"Когда все кончилось"
Давид Бергельсон
СПб.: Книжники — Текст, 2012
Один из лидеров идишской прозы Давид Бергельсон бежал после революции из Киева в Берлин, общался там со всей местной богемой, в 1930-х вернулся в СССР правоверным коммунистом, а в 1952 году был расстрелян по делу еврейского антифашистского комитета. После реабилитации в СССР периодически издавались его поздние вещи, но затем о Бергельсоне здесь напрочь забыли. Только пару лет назад был впервые переведен ранний его восхитительный роман "Отступление". Теперь вышел новый перевод первой бергельсоновской книги — "Когда все кончилось" 1913 года.
В центре его — личная жизнь местечковой девушки Миреле Гурвиц. Она разрывает помолвку с богатым женихом, дважды бросает возлюбленного, неудачливого газетчика, зазря терзает грустного студента, выходит замуж за бестолкового юношу из большого города, уходит от него через несколько месяцев и уезжает, оставляя вздыхать и мужа и его кузена. Наконец — заводит мучительные отношения с циничным писателем, единственным человеком, который ее будто бы понимает, но и они ничем не кончаются. Все эти события, впрочем, проходят в странном мареве.
Герои Бергельсона — европеизированные, почти ассимилированные евреи, разрывающиеся между вековыми традициями, крайней ритуализованностью и бесконечной суетой новых идей и новых больших денег. Их тянет в две стороны, сделать выбор невозможно. Эти люди обитают в мире онтологической растерянности, в котором стили жизни, поведения, речи повисают в воздухе, лишаются почвы (недаром одним из людей, вдохновивших Бергельсона на литературный путь, был Лев Шестов). Но, в отличие от других героев, Миреле не в состоянии отвлечься от этой безосновательности, сделать вид, что жизнь — всерьез. На ней будто бы завязывается узел этого незначительно-отчаянного бытия, и, может быть, именно это и делает ее столь привлекательной для мужчин.
Несмотря на импрессионистическое изящество, "Когда все кончилось" — в чем-то очень классический текст. В русской традиции его бы назвали "романом о лишнем человеке" (с гендерным нововведением: им оказывается женщина). Но социальный анализ тут окрашивается ощущением шекспировской катастрофы. "Век расшатался", утеряны меры вещей, и маленькие личные драмы обретают оттенок трагического рока.
"1921: альманах"
Серапионовы братья
СПб.: Лимбус Пресс — Издательство К. Тублина, 2013
Впервые опубликованный любопытнейший артефакт ранней советской литературы. Группа "Серапионовы братья" была одним из самых интересных писательских объединений начала 20-х. Входили в нее Зощенко и Шкловский, будущие соцреалисты Каверин и Федин, до недавних пор полузабытый советский романтик Лев Лунц и другие. Главным для этих довольно разных авторов была установка на понимание мира через сюжет. Не на поиск нового советского героя, не на авангардистский уход от литературности, не на утопию — а на рассказывание историй. Собственно этот альманах, готовившийся к выходу в финском русскоязычном издательстве "Библион", должен был впервые представить "Серапионов" читателю. Однако издательство в последний момент обанкротилось, альманах завалялся в его архивах и только недавно был извлечен на свет финским славистом Беном Хеллманом. Часть этих текстов, конечно же, печаталась потом в журналах и авторских сборниках, часть здесь можно прочитать впервые. Они оказались слишком нонконформными, ненадежными для ужесточавшихся на протяжении 20-х в СССР цензурных условий. Но даже без различения вещей известных и новообретенных альманах "1921" предлагает немного новый образ молодой советской литературы. Почти все эти тексты — про только что закончившуюся Гражданскую войну. Но о том, что она такое, как отличить в ней правду от неправды, в 1921 году еще нет готовых мнений. Писатель, даже писатель не первого уровня, еще не вынужден ни подписываться под той или иной риторикой, ни противостоять ей. Он может осмыслять годы революции с чистого листа, быть неуверенным. Они совпадают для многих из этих авторов почти с подростковым возрастом, с общей неоформленностью жизни. Тогда эта позиция называлась аполитичностью (так о ней говорил покровительствовавший "Серапионам" и написавший к альманаху предисловие Горький). Сейчас она кажется достойной растерянностью. Интересно, что речь здесь скорее не о сомневающихся интеллектуалах-одиночках, а о целом, пока не определившемся в восприятии нового мира поколении. И как скол такой неуверенности альманах читать интереснее всего. Что, конечно, не отменяет замечательности многих включенных в него текстов.