"Нужна третья мировая война"
       Войска НАТО готовы войти в Косово. Это выяснил спецкорреспондент "Коммерсанта" ИГОРЬ Ъ-СВИНАРЕНКО, который прошел по их тылам в Македонии.

Теплая война
       Балканы — это богатая восточная сказка, пересказанная славянами. Она страшно притягательна. "Юги" (сокращенно от "югославы") — это как бы мы, но только другие. Раскованные, не перепачканные слякотью, не измученные морозами и однообразным дешевым алкоголем. Синие горы в дымке, цветение абрикосов, теплынь, патриотические девушки льнут к юношам призывного возраста, на дискотеках беззаботно пляшут под песни о родине, а там, гляди, и помирать. Но это не страшно. Вот типичная иностранная война. Русская война: снега, цинковая дедовщина, мечта о пайке масла, политинформация, разворованные патроны и гнилые сапоги, одинокая холодная погибель. Нет, заграничная война куда симпатичней. Пока она еще не началась, пока мир. Хотя заметно, что страсти накаляются. В Македонии становится все больше чужих солдат и чужих беженцев. Ни те ни другие местных славян, увы, не радуют. Первые натовцы пришли сюда во время переговоров в Рамбуйе (Франция), как бы на всякий случай, их по-хорошему сюда пустили македонские власти. Поначалу чужие солдатики даже ходили в город на дискотеки, до тех пор пока пару-тройку из них сильно не помяли местные. А в американском посольстве устроили небольшой погром.
       "Мы их там, в посольстве, изжарили",— хвастался таксист. Правда, оказалось, что под словом "изжарили" он понимал небольшой пожар. Так что теперь иностранные бойцы вечерами тоскуют в своих палатках. И дискотеки проходят без натовцев, там пляшут только местные под патриотические антинатовские песни типа "Сербия, о Сербия". А вот последний хит на музыку "Hotel California": "Hotel 'Македония', such a lovely place". Смысл тут в сравнении страны с отелем, то есть приехали, погостили — и валите. И НАТО, и беженцы. Многие спрошенные мной македонцы обижались: страна оккупирована, каждая вторая машина на дороге натовская. И точно, натовские машины с белой галочкой на двери, которая смотрится как русская буква "эл", у которой левая "ножка" короче правой, снуют туда-сюда. Обилие камуфляжа делает Македонию похожей на русский оптовый рынок, кишащий охранниками. Современный военный дизайн, он решен в дачной рыбацкой стилистике, и потому впечатление от него почти мирное. Ну разве некоторые детали цепляются, задевают глубоко. Например, натовская привычка закатывать рукава (это ведь и вам что-то напоминает?) и носить каску посреди мирного города. Ну будет нормальный человек ни с того ни с сего посреди мирного гражданского населения напяливать на голову душную железную кастрюлю?
       Очень тонкое впечатление: в пасхальное утро разбудили меня не колокола, как можно было ожидать в праздник в православной стране — но тарахтение моторов. Я вышел на балкон и без большой радости принялся рассматривать пару черных натовских вертолетов, облетающих город. Нашли время, а? И такая деталь. В Чечне вертолеты летали низко, предохраняясь таким манером от пулеметной очереди снизу. А тут — высоко летают, как у себя дома.
       Но, с другой стороны, присмотришься к натовским солдатикам поближе, так они не страшные! Деликатные, чистенькие, сытые, но трезвые. С модельными прическами, с усиками, с бородками, как у Д`Артаньяна. Вы таких ребят много видели в Европе, они вам услужливо подносили, допустим, пиво, когда еще были гражданскими.
       Единственный недостаток этих в целом симпатичных ребят в том, что на них чужая форма. И в эту форму уже переодеты армии 19 серьезных стран, и как-то все плотнее они к нам пристраиваются. Странное должно быть чувство — проснуться однажды утром в своей стране, оглянуться, а вокруг чужие солдаты, и ты сам весь такой штатский, безоружный, как будто голый.
       — Но вы же сами их к себе пустили! — возражаю я македонцам.
       — Не мы, а наша власть. Влада люби НАТО, а люди — не.
       А что же люди, им чего надо?
       — Will you shoot that bastards (вы будете стрелять по этим ублюдкам)? — с дружеской улыбкой спрашивает меня портье в гостинице и поясняет: — Пора урыть американцев.
       "Три ваши ракеты — и нету Америки",— уговаривает меня македонский полицейский офицер, между прочим госслужащий не самого низкого уровня. Он, сделав такое лицо, как будто заплачет сейчас от бессильной злобы, высказывает свое мнение об американцах в жанре нецензурной брани: "Пичка и матер педерска!" Уж и не знаю, есть ли в македонском языке выражение грубее.
