Дело о спрятанных миллиардах

$11,5 трлн все еще укрыто в офшорах. Банковская тайна и непрозрачность налоговых гаваней уже более полувека помогают преступникам мирового масштаба прятать украденные миллиарды. История последних десятилетий показывает, что само существование системы офшоров делает возможными крупные хищения, разоряющие целые страны. Поэтому нет ничего удивительного в том, что с офшорами начинают бороться во всем мире.

КИРИЛЛ НОВИКОВ

Средство против Гитлера

Присвоение чужих денег лицом, которому было получено эти деньги беречь и приумножать,— один из самых древних видов кражи. История знает множество казнокрадов и растратчиков, путавших карман нанимателя со своим. В роли обманутых собственников оказывались короли, принцы крови, банкиры, фабриканты и даже целые нации. И все же до середины ХХ века мир не знал, с каким размахом можно воровать.

В конце XIX века растрата была довольно распространенным преступлением. В одном только 1886 году газета The New York Times четырежды писала о бухгалтерах, прикарманивших деньги нанимателей. Впрочем, суммы были не так уж велики, а сами воры порой вели себя как истинные джентльмены. Бухгалтер Макензи из Кентукки похитил у компании Ashland Coal And Iron Railroad $18 тыс. и сбежал в Канаду. Работодателям он оставил письмо, в котором подробно изложил, что и как подделал в бухгалтерских книгах, дабы фирме было легче привести в порядок отчетность. Точно так же поступил бухгалтер Дуглас Руми из Нью-Йорка, сбежавший с $10 тыс. и оставивший подробную инструкцию о том, как следует расследовать его махинации со счетами. Вместе с тем хищения были сравнительно небольшими вовсе не потому, что взять больше не позволяла совесть. В те времена было не так уж легко переместить деньги за границу и спрятать на тайном банковском счете. Деньги можно было украсть практически единственным способом: обналичить определенную сумму, положить в саквояж и сесть на ближайший пароход или поезд. Сумма не могла быть слишком большой, чтобы не вызвать подозрение у банковских клерков, да и в саквояжи помещалось не так уж много.

В начале ХХ века возможности растратчиков все еще были ограниченны. Крупнейшая корпоративная кража межвоенного периода случилась в Калифорнии в 1930 году, когда глава банка Guaranty Building and Loan Association Гилберт Бисмайер похитил $7,7 млн, по современному курсу — около $100 млн. Бисмайер проиграл деньги на бирже, публично покаялся, предстал перед судом и отсидел десять лет. Несмотря на высокую квалификацию финансиста, Бисмайер не перевел деньги на номерной счет, защищенный банковской тайной, и не укрыл их в офшоре, ведь в 1930 году не существовало ни того ни другого. Однако очень скоро ситуация в мире финансов радикально изменилась, и воровать стало гораздо проще.

В начале 1930-х годов Германия страдала из-за постоянного оттока капиталов, и немалая часть денег утекала в соседнюю Швейцарию. Власти пытались поставить заслон на пути финансовых потоков, но тогдашнее правительство мало кого пугало, и законы Веймарской республики нередко нарушались. В 1933 году к власти пришел Гитлер, и в воздухе запахло серьезными репрессиями. 12 июня 1933 года рейхстаг принял закон о предательстве германской экономики, обязавший всех граждан Германии и иностранцев, проживающих на территории страны, декларировать вклады в иностранных банках и регистрировать хранимую иностранную валюту. За несоблюдение этих требований полагался тюремный срок. Закон бил по интересам швейцарских банкиров, и вскоре альпийская республика дала Гитлеру ответ. В 1934 году в Швейцарии был принят закон о банковской тайне, и с этого момента банки не имели права раскрывать информацию о вкладчиках ни при каких обстоятельствах. Требовать отчета о вкладах теперь не могли даже власти самой Швейцарии, не говоря уже о правительствах зарубежных стран. Сотрудники банков были обязаны хранить тайну даже после отставки, а нарушавшие кодекс молчания подлежали суду и тюремному заключению.

Так возник первый легальный механизм, позволявший надежно прятать любые суммы независимо от их происхождения. В последующие годы услугами швейцарских банков воспользовались многие жертвы нацистского режима, а также многие нацистские преступники, скопившие немалые богатства в годы разграбления Европы.

