В Центре современной культуры "Гараж" открылась пятая выставка "Музея всего" — кочующей по разным площадкам мира организации, собирающей и пропагандирующей искусство аутсайдеров.
Основатель "Музея всего" Джеймс Бретт попросил "Гараж" пригласить российских критиков, журналистов и деятелей современного искусства, чтобы они отбирали работы вместе с ним. Для Бретта это и способ вникнуть в местную специфику, и хороший шанс "продать" проект СМИ, найти будущих спонсоров — в общем, сделать так, чтобы о "Музее всего" узнал каждый. В отборочные комиссии предыдущих выставок в Лондоне входили основатель группы The Who Пит Таунсенд, культовая фигура брит-попа Джарвис Кокер из группы Pulp, художник Дэмиен Херст и другие известные люди из мира искусства, моды и музыки. В Москве "Гаражу" к работе жюри удалось привлечь помимо прочих директора Государственного центра современного искусства Михаила Миндлина и художника Леонида Тишкова.
Бретт, я и переводчица сидим за столом под тентом на территории "Гаража", рядом с тентом — два красных фургона, завешанных картинами. Самодеятельные художники подходят к нам по одному. Волонтер расставляет работы за спиной очередного автора или ставит прямо на стол. "Художник должен почувствовать, что его уважают,— объясняет Бретт во время очередного перерыва.— Каждому приятно видеть, что о его работах заботятся ассистенты в перчатках". Бретт задает вопросы, комментирует увиденное, затем, уже без автора, обсуждает, брать или не брать. Вне зависимости от того, приняты работы или нет, каждого художника фотографируют для архива "Музея всего".
Бретт ищет оригиналов, желательно со сверхидеями, то есть на грани между увлеченностью и психической болезнью. Я предполагал увидеть среди пришедших знакомых профессиональных художников. Почему бы не воспользоваться шансом и не подать работу на выставку, проходящую на престижной московской площадке? Но нет, здесь действительно только аутсайдеры и самоучки. Часто авторы приходят не одни, а с родственниками. Скромного, худого человека в очках сопровождает сын — именно он услышал о "Музее всего" и решил привести отца, на пенсии увлекающегося выписыванием перегруженных деталями, слегка наивных натюрмортов. Инженер с коллажами из железок, изображающими доисторических животных, приходит с женой; он протягивает нам рекламную листовку с объяснением своего творческого метода. Иногда сами художники не появляются на отборочной комиссии. Причины разные — застенчивость, возраст. Изредка попадаются потомки самоучек, у которых рука не поднимается выкинуть пылящиеся на антресолях холсты и рисунки.
На скамейку напротив нас садится девушка модельной внешности. Она не расстается со смартфоном. Увлеклась живописью недавно. Делает копии фотографий: громадный кошачий глаз, полуоткрытый рот с ярко-красными губами. Знает, что искусство — это выражение глубочайших чувств, и на вопрос Бретта, о чем ее искусство, четко отвечает: "Это часть моей души". Когда девушка уходит, Бретт уверенно говорит: "Не берем" — и, обращаясь ко мне: "Если, конечно, ты не хочешь пригласить ее на ужин". В каком-то смысле ее работы — интересное явление. Что-то вроде городского фольклора или самодельных плакатов для голливудских фильмов, которые рисуют художники при провинциальных кинотеатрах. Но в "Музей всего", как и в любой другой музей, берут только тех, у кого есть собственные идеи.
Джеймс Бретт впервые открыл "Музей всего" в 2009 году как часть параллельной программы лондонской ярмарки современного искусства Frieze, самого крупного мероприятия в области арт-рынка. Бретт учился в Нью-Йоркской киношколе, затем увлекся искусством аутсайдеров, стал собирать его по блошиным рынкам Америки и с помощью интернет-аукционов. Идея "Музея всего" возникла случайно: как-то раз Бретт прочел в газете об одном престарелом эксцентрике, превратившем свой дом в склад различных артефактов. Английский джентльмен был однофамильцем Бретта, и он посчитал это счастливым совпадением. С тех пор "Музей всего" побывал в галерее "Тейт Модерн" и британском универмаге Selfridges. Но Бретт неустанно ищет все новые и новые площадки для своего музея.
