В ближайшие дни Госдума должна рассмотреть проект постановления "О соблюдении законодательства РФ при исчислении и использовании прибыли ЦБ РФ", внесенный депутатом Николаем Гончаром. В нем Генпрокуратуре рекомендуется рассмотреть вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении должностных лиц (в том числе бывших) Банка России по фактам использования средств ЦБ на рынке ГКО (начиная с 1996 года) через компанию FIMACO и сокрытия полученных от этих операций доходов. Эти обвинения основаны на материалах проверки ЦБ, переданных в Думу Юрием Скуратовым. В интервью корреспонденту Ъ АЛЕКСАНДРУ Ъ-СЕМЕНОВУ их комментирует бывший председатель Центробанка, заместитель председателя правления РАО "Газпром" СЕРГЕЙ ДУБИНИН.
— Вы можете ответить на обвинения Скуратова?
— Скуратов, когда говорит о финансовых вопросах, обычно несет ахинею. Он же не финансист. Что касается транша МВФ, то в последний приезд миссии МВФ представители Генпрокуратуры встречались с ее руководителем г-ном Буланже, и г-н Чайка заявил, что в работе с траншем МВФ в $4,8 млрд не было никаких нарушений. Также он официально опроверг информацию о нарушениях законодательства в работе с фирмой FIMACO. Нет нарушений. Это сказано официально МВФ.
— Всех поразило, что на ваши представительские расходы выделялось $15 тыс. ежемесячно. К тому же генпрокурор заявил, что деньги использовались не по назначению...
— Я уже много раз объяснял, что представительские расходы осуществлялись с помощью пластиковых карт, исключительно на встречах с официальными лицами. Все отчеты представлены в бухгалтерию. Те средства, по которым сотрудники допускали перерасход, полностью возмещались. Лимит представительских расходов был действительно определен в большую величину. Но ни разу, даже в период заграничных командировок, этот лимит не был мной исчерпан. Подавляющее большинство времени я тратил значительно меньше. Налоги со всех трат платились.
— А продажа 5% "Юраско Банк АГ" Национальному резервному банку?
— Центробанк должен был выйти из состава банков, не перечисленных в законе "О Банке России". "Юраско" там не было. Причем покупателей было найти сложно, так как "Юраско" был в тяжелом финансовом положении — стоимость акций была практически отрицательной. Причем, насколько мне известно, сейчас Национальный резервный банк, который эти акции купил, предложил Центробанку выкупить их назад по той же цене.
Вообще я считаю, что, действуя либо под влиянием, либо добровольно в интересах группы людей (которых, кстати, некоторые считают авторами компромата на Юрия Ильича), прокуратура в лице Скуратова захотела отомстить руководству ЦБ за принципиальную позицию, которую мы занимали в отношении нарушений законодательства и, в частности, "отгона" денег на Запад, который позволяли себе эти люди. Вообще же работа Скуратова представляет собой модель той власти, которую готовят поддерживающие его в настоящее время политики. Для себя — халявные развлечения и удовольствия, для друзей — поддержка и лоббирование, а по отношению к тем, кто не угодил,— произвол в юридической области, клевета, угрозы применения репрессий.
— Что же это за группа людей и о каком произволе вы говорите?
— Могу рассказать, как разворачивались наши взаимоотношения со Скуратовым на протяжении некоего периода времени в 1998 году, когда возникла ситуация с неплатежеспособностью Московского национального банка, которым владел и продолжает владеть известный сегодня Ашот Георгиевич Егиазарян.
Осенью 1997 года выяснилось, что этот банк находится в тяжелом финансовом положении. В нем исчезли деньги федерального бюджета в достаточно большом объеме. Если не ошибаюсь, около $150 млн. Деньги Российского космического агентства, "Росвооружения", других организаций, принадлежащих государству, просто деньги федерального бюджета. Техника исчезновения денег была простой и примитивной: кредитовался некий банк на острове Науру, причем московское представительство этого банка находилось в том же самом помещении, в котором находился и сам МНБ. Практически это были соседние комнаты. Поэтому бумаги, видимо, переносились из одной в другую. А потом офшорный банк денег не вернул.
— В каком это было году?
— Стало понятно, что возвратов не происходит и деньги пропали, осенью 1997 года. В банк была введена временная администрация. И где-то в мае, может быть, в начале июня 1998 года встал вопрос об отзыве лицензии у МНБ, потому что все планы санации банка были явно нереализуемы и временная администрация дала заключение: банк — банкрот, никакого возрождения там не предвидится.