Параллельно строился и другой механизм, известный как налоговые гавани. Одной из первых стран, привлекавших капиталы благодаря низким налогам, стала та же Швейцария. В 1930-х годах на Бермудах были приняты законы, упрощавшие регистрацию на островах иностранных компаний, что позволяло последним экономить на налогах. В конце 1950-х появилось понятие "офшор", и уже к началу 1960-х в мире образовалась сеть офшорных юрисдикций. Люксембург, Каймановы острова, Сингапур, остров Мэн и другие страны и территории предоставляли клиентам банковские услуги, защищенные строгой банковской тайной, а также значительные налоговые льготы. Возникла инфраструктура, позволявшая скрытно перемещать и хранить гигантские суммы, что открывало для не слишком законопослушных граждан сказочные перспективы обогащения.

Страна победившего мобутуизма

В послевоенные десятилетия на карте мира появилось множество новых государств, избавившихся от колониальной зависимости. Во главе молодых республик обычно оказывались вчерашние борцы против колониализма, полные надежд и демократических иллюзий. Впрочем, многие романтики демократии держали бразды правления лишь до первого военного переворота, когда к власти приходил какой-нибудь бывший служащий колониальной армии или полиции. Многие из таких диктаторов с увлечением занимались личным обогащением, и система офшоров тут была весьма кстати. Одним из самых одиозных правителей такого сорта был Жозеф-Дезире Мобуту, захвативший власть в Демократической Республике Конго в 1965 году.

Мобуту начал с подавления оппозиции. В 1966 году бывший премьер-министр страны Эваристе Кимба и три министра из его кабинета были повешены на глазах у 50-тысячной толпы. С мятежником Пьером Мулеле поступили еще строже: его ослепили, оскопили и четвертовали. После уничтожения и запугивания возможных конкурентов Мобуту выстроил вертикаль власти. В 1967 году страна превратилась из федерации в унитарное государство, а число провинций сократилось с 21 до 8. Из всех партий осталось только верное президенту Народное движение революции (НДР).

Мобуту и его ближнее окружение сосредоточили в своих руках всю полноту власти и стали стремительно богатеть. Для начала конголезский президент отобрал у Министерства финансов третью часть бюджетных средств и поставил их под свой контроль. Немалая часть этих денег сразу же потекла на личные счета Мобуту в швейцарских банках, но он и не думал на этом останавливаться. Президент ежегодно забирал $50-70 млн из Центробанка страны и переводил их на свои счета. К тому же он возглавил Банк Киншасы и распоряжался его резервами совершенно бесконтрольно. На ключевые должности Мобуту рассаживал родственников, земляков, а также представителей племени нгбанди, к которому сам принадлежал.

Мобуту широко применял антизападную риторику и неоднократно клялся уничтожить последние следы колониализма. Он переименовал страну в Заир, придумал новый флаг и герб, а также приказал населению отказаться от христианских имен, заменив их африканскими. Себе президент выбрал имя, соответствующее его положению. Теперь он звался Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду ва за Банга, что значит "Могучий воин, благодаря своей выносливости и несгибаемой воле идущий от победы к победе, оставляя после себя огонь". Европейские костюмы он тоже отменил и велел согражданам носить полувоенные френчи — абакосты, провозглашенные национальным заирским одеянием. Сам он помимо абакоста носил леопардовую шапку и резную трость с изображением орла.

Такая культурная политика служила нескольким целям. Отмежевавшись от западных ценностей, Мобуту получил возможность обосновывать свои притязания на абсолютную власть особенностями загадочной африканской души. Однажды, например, президент заявил: "По нашим африканским традициям не может быть двух вождей... Вот почему мы, конголезцы, желая остаться верными традициям нашего континента, решили объединить усилия всех граждан нашей страны под знаменем одной-единственной партии". Вскоре вокруг личности вождя начал формироваться почти религиозный культ. Министр внутренних дел страны Энгулу Баанга Мпонго однажды сказал: "Бог послал нам великого пророка, нашего мудрого кормчего Мобуту. Он наш освободитель, он наш мессия. Наша церковь — НДР, и Мобуту — ее вождь. Мы чтим его, как другие чтут папу римского. Наше евангелие — мобутуизм. Вот почему мы должны заменить распятия образами нашего мессии". Духовные скрепы мобутуизма ковались со школьной скамьи. Каждое утро в конголезских школах начиналось с того, что ученики 15 минут танцевали и пели: "Одна партия, одна страна, один отец, Мобуту, Мобуту!" Для взрослых выпускались газеты, в которых одно время было запрещено упоминать все имена, за исключением имени Мобуту.

Экономическая политика режима на первый взгляд казалась такой же антизападной, как и его риторика. Мобуту национализировал почти всю добывающую промышленность страны, лучшие плантации, фермы и прочие компании, приносившие доход. Национализированные предприятия тут же приватизировались в пользу самого Мобуту, членов его семьи и ближайшего окружения. Если же компания оставалась государственной или частной, Мобуту требовал процент с ее доходов. Основой заирского экспорта долгие годы была медь, которую добывала государственная Gecamines. Мобуту отбирал почти четвертую часть доходов этой корпорации, направляя деньги в банки Швейцарии, Австрии, Люксембурга, Лихтенштейна и других далеко не африканских стран.