На выставке в "Гараже", открывшейся 26 апреля, представлены работы из Санкт-Петербурга, Казани, Екатеринбурга, Нижнего Новгорода. В поисках участников выставки Бретт объездил все эти города. Кроме того, он дополнил выставку работами классиков советского наивного искусства Александра Лобанова и Павла Леонова, рисунки и полотна которых "Гараж" раздобыл в частных коллекциях.
"Музей всего", как считает Бретт, дает художникам, забытым галереями и музеями, шанс прославиться и, что важнее, повысить самооценку. Из маргиналов в музейные художники — таков идеализированный путь автора, попавшего в "Музей всего". Бретт считает себя первопроходцем и говорит полусерьезно, что куратор основного проекта нынешней Венецианской биеннале Массимилиано Джони позаимствовал его идею для своего проекта "Энциклопедический дворец" (одна из выставок "Музея всего" была частью фестиваля независимых кураторов, который организовал Джони совместно с художником Маурицио Каттеланом). Правда, у Джони — смесь аутсайдеров и профессионалов, а не смотр маргинальных художников.
И в этом слабое место "Музея всего". Джони, как и его бесчисленные предшественники (смешивать аутсайдеров и признанных истеблишментом авторов начал еще легендарный куратор Харальд Зееман в 1970-е), уравнивает два типа творчества в правах. А Бретт отсекает личные истории своих подопечных и строит единый ковчег для маргиналов. Но маргинал маргиналу рознь, по крайней мере в России. Целая комната в "Гараже" отдана работам екатеринбуржца Леонида Луговых — он рисует портреты на улицах уральской столицы за небольшие деньги. Это мастеровитые вещи, выдающие в авторе академическую выучку. К тому же они преисполнены концептуальной иронии — Луговых претендует на то, чтобы изображать хромосомную структуру человека. Действительно, этого художника хорошо знают в Екатеринбурге: с 1980-х годов он — один из главных деятелей местного андерграунда, дружил с Александром Шабуровым из "Синих носов". Маргинальность Луговых, с одной стороны, его собственный выбор: художник не нашел в себе сил искать славу и карьеру в Москве. С другой стороны, его положение на обочине обусловлено уровнем развития институций современного искусства в Екатеринбурге. Вернее, одной институции — уральского филиала Государственного центра современного искусства. В ГЦСИ, однако, своими героями не интересуются, предпочитая выстраивать связи с Европой и столицей. Их можно понять: центры современного искусства должны быть глобальными, к тому же экспортные проекты всегда можно подать с большей помпой, чем творчество местных. Между тем целое поколение художников перестроечной волны с наступлением 1990-х ушло в небытие: кто-то спился, кто-то занялся бизнесом, кто-то, как Луговых, делает из своего маргинального положения что-то вроде уличного театра. Их работы интересуют только редких историков.
На принципиально иной обочине находится Виктор Куликов, 80-летний самоучка из Нижнего Новгорода. В "Музее всего" он представлен целой стеной пейзажей формата А4. Куликов каждый день ходит в соседний лесок и рисует природу, по листу в день. Но в его труде важно не только упорство. Для Куликова рисование (он начал ежедневные походы на пленэр в 1998 году) сопровождается сбором информации о каждом дне. Рисунки сопровождаются альбомами вырезок из газет, журналов, памятными датами и прочим историческим материалом. Художник мечтает построить в Нижнем свой собственный музей, где рисунки сопровождались бы пояснениями, что случилось в этот день, чем он важен для истории и т. д. Это образовательный проект с обязательным для многих самодеятельных художников патриотизмом: Куликов хочет своим музеем послужить России и тренировать память будущих поколений.
С точки зрения Бретта, у этих художников равное положение: и тот и другой вне системы. Значит, между ними нет разницы. Принцип сборки "Музея всего" (по выражению художника Леонида Тишкова) оказывается важнее индивидуальностей. Бретт, впрочем, и сам говорит, что это род социальной службы — своеобразная реабилитация для тех, кто не вписывается в жесткие рамки. Искусство, таким образом, становится симптомом маргинальности. И главная опасность такого подхода в том, что "Музей всего" рискует стать резервацией для самоучек или, что уж совсем несправедливо по отношению к художникам, комнатой смеха для зрителей, считающих себя нормальными.