В это время ко мне обратился управляющий делами Генпрокуратуры Назир Хазирович Хапсироков с просьбой принять его и Егиазаряна. Причем было известно, что Хапсироков — человек, очень близкий лично к генеральному прокурору. И поэтому встреча состоялась, и именно в этом составе. Мои сотрудники в ней тоже участвовали.
— О чем просил Хапсироков?
— Нас очень вежливо и настойчиво попросили не отзывать лицензию у банка и не начинать дела о банкротстве. Мы даже согласились посмотреть еще раз на документы, якобы необъективно рассмотренные в нашем ГУ по Москве. Убедились, что иного вывода, кроме того, что банк полный банкрот, сделать нельзя. Тем не менее настойчивые просьбы Хапсирокова разобраться, посмотреть, не торопиться и не отзывать лицензию продолжались. Причем делалось это в форме звонков по президентской связи — есть такая телефонная сеть, которая более закрыта, чем АТС-1. Там всего 40 абонентов. Естественно, что среди тех, кто имел право пользоваться этим телефоном, Хапсирокова не было. Значит, он входил в кабинет кого-то из чиновников, у которых стоял такой телефон, и ему разрешалось поднимать трубку. У генерального прокурора такой телефон, безусловно, есть.
Тем не менее лицензию мы отозвали и банк закрыли. А все материалы передали в прокуратуру для того, чтобы они разобрались, является ли деятельность руководителей этого банка добросовестной. Ответов на эти вопросы я так и не получил. Не знаю, возбуждено ли дело. Но сегодня, по крайней мере в печати, именно с этими людьми — с Хапсироковым и Егиазаряном увязывают "отдых" г-на Скуратова. И мне понятно, что давление на меня разворачивалось на фоне того, что Егиазарян и Хапсироков практически могли направлять действия генерального прокурора.
— А кто владеет банком на острове Науру?
— Мне это неизвестно. Все не так просто еще и по другой причине. Так сложилось, что Егиазарян и некоторые его сотрудники, такие, например, как Константин Мерзликин (заместитель главы секретариата Юрия Маслюкова.— Ъ), имеют прямое отношение ко многим разворованным банкам. Так, Егиазарян являлся одним из руководителей Уникомбанка, и есть информация о том, что он был и совладельцем этого банка. Мерзликин там тоже руководил.
— Что вы имеете в виду?
— Историю 1997 года с переводом в Уникомбанк бюджетных средств по линии якобы заказа самолетов МАПО МиГ для поставок в Индию, по линии операций с московским областным бюджетом и бюджетной ссудой московскому областному бюджету.
Мы также передали все материалы по Уникомбанку в Генпрокуратуру, и до сих пор мы не знаем результатов. А к деятельности Егиазаряна это имело прямое отношение. Причем техника исчезновения денег в Уникомбанке была точно такой же, что и в МНБ. Только вместо острова Науру был остров Барбадос, куда путем нескольких довольно сложных операций переводились деньги. В основном через банк "Кредитный союз". Его руководителем какое-то время, как я помню, был Константин Мерзликин. Причем эта группа людей, с моей точки зрения, целенаправленно работает над такими схемами. Именно этими делами прокуратура заниматься не хотела.
Конечно, Уникомбанк и до прихода туда Егиазаряна был в критическом положении. Мы старались этот банк вытащить. Персонажи типа Егиазаряна, Мерзликина и Глориозова (бывший первый заместитель председателя правления Уникомбанка.— Ъ) пришли туда позже. Мы получили от Центробанка Барбадоса бумаги о том, что какими-то российскими деятелями там учрежден банк и его руководителем является г-н Глориозов. Но операций между Уникомбанком и барбадосским офшором мы не видели, пока не провели более обширную проверку. Выяснили, что деньги из Уникомбанка переводятся через такие мелкие банки, как банк "Кредитный союз", в банк Louis d`or на Барбадосе.
— Если следовать вашей логике, Центральный банк перманентно мешает людям, близким генпрокурору, разворовывать банки. Значит, нападкам должен подвергаться и Геращенко?
— А он и подвергается. Нет разве? Когда говорят о той же FIMACO, постоянно фамилия Геращенко упоминается, не только моя. Уж во всяком случае, создавал-то фирму не я — это ведь было в 1993 году.
— Вы знали о дружбе Егиазаряна и Скуратова достаточно давно. Почему же вы решили рассказать об этом только сейчас?
— Наличие компромата на Скуратова — по некоторым сведениям, сделанного братом Егиазаряна,— придало "дружбе" другой оттенок. Просто после появления этой кассеты я пришел к выводу, что активность Генпрокуратуры в отношении Банка России объясняется личной заинтересованностью прокурора. Если вы помните, все заявления Скуратова были сделаны до получения результатов проверок ЦБ. Еще в сентябре 1998 года Скуратов вел себя предвзято.