынесший предложения узаконить большой заработок директора, к предложению узаконить откуп?
Очевидно, что тут сработают три фактора.
Во-первых, правительство впервые окажется в состоянии выполнять свои обязательства. Пенсионеры, которым наконец выплатят пенсию, военные, которых перестанут кормить червивой картошкой, бюджетники, которым перестанут выдавать зарплату гробами или брызговиками от "Жигулей",— все будут готовы поддержать то правительство, которое наконец платит то, что должно.
Во-вторых, престиж государственной власти сейчас упал ниже нулевой отметки. 90% россиян боится милиции больше, чем бандитов. Народ голосует за Андрея Климентьева в Нижнем Новгороде и встает на защиту мэра Ленинска-Кузнецкого Геннадия Коняхина. Сравните популярность Анатолия Быкова в Красноярске со стремительно падающим рейтингом Александра Лебедя — одного из самых, казалось, харизматичных российских политиков.
При этом наивная уверенность в том, что, как только народ узнает правду о Климентьеве или Быкове, он от них отвернется, решительно не подтверждается фактами. Чем больше подробностей биографии любимых героев становится известно народу — тем круче растет их рейтинг. При выборе между полицейским и отечественным Робином Гудом российский избиратель демонстративно предпочитает Робина Гуда. Если полицейских официально попросят подвинуться, общественное мнение не впадет от этого в истерику.
В-третьих, персонификация расходов бюджета приведет к тому, что те, кто сейчас воспринимается как некое высшее сословие, живущее в особняках, превратятся в тех самых ребят, которые вчера выдали пенсию, позавчера дали дочке стипендию, а месяц назад отремонтировали районную поликлинику. Российские директора окажутся в положении римских патрициев, которые думали отнюдь не о том, как бы побольше украсть из бюджета, а о том, как бы побольше понравиться народу.
Почему либеральные реформы обречены
Реформы в налоговой сфере приведут к разделению между реальным балансом, необходимым для свободного функционирования предприятий на рынке капитала и получения кредитов на Западе, и налоговой отчетностью, которая окажется практически сведена на нет. Этим самым будут закрыты основные источники ренты для чиновников, испрашивающих взятки за недостоверную отчетность, бандитов, кормящихся с черного нала, и посредников, существующих за счет разделения между производственными и финансовыми потоками предприятий.
Реформы в государственной сфере приведут к легализации парагосударства и радикальному уменьшению собственно государства. Государство уменьшится за счет того, что часть услуг, оказываемых чиновниками (например, сбор налогов), станет платной процедурой, а другая часть услуг (например, лицензирование) окажется делом саморегулирующихся организаций. Как следствие, государство впервые окажется способным выполнять свои обязанности по отношению к бюджетникам, пенсионерам и военным, и эти категории населения почувствуют себя союзниками нового режима.
Но едва ли не самым главным результатом квазифеодальной реформы станет кардинальное изменение в идеологии общества. Персонификация расходов бюджета заменит существующий сейчас антагонизм между "бедным" и "богатым", характерным для патриархального строя симбиозом между "патроном" и "клиентом". На смену классовой ненависти придет вертикальная интеграция общества.
Сейчас в России сосуществуют две концепции "борьбы" с парагосударством: одну предлагают либералы, другую — государственники.
Я позволю себе не комментировать рецепты, предлагаемые государственниками. Хочу лишь повторить: в условиях, когда взяточники и бандиты способствуют снижению трансакционных издержек, любая борьба с ними кончается просто умножением количества государственных трутней.
Несколько более основательны рецепты, предлагаемые собственно либералами,— снижение налогов, сведение бюрократии к минимуму и т. д. Но ведь именно при либералах парагосударство развилось и выросло до нынешних своих невероятных размеров. При либералах во власти увеличивались налоги, при либералах "опускали" предприятия на ВЧК, либералы затеяли "перенос налоговой тяжести с производителя на потребителя", при котором реальное налоговое бремя на предприятия увеличилось в два раза.
Либеральные рецепты, при всей своей логичности, не пошли прежде всего потому, что в стране сформировался правящий класс, зарабатывающий состояние по принципу "статус--деньги--статус", а не "товар--деньги--товар". Этот правящий класс объективно не заинтересован в либеральных реформах. Поэтому они обречены на неудачу.
Единственная реформа, в которой может быть заинтересован правящий класс,— квазифеодальная. Реформа, направленная на узаконение сложившихся отношений и тем самым на обращение в пользу государству и бизнесу того, что сейчас идет им во вред.
Итак, квазифеодализм, новый феодализм — это не более чем аналогия, потому что нет устоявшихся понятий в русском языке для описания нашего положения. Но наше положение таково, что без выдвижения новых идей, естественных для России, продвижение вперед немыслимо. Элита зашла в тупик, апеллируя к чужому опыту или к государственническому "чуду". Как ни парадоксально звучит предложенная модель, она может стать эффективной на очень ограниченный исторический отрезок времени (четыре-пять лет, а может быть, и меньше), решив четыре задачи:
самоочищения экономики и стимулирования гражданской активности;
уменьшения избыточного государства и его консолидации;
установления партнерских отношений между бизнесом и новым государством;
формирования социально ориентированной экономики.
А дальше?.. Дальше будем жить и будем думать.
P. S.
— Ваша программа звучит почти фантастически. Вы думали о том, как и кем она могла быть реализована?
— Конечно, это программа президентская, реально ее может выполнить только президент. При двух условиях: наличие воли и признание принципа "жить по жизни". Союзниками президента при проведении этой идеи будут бизнес и военные.
— Бизнес — понятно, но почему упор на военных? Неужели вы полагаетесь на пиночетовский опыт?
— В этой схеме у военных будет приоритет в получении бюджетных средств. А огромная воля реализовать такую программу должна опираться на определенную силу. Но в отличие от пиночетовской модели, где у него военные были впереди, у нас военные будут молчаливым лобби, а контролировать ситуацию будет избранный президент.