Деньги, которые Мобуту тратил на себя и семью, тоже в конечном счете оказывались на Западе. Глава Заира любил красивую жизнь. Он, в частности, зафрахтовал у Air France сверхзвуковой Concorde, считавшийся технологическим чудом. Для этого самолета в городе Гбадолите, где находилась резиденция диктатора, был сооружен современный аэропорт со специальной взлетно-посадочной полосой. На Concorde Мобуту с семьей летал в Париж за покупками.

Чиновники во всем брали пример с вождя, что привело страну к тяжелейшим последствиям. Когда центральное правительство выделяло ведомствам деньги на те или иные проекты или зарплаты госслужащим, большая часть средств тут же расхищалась. Руководители государственных структур, включая армию и полицию, записывали в штат мертвые души, чтобы присваивать их зарплату. К середине 1970-х годов страна ежегодно тратила около $23 млн на содержание чиновников, полицейских и солдат, существовавших только на бумаге. Взятки и откаты вымогались практически официально. Мобуту, зная о хроническом недофинансировании армии, как-то заявил: "Зачем вам зарплата, если у вас есть оружие?" Призыв был услышан, и заирские дороги покрылись сетью блокпостов, на каждом из которых солдаты вымогали у проезжавших деньги и ценные вещи. Полицейские арестовывали граждан и заводили на них уголовные дела, только чтобы получить выкуп от их родственников.

Бывало, что государство затевало масштабный проект, и тогда чиновники распиливали бюджет. В 1970-х годах Мобуту решил построить самую протяженную в мире высоковольтную линию электропередачи. Линия Инга--Шаба протяженностью 1,7 тыс. км должна была соединить запад и центр страны с богатыми медью и кобальтом юго-восточными регионами. Стоимость проекта оценивалась в $250 млн. В 1982 году линию достроили, потратив более $900 млн, что соответствовало 20% национального долга страны. Однако Инга--Шаба была загружена только на треть и едва ли оправдывала ожидания, к тому же ее постоянно разрушало обнищавшее местное население, отламывавшее куски металлических конструкций для своих нужд.

В годы холодной войны Запад поддерживал режим Мобуту, поскольку тот не пускал в страну коммунистов. После крушения советского блока субсидии режиму перестали поступать, а международные организации заговорили о нарушении прав человека в Заире. Экономика страны катилась под откос, в то время как соратники Мобуту продолжали увлеченно воровать. Бизнес все больше уходил в тень, и налоговая база сокращалась, как шагреневая кожа: если в 1991 году официальный ВВП страны составлял $9,1 млрд, то в 1995-м — $4,6 млрд. Государство стало сокращать расходы. Школы, лишившись финансирования, стали брать плату за обучение с родителей, врачи порой захватывали пациентов в заложники, чтобы получить от них хоть какие-то деньги. Население выживало за счет тотального воровства, бартера и огородничества. На продажу шло любое имущество. Один молодой человек, например, пытался в разгар африканского лета продать рождественскую елку.

Крах режима наступил в 1997 году. Мобуту послал войска против народности тутси, но его армия, успевшая распродать немалую часть вооружений, оказалась небоеспособной. Диктатор бежал из страны и вскоре умер в изгнании. Тут-то и выяснилось, что на его счетах спрятано как минимум $5 млрд,— это примерно соответствовало национальному долгу страны.

Добить дракона

Режимы, подобные заирскому, стали процветать одновременно со становлением системы офшоров. Политологи даже придумали для них особое название — клептократия, то есть власть воров. Первые проблемы у офшоров возникли как раз тогда, когда клептократов начали отрешать от власти. Одним из первых рухнул режим Фердинанда Маркоса, что сразу же привело к серии громких финансовых скандалов.

