Пластика подсознания

Татьяна Кузнецова

На фестивале "Век "Весны священной" — век модернизма", организованном Большим театром и представляющем самые значимые постановки балета Стравинского за 100 лет его существования, наступил черед спектакля вуппертальского Театра танца Пины Бауш. "Весна священная" великой Пины — единственная из всей фестивальной программы — лишена патины историчности: сегодня спектакль воспринимается так же остро, как на премьере 37-летней давности, а его эстетические открытия до сих пор не освоены современным театром.

Меж тем это — ранняя Бауш. 1975-й — третий год ее работы и всего третья постановка в унылом промышленном Вуппертале, балетную труппу которого она сразу же трансформировала, навербовав танцовщиков из эссенского "Фолькванг-балета" и назвав компанию Танцтеатром. Перемены пришлись по душе не всем: хореографа (совсем в духе нашего времени) анонимы запугивали зловещими телефонными звонками, на спектаклях зрители свистели и выбегали из зала, громко хлопнув дверью,— публика желала красиво отдохнуть и культурно развлечься, а не подвергаться моральным испытаниям, заглядывая в глубины собственной души. Преследуемая широкими массами Пина Бауш целыми днями пропадала с артистами в студии, а контракт с театром подписывала не более чем на год (так она будет поступать до конца жизни, уже став главной достопримечательностью Вупперталя, иконой немецкого танцтеатра и всемирно признанным хореографом).

Гениальная "Весна священная" (собственно, показанная 3 декабря 1975 года программа балетов Стравинского под названием "Весенняя жертва" содержала три постановки Пины Бауш, но две другие пропали в тени заключительной "Весны") не избежала общей участи: ею тоже были шокированы и тоже возмущены. Этот первый крупный (и, как выяснилось, последний) сугубо танцевальный спектакль Пины Бауш — без пения, пантомимных сценок, актерских импровизаций и прочих формальных признаков танцтеатра — был пронизан хореографической волей автора, проявленной столь исчерпывающе, что в дальнейшем чисто танцевальном самовыражении хореограф, вероятно, уже не видела смысла.

В этой работе воплотилось все, что 35-летняя интеллектуалка "пропустила сквозь сердце" (по ее собственному выражению) за свою танцевальную жизнь. Учеба в знаменитой Высшей школе "Фолькванг" у отца немецкого экспрессионизма Курта Йосса; стажировка в Нью-Йорке, в не менее знаменитой Джульярдской школе у английского неоклассика Энтони Тюдора и американских модернистов Хосе Лимона и Альфредо Корвино; бурное нашествие американских постмодернистов, влияние абстракциониста Мерса Каннингема; собственная, весьма успешная танцевальная карьера в американских компаниях; первые хореографические опыты в Германии. Наконец, изобретенный ею метод работы с танцовщиками — те самые пресловутые разговоры и бесконечные вопросы, которыми она доводила артистов до изнеможения, превращая трудяг-профессионалов в творцов-соавторов. И в той же, переполненной культурной памятью "Весне" Пина Бауш открыла миру совершенно новый тип танца: танец пластического "бессознательного", вытащивший на подмостки "оговорки" бытового жеста и физические проявления неконтролируемых импульсов подсознания. В языческом балете Стравинского эти импульсы прогремели набатом.

Спустя двадцать с лишним лет после премьеры Пина Бауш вспоминала: "Первое, что я сделала,— это поговорила с ними (танцовщиками.— Weekend) о том, что "Весна" значит для меня. В ней так много разных эмоций, она постоянно меняется. В ней также очень много страха. Я думала, каково это будет танцевать, зная, что ты должен умереть? Что вы будете чувствовать, что я буду чувствовать?"

Предсмертная животная паника, отчаяние тотального одиночества, кошмар принудительного избранничества, беспомощность перед инстинктом, собственным или стадным, боязнь толпы, ужас перед болью и уязвимостью собственного тела — еще никогда танец не выражал все мыслимые человеческие страхи с такой эмоциональной мощью и открытой физиологичностью. И никогда еще эта шокирующая откровенность не была просчитана так рационально и выстроена с таким композиционным и пространственным совершенством.

11-14 апреля, Новая сцена Большого театра, 19.00