       Таксист, не обученный языкам, делал мучительное лицо и изъяснял мне свои чаяния на языке жестов. "Россия",— сказал он, сжимая кулак. "Америка" — это открытая ладонь. А после кулаком хлопнул от души по ладони и спросил: "Когда же?" И денег не взял. Руку, дающую ему 100 динаров, он отвел словами: "Не треба". Это он сказал на македонском, который в данном случае совершенно совпал с украинским. Но вот я что-то не помню, чтобы меня на Украине возили бесплатно только за то, что я репортер из России. Это, кстати, к теме братства народов. Уж кто сербам самые ближайшие и дорогие братья, так это македонцы. И что ж они, все как один?.. Не сказать.
       Вот, например, ночь, центр македонской столицы Скопье. Как раз народ расходится с дискотек. Я задумчиво смотрю на ребят призывного возраста, которые со своими подружками уходят в темноту. Причем не против НАТО партизанить, а предаваться мирным восторгам любви. А в эти минуты через венгерскую границу пробираются на помощь братьям сербам, которых они отродясь в глаза не видели, ну кроме Гойко Митича, голодные русские добровольцы, имеющие при себе смену белья и $5 на карманные расходы.
       — Совести у них нету! — возмущается остановленный мной на улице македонец.— Это ж надо, да как они смеют? НАТО своим солдатам даже овощи и воду везет самолетами из-за океана! Они своих фермеров обогащают, а по справедливости должны бы у македонских крестьян еду покупать. Да это подрыв нашей экономики!
       Я пытаюсь сочувствовать, но это выходит не очень убедительно. Ведь минуту назад этот же прохожий требовал от России в моем лице поставок зенитных ракет С-300.
       — Нашу экономику из-за них лихорадит! — продолжает он.— Хорошие курвы (так здесь ласково называют проституток) стоили $40, а НАТО взвинтило цены до 150. Плюс еще курвам давали бакшиш (бонус) — ну золото, кольца.
       — Так это ж вроде инвестиций, то есть положительный фактор для экономики, так? — спрашиваю я.
       — Ага, положительный. Так после бомбежек Белграда этих негодяев не пускают в город, и такая важная отрасль сферы обслуживания загибается.
       — Ну и?
       — Так пусть побольше русских добровольцев приедут, им же хорошо платят.
       — Что, они бесплатно едут? Да вы шутите, так не бывает.
       Чтобы узнать побольше и утомиться от бремени "старшего брата", я ношу майки с русскими надписями. Старенькие дедушки-патриоты в кабаке тянут меня к себе за стол, наливают и уговаривают: "НАТО — фашисты, такое Гитлер делал, бомбил Белград".
       — Так что же вы предлагаете?
       — Нужна третья мировая война.
       Я молча выпиваю рюмку ракии.
       — Поверь, другого выхода нет,— говорит мне дедушка со слезливыми глазами.
       Я смотрю на старичков. Они старые и пожелтевшие, как те журналы за 49-й год, которые я однажды нашел на чердаке у своего деда. Там писали про "кровавую фашистскую собаку Тито". Сославшись на дела, я улыбаюсь дедушкам из уважения к их старости и ухожу.
       Из-за албанцев, собственно, все и началось. Они убежали из Косово в Македонию. Лагерь беженцев — это территория, это пустырь, огороженный колючей проволокой с двумя линиями охраны: наружная линия — македонская полиция, внутренняя — войска НАТО. Беженцы живут в палатках. Их кормят консервами, молоком и апельсинами и выдают документы на выезд в интересующие их страны. В основном их влечет Германия. По-македонски беженцы называются "бегалци", по-албански — "рефуджят". Когда проводят военные учения, то беженцы там не учитываются совершенно, а тут, в Македонии, как будто такие учения, которые очень и очень приближены к реальной войне. Здесь хватает настоящего реального военного дерьма. Война — это грязное дело, не в смысле даже идеалов, а именно настоящего дерьма, которое протухает, гниет и, в целом, разумеется, производит жуткое впечатление. Среди всего этого живут люди. Некоторые соглашаются разговаривать с иностранцами. Хивзи, молодой албанец. Спрашиваю его:
       — Ты почему ушел из Косово? Из-за бомбежек?
       — Нет. Это не страшно! Из албанцев эти бомбежки почти никто не осуждает. Они готовы рисковать жизнью и даже умирать, но чтоб сербов проучили-таки. Я ушел потому, что сербы выгнали — забирали деньги и выгоняли, а у кого нет денег — тех расстреливали.
       — Ты сам видел, как расстреливали?
       — Нет, но мне ребята рассказывали.
       — Как кончить эту войну? — спрашиваю у албанца по имени Рамадан.
       — Время надо.
       — А бомбить надо?
       — Надо. Полгода. А потом сербы исправятся.