Маркос стал президентом Филиппин в 1965 году и оставался у власти до сентября 1986-го. За это время политик стал одним из богатейших людей страны. Ближний круг диктатора состоял из 12 политиков и бизнесменов, которых называли "ролексовой дюжиной": по легенде, Маркос одаривал сторонников часами Rolex. Маркос и его "дюжина" последовательно устанавливали контроль над самыми прибыльными отраслями филиппинской экономики. В 1970-х годах экспорт кокосового масла давал почти четверть всех внешнеторговых доходов страны. Чтобы наложить руку на этот бизнес, Маркос установил специальный налог на продажу кокосов, который собирало Филиппинское кокосовое управление. Во главе этой организации стоял Эдуардо Конджуангко, входивший в состав "дюжины". Конджуангко использовал деньги, собранные Кокосовым управлением, чтобы купить банк First Union, через который начал скупать самые прибыльные кокосовые маслобойни. Приобретенные предприятия получали государственные субсидии, а их конкуренты разорялись. Конджуангко сделался кокосовым королем Филиппин. Похожая схема сработала и в сахарной промышленности, в которой "ролексовая дюжина" также добилась монополии. Сам Маркос приобрел долю почти во всех сферах филиппинской экономики, включая банковское дело, экспорт табака, бананов и сахара, недвижимость, телевидение, газеты, нефть, туристический бизнес и многое другое.

Разумеется, офшоры играли важную роль в схемах Маркоса и его "дюжины". Без них создать сеть подставных фирм, через которые правящий клан контролировал экономику страны, было бы гораздо труднее. К тому же Маркос расхищал средства, которые США выделяли Филиппинам в качестве государственной помощи. Деньги оседали в Швейцарии и других странах. Богатство Маркоса бросалось в глаза, о чем позаботилась его супруга — Имельда Маркос. Первая леди возила самолетами белый австралийский песок для своего пляжа, скупала элитную недвижимость на Манхэттене, собирала коллекцию картин, включавшую работы Микеланджело и Боттичелли, и могла потратить до $5 млн за один заграничный шоп-тур. Друзья и родственники тоже не бедствовали. Друг детства Маркоса Фабиан Вэр сначала стал личным шофером президента, а с годами дорос до начальника филиппинского Генштаба.

Администрации Рейгана надоело, что американские деньги расходуются столь непроизводительным образом, и помощь Маркосу была постепенно свернута. Наконец, в 1983 году в Маниле начались массовые протесты против коррупции и фальсификации выборов, которые не удалось задавить репрессиями. В 1986 году протесты переросли в "желтую революцию", названную так по цвету ленточек, которые носили протестующие. Маркос с супругой сбежали на Гавайи, а новая власть пообещала народу найти и вернуть в страну все, что было украдено президентской четой. Проще всего было отыскать 2,7 тыс. пар обуви, принадлежавших Имельде, но дальше начались серьезные трудности. Правительственная комиссия потребовала от Швейцарии раскрыть информацию о счетах Маркоса, но получила отказ. Тем не менее расследование показало, как и куда двигались деньги диктатора. Оказалось, что Маркос вывозил деньги через подставные фирмы и размещал их в офшорах, включая Гонконг, Панаму, Лихтенштейн, Острова Кука, Каймановы острова и т. п. Всего, по разным подсчетам, он присвоил от $3 млрд до $15 млрд.

Филиппины долго и безуспешно пытались вернуть деньги Маркоса. В итоге удалось доказать, что $356 млн, хранившиеся в швейцарских банках, принадлежали диктатору. В 1999 году эти деньги были переданы из Швейцарии в Филиппинский национальный банк. Тем самым был создан важный прецедент, когда банковская тайна отступила перед натиском правосудия. Большая часть денег Маркоса, впрочем, до сих пор не найдена, а дальнейшие поиски свернуты. Не исключено, что за десятилетия поисков Филиппины потратили на судебные издержки немногим меньше денег, чем удалось вернуть.

И все же брешь в офшорной стене молчания была пробита. По крайней мере, после того как в 1998 году скончался беглый нигерийский диктатор генерал Сани Абача, правительство Нигерии попыталось вернуть хотя бы часть украденных денег и преуспело в этом. В 2002 году наследники диктатора согласились вернуть стране $1,2 млрд с условием, что правительство не будет требовать остального. Всего на зарубежных счетах генерала хранилось около $4 млрд, но нигерийские власти были довольны тем, что удалось вернуть хоть часть.

Поиски миллиардов, присвоенных индонезийским диктатором Сухарто, продолжаются без особого успеха. Считается, что Сухарто, правивший Страной тысячи островов с 1968 по 1998 год, похитил около $35 млрд, став, таким образом, одним из крупнейших казнокрадов в истории. Считается также, что $9 млрд он хранил в австрийских банках. Суд над бывшим президентом год за годом откладывался из-за слабого здоровья главного обвиняемого, пока в 2008 году Сухарто не умер.

Кайманы бизнеса

Нельзя сказать, чтобы клептократия была проблемой только третьего мира. Без постоянного сотрудничества с Западом большинство коррупционных схем диктаторских режимов не состоялось бы. Бессменный президент Габона Омар Бонго, правивший страной с 1967 по 2009 год, ежегодно получал €50 млн от французской компании Elf Aquitaine. Разумеется, деньги тайно поступали на счет Бонго в одном из швейцарских банков.

