Интервью современное искусство
Фото: Getty Images/Fotobank
В Москву с профессиональным визитом приехал куратор основного проекта будущей Венецианской биеннале, художественный руководитель нью-йоркского New Museum МАССИМИЛИАНО ДЖОНИ. В России он готовит проект совместно с фондом "Виктория — искусство быть современным". Джони ненадолго оторвался от работы, чтобы ответить на вопросы ВАЛЕНТИНА ДЬЯКОНОВА о будущей биеннале, мистике и важности фантазий.
— Мне всегда было интересно, чего именно ждут от куратора самой главной биеннале мира? Вы чувствуете давление чужих ожиданий?
— Обычно рассуждают так: выставка должна показать то, что действительно происходит в мире искусства, и представить новейшие области знания — куратор по умолчанию в курсе всего. Я, со своей стороны, старался и соответствовать этим ожиданиям, и вступить с ними в противоречие: понятно, что каждый куратор приходит на биеннале со своими личными взглядами и опытом. Я не стараюсь показать тренды. Посмотрев на выставки прошлых лет, я понял, что идея показывать на биеннале только новое искусство возникла сравнительно недавно, лет десять-пятнадцать назад. Сегодня так делать не обязательно: в Венецию приезжает полмиллиона зрителей — и что, они будут смотреть на выставку, собранную из работ моих друзей? И я решил вернуться к более ранней модели Венецианской биеннале, с тематической и даже педагогической экспозицией. Знаю, звучит несколько сухо, но если вы посмотрите на биеннале 1970-х или даже 1980-х, то поймете, что диапазон художников был во много раз шире — не только молодые и современные, но и авторы, принадлежащие скорее истории.
— Ваш проект называется "Энциклопедический дворец". Речь идет о здании, существовавшем в реальности?
— Название можно понимать по-разному. С одной стороны, оно отражает присущее нам желание знать все на свете. С другой — оно основано на проекте художника (вернее, я даже не знаю, был ли он художником) Марино Аурити. Он, как и я, родился в Италии, но эмигрировал в США, так что все сходится! По профессии Аурити был автомехаником, а в свободное от работы время в 1955 году создал проект "Энциклопедического дворца" и получил на него патент. Модель хранится в нью-йоркском Музее народного искусства. Аурити хотел построить музей, в котором хранилось бы все накопленное человечеством знание. Сам он был из Пенсильвании, но проект делал для Вашингтона: ему казалось логичным, что самая большая библиотека в мире будет располагаться неподалеку от Белого дома. Конечно, дальше макета дело не пошло, но в этом для меня и есть смысл. Я давно включаю наивных художников в свои выставки, на "Остальгии" были советские примитивисты. И случай Аурити очень ярко показывает, как мы стремимся к всезнанию, но не можем его достигнуть. Ну и, конечно, это комментарий по поводу биеннале как модели целого мира, арт-мира в данном случае. Идея Аурити была еще и в том, чтобы показать знания через изображения, создать некий "театр памяти", что соответствует другой теме моего проекта: как мы смотрим на разные изображения и познаем мир с их помощью.
— Вы уже делали биеннале в Гуанчжоу, и там тоже совмещали профессиональных художников, самоучек, документальные материалы. Венеция станет продолжением эксперимента в Гуанчжоу?
— Там главной темой был портрет и то, как мы помним людей, которых любим. Я понимаю, что это кажется банальным, но именно такие, самые простые, казалось бы, вещи меня впечатляют больше всего. Портрет как жанр существует несколько тысячелетий, но мы все равно испытываем глубокую потребность их делать. Сегодня мы снимаем друзей на телефон и делаем их фотографии заставками для звонков — значит, мы все еще верим в магические свойства портретных изображений. В основе венецианского проекта лежат похожие идеи, но связаны они с нашей потребностью изображать вообще, в целом: человек же единственное животное, которое способно рисовать что-то намеренно. А изображать значит воображать, следовательно, упор делается на то, что мы наблюдаем внутренним взором, на существ, порожденных нашей психикой.
— Вы где-то говорили, что хотите сделать выставку, по насыщенности сравнимую с днем, проведенным за экраном компьютера. Мне кажется удивительным, что в списке художников биеннале совсем нет интернет-проектов с контентом, создаваемым пользователями,— это же вроде как ваша тема?