       Когда беженцев увозят в другие страны на болгарских самолетах и лагерь закрывается, на его месте остается мерзость запустения. Все использованное, что производит цивилизация — памперсы, прокладки с "крылышками", соски, оберточная и туалетная бумага,— все это послужило людям, выполнило свою задачу и из полезной для человечества вещи превратилось в гнилую перебродившую дрянь. Это все опрыскивают вонючим веществом для дезинфекции из привешенного за спиной ранца, как садовники опрыскивают свои сады.
       
НАТО
       У газетного киоска стоит натовец с французским флажочком на рукаве. Судя по нашивкам, это капитан Дюбуа.
       — Капитан,— говорю я ему,— в прошлый раз мы с вами были вместе! А теперь вот по разные стороны баррикад.
       — Какой такой прошлый раз? — удивляется он.
       — Дюбуа, я тебе толкую про ту войну! Я теперь вы, смотрю, к немцам переметнулись и стали против нас... Вот, кто у вас друзья теперь — немцы. А мы с югославами, получается, враги?
       — Никакие они мне не друзья, эти немцы, я тут ни при чем. Я маленький человек,— капитан краснеет и оправдывается.
       Я веду себя жестоко и напоминаю про их маршала Петена, которого французское Сопротивление обзывало маршалом Пютен (то есть по-французски "проститутка"). Он тоже сдал Францию немцам. Капитан ничего не отвечает.
       А вот британский сержант, Кен.
       — А если вы начнете наземную операцию и русские вмешаются, что тогда?
       — Русские? Нет. Им слабо.
       — Ну-ну...
       Именно не потому, что русские — умные и деликатные, а — слабые! Интересно, правда?
       Вот еще один британский военный — девица Гейл, капрал.
       — А что? Если б Лондон бомбить за Северную Ирландию? Справедливо бы было?
       — Ну, это все слишком сложно,— отвечает она политкорректно.
       Вмешивается другой капрал, Фил, тоже британец.
       — Северная Ирландия? Я был там,— говорит он, но никаких беженцев там не видел. Так что это разные вещи! — торжествует он.
       — А вы их слегка побомбите, своих ирландцев, и побегут как миленькие!
       — Ты думаешь? — чешет он "репу".
       А вот дальше лейтенант Франсуа, соответственно, француз.
       — Это как Чечня! — говорит он.
       — Но есть одна маленькая деталь, есть одно существенное отличие, а?
       — Ну, да, верно... Югославия, в отличие от Чечни, суверенное государство.
       Но у меня и на это есть вопрос:
       — Если бы Гитлера остановили сразу, то большой войны бы не было. Вот и тут то же самое.
       Всех этих военных объединяет одно: все они сказали мне, что к военной операции готовы. И считают ее неизбежной.
       — И не страшно вам будет помирать? — допытывался я цинично, чтобы скрыть свою легкую растерянность; я-то думал обойдется, а они — вон как.
       — Так мы люди военные. Прикажут, так будем помирать.
       Тон их, когда они это говорили, был вовсе не парадный, а, наоборот, весьма мрачный. Так что, похоже, они всерьез про это думают.
       Македонский полицейский на выходе из лагеря беженцев дергает меня за майку, на которой по-английски написано слово Moscow, и преданно смотрит в глаза, и говорит слова, к которым я привык за эти дни:
       — НАТО — ноу гуд. НАТО — капут! Руссия не помога? Что проблем?
       Я решительно останавливаюсь. Пора поговорить с ними начистоту. Пришло время, наконец, объясниться:
       — Скажи, сержант, ты сколько получаешь, 500 марок? И дом у тебя свой, и машина есть? Хорошо. А твои русские коллеги живут в степи, в вагончиках, после того как их выгнали из Европы. И зарплата поменьше твоей, и вся задержана. И климат у нас мерзкий, да еще Чечня, президент в больнице живет который год, от коммунистов житья нет — тошно! А тут еще ты требуешь от меня начать мировую войну. Молодец! Нашел момент!
       Я говорил с ним резко на правах старшего брата. Он слушал молча, его дружки тоже. Помолчав, они достали из сумки полдесятка крашеных яиц, видимо, в рамках гуманитарной помощи нашим бедным офицерам.
       Надо сказать, что яйца эти были самые обыкновенные. Совершенно такие же, какими же наши патриоты бомбили американское посольство. Только на Балканах они крутые.
       Маленькая, но тяжелая и неизбежная справка. Есть такой американский фильм, называется "Миротворец". Премьера его в Белграде, рассказывали очевидцы, прошла на "ура". Там, если помните, был такой момент: сербский террорист привез в Манхэттен рюкзачок с атомной бомбой, чтобы взорвать ее и так отомстить Америке за все. Знаете, как на это реагировал зал? Зал в едином порыве встал и устроил своему террористу аплодисменты, переходящие в овацию. Если вы помните фильм, ядерного взрыва там не получилось. Я думаю, по одной-единственной причине: к сочинению того сценария не подпустили братьев сербов. А они, будь их воля, предложили бы несколько иной финал.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...