Премьера / Театр
Фото: n.kurbas.lviv.ua
В субботу один из лучших театров страны, Львовский академический театр им. Леся Курбаса, отметил 25-летие. В сыгранном в день юбилея премьерном спектакле "Так сказал Заратустра" по тексту немецкого философа Фридриха Ницше ИРИНА ЧУЖИНОВА обнаружила главные идеи и методы, которые отличают этот коллектив от других.
Афиша нового спектакля Львовского театра им. Курбаса "Так сказал Заратустра", кажется, вполне могла бы сопровождаться подзаголовком "Избранное" — настолько в этой постановке сконцентрировались основные творческие подходы и установки коллектива. Скажем, сам выбор текста продолжает традицию обращения данного театра к философским трактатам — вспомнить хотя бы игранные на этой сцене ранее произведения Платона и Сковороды. И в соавторы "Заратустры" режиссер и основоположник театра Владимир Кучинский снова пригласил людей со схожим мировоззрением. Над литературной композицией спектакля работал КЛИМ — один из знаковых театральных экспериментаторов, истово верящий в возможность искусства преобразить мир и человека. Музыкальной концепцией и воплощением ее в технически сложных практиках голосоведения занималась Марьяна Садовская — известная этно-джазовая исполнительница некогда начинала свой творческий путь именно в труппе курбасовцев. Визуальный образ спектакля создавали также давние друзья театра Оксана и Алексей Хорошко — лаконичное пустое пространство ограждено двумя ширмами с зеркальными жалюзи, в которых дробится и множится зрительный зал и на которые время от времени проецируются символические изображения стихий и сакральных знаков.
Создатели спектакля декларируют, что задуманный ими цикл "Прочь от Заратустры", который открывает нынешняя работа, вызван потребностью разобраться в причинах кризиса украинского общества. Собственно, уже в прологе к постановке режиссер слегка иронично, но вполне трезво обозначает исходные реалии: персонажи появляются в образе слепых калек (парафраз известнейшей картины Брейгеля), на ощупь прокладывающих себе путь в пространстве. После хаотичных, бесцельных блужданий эта группа неожиданно натыкается на накрытую грубой дерюгой мумию, упокоенную в обнимку с пожелтевшими листами древнего манускрипта. Явившийся вслед за этим человек (Олег Цьона), обозначенный в программке оксюмороном "одинокий хор", начинает диалог с толпой, прозревшей, но так и не обретшей дара речи. Поэтому поначалу звучат лишь его страстные монологи, изобилующие блестящими афоризмами и призывами к самосовершенствованию и критическому отношению к действительности. Скоро, однако, в перепалку с оратором вступает один из героев массовки (Николай Береза) — то и дело забегая в гущу зрителей, он задает оттуда глашатаю гранитных истин едкие вопросы, пытаясь сбить его с пафоса и мысли.
В общем-то, здесь, на имитации диалога сцены и зала, по сути, и оканчивается сюжет спектакля. Зрители, вопреки зыбким надеждам авторов, к дискуссии не подключаются, а попросту начинают наслаждаться различными пластическими и вокальными виньетками, которыми в духе излюбленного курбасовцами украинского барокко щедро украшено повествование — духовными песнопениями, ритуальными кружениями, хореографическими этюдами, демонстрирующими прилежное посещение актерами различных тренингов, но вряд ли способствующими обнаружению каких-либо дополнительных смыслов. Вавилонское столпотворение транслируемых культурных знаков лишь усиливает ощущение декоративного излишества: актеры облачены в одинаковые туники, при этом мужчины в толпе носят головные уборы, стилизованные под папскую тиару, квадратную шляпу китайского монаха, конусообразные короны фараонов и месопотамских царей, а в видеопроекциях с монотонной периодичностью возникают символы разных культур и религий. В этом контурно воссозданном храме нашей цивилизации, по замыслу авторов, разумеется, есть место лишь сверхчеловеку, динамично развивающемуся духовно, творчески и интеллектуально. О профанации этой светлой идеи во времена Третьего рейха постановщики тоже не забыли упомянуть в одной из интерлюдий — впрочем, и тут дальше констатации дело не пошло.
Спектакль обрывается буквально на полуслове — вопрос "Почему любовь умирает?" остается без ответа. Как, в общем, зависает в воздухе и тема кризиса общества, обреченного во все времена существовать в системе изначально несовершенного государства, нацеленного на порабощение и унижение личности. Похоже, искать ответы зрителям придется самостоятельно.