— Мне интересно делать выставки, которые показывают некий феномен с ретроспективной точки зрения. Вот "Остальгия", например, была посвящена в основном современному искусству, но исходной точкой стали исторические события — в частности, падение Берлинской стены. "Энциклопедический дворец", если угодно, это выставка про информационный век и культуру потребления образов через интернет, но с точки зрения предыстории. Меня все-таки больше интересуют технологические метафоры и те проблемы, которые кажутся нам недавними, но на самом деле существуют много десятилетий. Маршалл Маклюэн писал, что мистика — это всего лишь сны о технологии будущего, и я руководствуюсь его словами.
— Вы показываете трех русских художников — Николая Бахарева, Виктора Алимпиева и Евгения Козлова. У первых двух есть галереи, а третий в России известен очень мало. Где вы его нашли и почему взяли на выставку?
— Я познакомился с Козловым в Берлине несколько лет назад. Он идеально вписывается в проект — художник вне арт-мира, решающий свои задачи в полной изоляции. Особенно интересен его "Ленинградский альбом" начала 1980-х — рисунки, которые он делал подростком, тщательные изображения сексуальных фантазий.
— Ну да, раз выставка про интернет, значит, вам понадобилось порно!
— Порно доцифровой эпохи, верно. Это сегодня можно вбить в поисковик описания своих фантазий, а в годы застоя приходилось все рисовать самостоятельно!
— В "Энциклопедическом дворце" нас ждет множество неожиданностей. Например, картины основателя антропософии Рудольфа Штайнера.
— Для меня очень важно отойти от деления искусства на хорошее и плохое. Многие художники вдохновляются негодным с точки зрения высокой культуры (какой бы она ни была в данный момент) материалом. Да и вообще замечательное искусство часто делается на грани плохого вкуса, вернее, за пределами категорий вкуса вообще. В случае Штайнера к тому же важна его философия и его проекты вроде Вальдорфских школ. Мне нравится, когда за изображениями стоит какое-то повествование, история.
— Как я понял, вы спорите не только с биеннале последних лет, но и с арт-рынком. В то время как крупные игроки в спешном порядке устанавливают форпосты в Азии, вы делаете выставку о самоучках и одержимых — а это ведь чисто европейская, романтическая идея гения, независимого от толпы.
— Я старался показать очень разных авторов, в том числе и далеких от господствующих представлений о европейцах,— например, Карла Густава Юнга. И дело даже не в арт-рынке, а в том, что моя выставка окружена десятками национальных представительств со всего мира, и это значит, что можно не показывать все страны сразу. Потом на выставке будет достигнуто огромное разнообразие: у меня там 158 художников, в два раза больше, чем в предыдущем основном проекте.
— Помимо Юнга и Штайнера, чья художественная деятельность более или менее известна, вы показываете французского социолога Роже Кайуа. Его рисунков и картин мне найти не удалось...
— Это будет его коллекция камней, которая хранится в Парижском музее естественной истории. Он собрал более ста образцов и считал их произведениями искусства, созданными самой планетой. Для Кайуа это было что-то вроде теста Роршаха: он видел в них образы, один называл призраком, другой — Богоматерью и так далее. Это то, что мне близко,— поиск своего места во Вселенной и попытка задействовать воображение.
— В вашем проекте участвует и куратор прошлогодней Берлинской биеннале Артур Жмиевский, художник с ярко выраженной политической позицией и инструментарием социолога. Есть ли у "Энциклопедического дворца" политическая миссия?
— Меня многие спрашивают, почему я не готовлю выставку как высказывание о политической ситуации, и я говорю: "А вот Артур уже это сделал!" Но ответ, конечно, должен быть более подробным. В Италии после Второй мировой, как и у вас сейчас, был очень актуален вопрос о том, должен ли левый интеллектуал, член Коммунистической партии, принимать социалистический реализм за единственный способ художественного действия. Для меня важно то, что когда-то сказал философ Элио Витторини: "Искусство не должно аккомпанировать революции". Политический смысл лучше обнаруживать с помощью нового языка, а не иллюстрации идей. Важен и опыт сюрреалистов, которые верили в ценность галлюцинаций и снов и в то, что мир можно изменить силой воображения. Я хочу выразить свое отношение к происходящему через включение, скажем, неожиданных артефактов, вещей за пределами арт-рынка, принципиально непродаваемых, как камни Кайуа.