Фильма Бориса Хлебникова "Долгая счастливая жизнь" ждали долго все, но многие, дождавшись, были несколько удивлены. Среди удивленных оказался АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Удивление связано с тем, что Хлебников как режиссер, хоть и снимает большей частью про провинцию, считается любимцем столичной артистической тусовки. Недаром она с таким удовольствием и совершенно бескорыстно снималась у Хлебникова в сатирическом скетче "Пока ночь не разлучит". Режиссер приятен тусовке тем, что он свой и в то же время народнее: чисто русский, не гламурный, не столь циничный, как требуют наше время и среда, и даже в чем-то наследует традицию Шпаликова и Шукшина. Так вот: в "Долгой счастливой жизни" почти нет следов этой "приятности". Кино получилось жесткое, прямое (даже чересчур прямое), без защитной брони абсурдистского юмора. И этим оно вызывает уважение.
В конкурсной программе Берлинского фестиваля картина Хлебникова неожиданно смонтировалась с "Землей обетованной" Гаса Ван Сента: их объединила тема борьбы за землю и человеческое достоинство. Стык явлений из разных кинематографических галактик становится менее неожиданным после ссылки создателей "Долгой счастливой жизни" на источник вдохновения — картину Фреда Циннемана "Ровно в полдень", хотя общего с ней осталось не так много. Съемки проходили в Мурманской области, оператором работал Павел Костомаров, лауреат Берлинале за снятый на Чукотке фильм "Как я провел этим летом", но его почерк здесь почти неузнаваем. Чисто российские природные фактуры еще можно при некотором воображении принять за американские или канадские: в конце концов и там текут ленивые, но полные могучей силы реки. Однако персонажей и сюжет ни с какими другими не спутаешь.
Молодой фермер Александр поставлен местной администрацией (ее представляют классические "свиные рыла") перед фактом: отдать некогда приобретенную им землю, на которую "есть другие планы". Все уже решено на верхушке вертикали власти, осталось только подписать бумаги и в качестве гуманитарной подачки получить компенсацию. Сюда же органично вписывается личный мотив: Александр неравнодушен к Ане (Анна Котова), работнице той же администрации,— с этой фигуристой девушкой герой хочет отправиться восвояси в новую жизнь, и она, судя по всему, тоже не против. Но работники фермы уговаривают Александра не бросать их, противостоять натиску и обещают в случае чего "маленькую революцию". В итоге герою, которого Александр Яценко играет с лаконизмом, достойным даже не Мэтта Деймона, а — бери выше — Спенсера Трейси или Джона Уэйна, приходится принять всю ответственность на себя, и это превращает его в героя трагического.
Подобный конфликт в американском или советском фильме разрешился бы вмешательством неких высших сил, которые, пускай и с опозданием, навели бы порядок в курятнике. В "Долгой счастливой жизни" работает только тактика выжженной земли. Без грубого нажима, без отпугивающей чернухи Хлебников показывает состояние страны, отданной на растерзание бандитам, и состояние народа, который не прочь побузить, но не готов к организованному действию. Протест, таким образом, остается на данном этапе отчаянным уделом пассионарных одиночек, которых сразу и не распознаешь, но чье достоинство не стоит задевать: можно жестоко поплатиться.
Создатели фильма — искренне или из осторожности — дистанцируются от чересчур буквального прочтения сюжета как политического манифеста. Хотя сами дали повод для этого, поместив над "свиными рылами" символику "Единой России". Впрочем, за время, прошедшее после премьеры фильма, сверху была дана отмашка: партию власти теперь можно щипать, выискивать в ее рядах оборотней. Актуализируется и история с дутыми революционерами, которые имеют свойство быстро сдуваться. Но сюжет звучит не как пошло актуальный, а скорее как классический, открытый еще Пушкиным. Фильм Хлебникова — пионер этой темы в кино, но дело им явно не ограничится. Уже на подходе "Дубровский" — современная версия пушкинской повести с народным бунтом под началом романтического молодого "барина" и с той же темой "земли и достоинства".
Остается ответить на вопрос: чего не хватило "Долгой счастливой жизни", чтобы стать не только укором тусовке, но событием, которое всколыхнуло бы массы людей. Оставим вопрос о пороках системы кинопроката, обратимся к внутренним проблемам самого фильма. На них, как это ни странно, точно указали в Берлине зарубежные критики. В картине есть начало, есть леденящий кровь финал, но как будто нет середины. Превращение соратников Александра из пламенных революционеров в пугливых обывателей, на полдороге бросающих своего лидера, показано без подробностей, скороговоркой, словно в расчете, что мы сами знаем свой народ, объяснять нечего. Но художественные законы все равно требуют мотивации. Американцы в свое время научились этому у Станиславского, и до сих пор любой их фильм грешит чересчур детальной психологической разработкой, порой даже тошно становится. Драматургия Александра Родионова в "Долгой счастливой жизни", наоборот, конспективна и обнаруживает связь с эстетикой докудрамы. Она хорошо работает в других случаях. Однако в данном взятый прицел на классику — то ли русскую, то ли американскую — требует иного, эпического ритма.