Как упасть в библиотеку

Сегодня в прокат выходит фантастический блокбастер "Обливион" (Oblivion), выполненный примерно в том же жанре футуристического глюка, что и предыдущая картина режиссера Джозефа Косински "Трон: наследие" (Tron: Legacy). На этот раз действие происходит в 2077 году, когда Земля, пришедшая в негодность для человеческого обитания после затяжной войны с инопланетянами, доживает последние дни, но ее решает спасти герой Тома Круза, которому посочувствовала ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Если кибербоевик "Трон" был сиквелом популярного в определенных кругах фильма 1982 года, то "Обливион" основан на недавно нарисованном комиксе самого Джозефа Косински и по картинке выглядит совсем иначе: там было киберпространство с преобладанием люминесцентных узоров на темном фоне, тут — постапокалиптические развалины в сероватых и голубоватых запыленных тонах (на начальных титрах можно заметить полуразрушенное здание Пентагона). На умирающей планете герою Тома Круза осталось провести последние две недели — в своем летательном аппарате он патрулирует "гидроплатформы", высасывающие из Земли остатки ценных ресурсов (обозреватель Guardian довольно метко сравнивает героя "Обливиона" с анимационным роботом-мусорщиком ВАЛЛ-И из одноименного мультфильма). Между тем как жена героя, а заодно его навигатор (Андреа Райзборо), ждет не дождется возможности присоединиться к остальным землянам, эвакуированным на одну из лун Сатурна, сам пилот все кручинится: "Никак не могу отвыкнуть считать Землю своим домом", — и в потертой нью-йоркской бейсболочке на руинах стадиона вспоминает последний исторический Супер Боул, оживляя в памяти ликующие трибуны.

Однажды герой подбирает загадочную русскую девушку (Ольга Куриленко) из потерпевшего крушение космолета, с которой его очень быстро начинают объединять черно-белые флешбэки романтического оттенка. Жена-навигатор, естественно, напрягается, кудахчет про неразумный риск, токсины и радиацию, да и вообще сомневается в человеческой природе подобранной девушки, но тщетно: под влиянием русской подруги, намекнувшей ему, что он не тот, кем себя считает, герой все больше укрепляется в решимости спасти Землю и остатки человечества. Оставшимися земными партизанами руководит Морган Фримен в традиционной роли пожилого мудреца, обещающего открыть истину и учащего героя уму-разуму, то есть не задавать лишних вопросов, не особо копаться в своей переполненной ненужным барахлом памяти и не злоупотреблять чтением допотопных книг. В этом смысле фрименовский персонаж можно воспринимать как альтер эго самого режиссера, для наслаждения творчеством которого, наверное, нужно предварительно пройтись по своему мозгу утюжком для достижения зеркальной гладкости, чтобы в нем безмятежно отражался тот сумбурный калейдоскоп образов, которыми набит "Обливион". Это название довольно просто было бы перевести на русский как "забвение" или "беспамятство", однако в обращении с такими произведениями малейший шаг к простоте и ясности быстро приводит к пониманию, что тебе морочат голову, выдавая неумение (или нежелание) построить внятный сюжет за специальную, более прогрессивную и современную манеру повествования, в которой дыры заполняются среднего качества стихами в прозе: "Можно ли скучать по месту, где никогда не был? Можно ли скорбеть о времени, в которое ты не жил?" и "Если у нас правда есть души, они сотканы из любви, которая не тускнеет от времени и которая неподвластна смерти".

Есть, впрочем, в "Обливионе" и стихи рифмованные. Как и в "Троне", Джозеф Косински подсовывает в свое компьютерное заливное, будто лук с морковкой, настоящие бумажные книжки, словно говоря: как же, как же, знаю-знаю о существовании древнечеловеческой культуры. Под ножки "Трона", чтобы они не слишком шатались, были подложены запылившиеся Толстой, Достоевский, Жюль Верн, "Книга перемен" и "Алмазная сутра", а в "Обливионе" целая Нью-Йоркская библиотека, тоже пришедшая в запустение, становится одним из локейшенов, куда герой буквально сваливается с неба в рапиде для одной из батальных сцен с немногочисленными оставшимися инопланетянами (в терминологии фильма "падальщиками"). Среди прочего спаситель Земли находит в библиотеке книгу "Дороги Древнего Рима" в кожаном переплете, откуда потом периодически почитывает какие-то возвышенные стихотворные строки про "кости прадедов своих и храм своих богов". С музыкальной стороны ностальгическую атмосферу обеспечивает звучащая на виниле знаменитая композиция "A Whiter Shade of Pale", вообще обожаемая кинематографистами, когда надо создать лирическое настроение светлой печали. Все это в совокупности напоминает какую-то страницу в социальной сети — вот, так сказать, current music автора, вот его любимая девушка, а вот и он сам на фоне приведенного в живописную полуразрушенность Эмпайр-Стейт-билдинга или исландского вулкана. В качестве этакой фотографии обложки фейсбучной хроники в "Обливионе" выступает картина Эндрю Уайета "Мир Кристины", где изображена парализованная девушка, ползущая к своему виднеющемуся вдали дому. С одной стороны, она, в общем, правильно иллюстрирует основную идею фильма, но с другой — оставляет после себя легкое недоумение: стоило ли городить весь этот двухчасовой 120-миллионный высокотехнологичный огород, когда о мучительной невозможности расстаться с родным домом гораздо более искренне и лаконично говорит небольшая скромная картинка, написанная еще в 1948 году?