Постепенно коррупция все глубже проникала в деловую культуру западных стран. В 2011 году бостонская компания Marquet International проанализировала данные о растратах в деловом мире США за последние 100 лет. Оказалось, что 80% случаев корпоративного воровства приходится на последние 30 лет, то есть на десятилетия, когда офшорный мир окончательно сформировался. Впрочем, основной проблемой развитых экономик стали не растраты, а уклонение от налогов. К началу XXI века многие заговорили о том, что богатства развитых стран утекают в офшоры примерно так же, как в недавнем прошлом туда утекали богатства Заира, Филиппин и других развивающихся стран. Американский сенатор Карл Левин был настолько категоричен, что заявил об экономической войне, которую офшоры ведут против США и честных американских налогоплательщиков. Между тем нечестные налогоплательщики продолжали ежегодно выводить из США около $100 млрд. Результат был таким же, как в Заире: сужение налоговой базы заставляло увеличивать национальный долг и сокращать расходы на социальные программы.

В развитых странах заговорили о недобросовестной налоговой конкуренции, с помощью которой офшорные юрисдикции заманивают чужие деньги на свои берега. В борьбу против этого явления включилась Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) — международная структура со штаб-квартирой в Париже. В 2000 году ОЭСР подготовила первый черный список налоговых гаваней, в который вошли 35 стран и территорий. Большинство стран обещали исправиться и внесли кое-какие поправки в свое законодательство, так что в 2002 году в черном списке остались только злостные отказники — Андорра, Вануату, Либерия, Лихтенштейн, Монако, Маршалловы острова и Науру. С тех пор ОЭСР и другие структуры регулярно составляли и переписывали всевозможные черные, серые и белые списки, но офшорный бизнес продолжал процветать.

Терпение правительств начало лопаться во время финансового кризиса 2008 года. Во-первых, спасение банковской системы оказалось крайне дорогим удовольствием, и, чтобы обслуживать национальные долги, правительствам понадобились большие деньги, включая те, что оказались за пределами их досягаемости в офшорных зонах. Во-вторых, стало очевидно, что кризис расцвел из-за теневой корпоративной культуры, ориентированной на быструю прибыль любой ценой и тесно связанной с офшорами. Одним из крупнейших игроков на рынке ипотечных облигаций, на котором начал развиваться кризис, был флоридский хедж-фонд United Capital. Глава фонда Джон Девани был известным любителем налоговых оптимизаций, в частности имел роскошную трехпалубную яхту, зарегистрированную на Каймановых островах. Крах ипотечного рынка лишил инвесторов фонда Девани $630 млн.

2008 год был богат на скандалы, но дело главы инвестиционного фонда Madoff Securities Бернарда Мейдоффа удивило даже бывалых наблюдателей. Мейдофф был одним из основателей биржи NASDAQ и считался одним из столпов Уолл-стрит. С началом кризиса некоторые его клиенты захотели забрать свои деньги, но не получили их. Мейдофф признался, что весь его бизнес — "одна сплошная большая ложь". Его фонд уже 13 лет не занимался инвестиционными проектами, выплачивая дивиденды за счет привлечения новых клиентов, то есть являлся классической финансовой пирамидой. Задолженность компании составила примерно $50 млрд. Счета Мейдоффа были заморожены, но среди них не оказалось ни одного в офшорном или швейцарском банке. Этому мало кто поверил, и до сих пор многие считают, что миллиарды Мейдоффа лежат где-нибудь в альпийских банковских хранилищах. Впрочем, сам мошенник вряд ли когда-нибудь ими воспользуется, поскольку суд приговорил его к 150 годам тюрьмы.

После кризиса борьба с офшорами стала мировым трендом. Островные государства тоже испытали на себе давление влиятельных мировых игроков. Еще в кризисном 2008 году правительство США начало расследование в отношении американских фирм, избравших базой Каймановы острова. Расследование дало любопытные результаты. В частности, в столице островов Джорджтауне был обнаружен настоящий дом с привидениями. В небольшом пятиэтажном здании Агланд-Хаус, как оказалось, было зарегистрировано 18 857 фирм, в основном американских. Все эти фирмы попали в поле зрения налоговых органов, так что от прежнего налогового рая не осталось и следа.

Чем острее правительства будут нуждаться в деньгах, чтобы решать собственные проблемы с долгами, тем чаще они будут стремиться наложить руку на сбежавшие капиталы, как в случае с Кипром. Что из этого выйдет, покажет только время.