Вчера президент России Владимир Путин прилетел на строящийся космодром Восточный, вступил в контакт с экипажем МКС, который просил его посодействовать насчет полета на Луну, пришел к выводу о необходимости создать министерство на месте федерального агентства "Роскосмос". Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ разбирается в том, какая производственная необходимость была во всех этих действиях.
Космодром Восточный находится в 250 километрах от Благовещенска. Вернее, там находится то, что должно стать космодромом Восточный к 2015 году, когда здесь начнутся первые пуски ракет; а вернее, к 2018 году, когда начнутся пилотируемые полеты. В 2020 году отсюда в космос полетят тяжелые и сверхтяжелые ракеты (если это, конечно, не окажется такой же квазиугрозой, как, например, пуски северокорейских ракет).
Так это планируется, по крайней мере.
А сейчас космодром Восточный напоминает сочинскую Имеретинскую долину четырехлетней давности: уже все разрыли, но ничего еще не нарыли.
Масштаб, впрочем, понятен, причем прежде всего масштаб вложений. С вертолета просматривается дно котлована, который уже сейчас называется стартовым комплексом. С высоты птичьего полета кажется, что залит бетон, и даже вырисовываются очертания чего-то в будущем более или менее величественного. Так, при строительстве элитного жилищного комплекса примерно в таком же котловане вдруг появляются романтичные контуры будущей подземной парковки.
Поверить в то, что в 2015 году отсюда начнутся первые пуски ракет, решительно невозможно. Впрочем, далеко не все здравомыслящие люди, посетив сегодня горный кластер в сочинской Красной Поляне, поверят в то, что через несколько месяцев здесь будет терзать друг друга гордость мирового спорта, так как пока тут терзают друг друга заказчики и подрядчики.
В нескольких километрах от стартового комплекса — два корпуса офисных помещений Роскомоса. Отсюда Владимир Путин должен вступить в контакт с космонавтами МКС.
И они его уже ждали. На большом телемониторе виднелись шестеро: три российских космонавта и три американских астронавта.
Все, кроме бортинженера Павла Виноградова, держались в эфире очень уверенно; были сосредоточены и неподвижны (казалось, что в условиях невесомости они, чтобы выглядеть устойчиво, чем-то привязали себя за ноги). И только бортинженер Павел Виноградов все время куда-то уплывал из кадра, и неожиданно на первом плане появлялись то вдруг вынырнувшие откуда-то исподтишка его белые носки, то черноволосая голова. Было в этом что-то бесовское.
Могло сложиться впечатление, что уровень технической оснащенности офисных помещений в "Восточном" таков, что здесь уже можно спокойно взаимодействовать с космонавтами на орбите в прямом эфире (то есть это уровень, по крайней мере сравнимый с подмосковным Центром управления полетами). Но все оказалось проще: "Восточный" получал картинку из ЦУПа и транслировал ее на стройплощадку в Амурском крае. При этом космонавты не могли увидеть президента, а могли только услышать его или, в лучшем случае, почувствовать.
— Погода у нас хорошая,— сказал космонавтам дежурный в "Восточном".— Светит солнце.
— Да, мы постарались,— ответил выскочивший откуда-то снизу, как черт из табакерки, Павел Виноградов.
— Журналисты,— сказал дежурный,— очень рады приветствовать вас и говорят, что завидуют вам!
Я очень удивился. Я им, например, не завидую. Но я уже понял, что это такой стиль общения с космонавтами: вопросы им можно задавать, но не нужно ими беспокоить. Поэтому вопросы должны быть в меру жизнерадостными и бессмысленными.
Тогда я попросил дежурного поздравить космонавтов с праздником 12 апреля и спросил, как они, собственно говоря, будут праздновать (просьбы передать им мои предыдущие вопросы — выходил ли на связь с ними президент Обама и под контролем ли у них Северная Корея — остались без ответа).
Я не удивился, что Павел Виноградов, вдруг пошедший на камеру ногами вперед, заявил, что праздник будет относительным, потому что много работы по исследованию космоса, ближнего и дальнего.
Очевидно, что и космонавты намерены были ни в коем случае не задеть ЦУП неосторожным словом.
— Будут праздновать под руководством ЦУПа,— вдруг раздался голос из Подмосковья.
Это было уже кое-что.
Владимир Путин успел приехать со стартового комплекса за несколько минут до того, как космонавты должны были уйти со связи по техническим причинам. Он тоже поздравил их с праздником, и их ответ оказался еще более односложным: похоже, они уже выговорились в беседе с нами.
Американец Крис Хадфилд, командир МКС, между тем вдруг ударился в сумбурные воспоминания о своем посещении Смоленска, родины героя, каким, без сомнения, является Юрий Гагарин, и о том, какое незабываемое впечатление на него произвела эта поездка в российскую глубинку (разве можно было сомневаться, что такая поездка и в самом деле будет абсолютно незабываемой?).
Президент предложил назвать город, который будет построен при космодроме, Циолковский (города с таким названием почему-то до сих пор не было, и Владимир Путин решил, видимо, ликвидировать это досадное недоразумение) и попрощался было с космонавтами, тем более что картинка стала стремительно уходить из кадра. Но ему объяснили, что остался звук, и он был вынужден разговаривать с космонавтами еще какое-то время.
Когда от них остались только голоса, космонавты вдруг стали очень конструктивными и сказали, что давно пора навестить много лет стоящий на Луне советский луноход и что для этого им нужен корабль нового типа.
— А вот это будет возможно именно тогда, когда мы построим этот космодром! — обрадовался Владимир Путин.
Когда разговор все-таки закончился и президент рассказал журналистам, как долго и мучительно выбирали место для нового космодрома (хотели создать его на берегу океана, но отказались от этой идеи, изучив опыт коллег с мыса Канаверал: слишком много непогоды в таких местах), я спросил, сильно ли разгрузится в связи с новым космодромом казахстанский Байконур.
У господина Путина был, конечно, соблазн ответить, что сильно. Но он сначала все-таки сказал, что Байконур будет использоваться в активном режиме. И только после этого не отказал себе в удовольствии пояснить, что Байконур создавался в советское время, когда деньги не считались, и дороги, например, железные и асфальтовые, строились без оглядки на их длину и цену. В "Восточном" те и другие дороги будут по крайней мере в два раза дешевле, а объем космодрома — по крайней мере не меньше.
— Здесь экономичней все! — еще раз произнес президент.— Я уж не говорю о том, что это будет суперсовременный космодром.
В общем, похоже, что на самом деле у Байконура нет удовлетворительных шансов.
В Благовещенске Владимир Путин провел совещание по развитию космической отрасли. Безусловно, самым интересным оказалось выступление главы "Роскосмоса" Владимира Поповкина, человека искреннего и горячего.
Он рассказал, что развитие российского космоса будет происходить в несколько этапов. Первый он назвал "этапом восстановления возможностей",— и лучше выдумать не мог, формулировка была безукоризненной, ведь речь не шла о восстановлении отрасли, а только о восстановлении ее возможностей, так что и придраться, в случае чего, будет не к чему.
Владимир Поповкин был очень откровенен. Он попросил "сдвинуть влево" работы по ракете "Ангара", чтобы "не распустить рабочих и не остановить процесс" (после того как на космодроме начнутся первые пуски.— А. К.). Так выяснилось, что эта угроза существует.
Владимир Поповкин заявил, что его ведомство "покрывает сейчас связью арктическую зону".
— Это Северный морской путь? — переспросил господин Путин.
— Да,— кивнул глава "Роскосмоса",— но пока коммерсантов трудно найти для финансирования, а это необходимо. Они, конечно, сразу пойдут, как только мы построим, но сначала надо построить.
Замкнутый круг какой-то!
В деле принуждения страны к системе ГЛОНАСС, по его мнению, произошел решающий перелом: население, видимо, поняло, что победа ГЛОНАСС неизбежна.
— Сейчас на орбите работают,— рассказал Владимир Поповкин,— пять космических аппаратов. В прошлом году не вывели ни одного — и этим можно похвастаться: не нужно было этого делать, потому что хватало пяти!
Владимир Поповкин признался еще в одном совершенном:
— До сих пор стыдно и обидно за "Фобос" (спутник, который пустили к спутнику Марса, а он сгинул в космической глуши.— А. К.).
Кроме того, Владимир Путин предложил создать единую ракетно-космическую корпорацию.
— Да, у нас две идеологии в космической отрасли, одну исповедует объединение имени Хруничева, а вторую — ЦСКБ-"Прогресс" (или, шире, РКК "Энергия")... Но прочнисты одни и те же... Надстройка одна и та же...
Казалось, Владимир Поповкин искренне хочет сэкономить, по крайней мере, на том и на другом. Но не вышло. Рассказывая о надстройке, глава Роскосмоса предложил создать некую структуру, которая по своим очертаниям подозрительно напоминала бы министерство, и обосновал свое предложение. Звучало неплохо, но все зависело от того, как это прокомментирует президент.
Между тем господину Путину идея понравилась:
— У нас есть министерства, у которых нет даже комплекса, которым они руководят,— заявил он.— А занимаются только методикой... А в космической отрасли почти все принадлежит государству, или у государства есть контрольный пакет акций предприятия. Поэтому я не исключаю создания такого министерства.
Вопрос: стоило ли так заводиться, чтобы в конце концов принять решение о том, что в России на месте федерального агентства появится федеральное министерство?
По крайней мере, будет возможность после очередного неудачного пуска расформировать министерство в агентство.
Чтоб мало не показалось.