Пиковая драма

Юлия Яковлева

Лечим алкоголизм, наркозависимость и игроманию. Любая наугад раскрытая реклама медицинских услуг резюмирует вопрос с той бескомпромиссной ясностью, к которой культуролог Хейзинга в знаменитом "Человеке играющем" пробрался только через сотни страниц, да и то с оговорками: игра есть популярнейший у населения способ уклонения от действительности.

Недаром все великие русские писатели XIX "века реализма" были заядлыми игроками и "глава "Онегина" вторая съезжала ловко на тузе". Играл Пушкин, играли Толстой и Достоевский, играл Некрасов, играли до черных кругов под глазами. С одной стороны, это логично. Велик соблазн коммерчески применить еще как-нибудь свои блестящие мозги, прекрасную память и умение просчитать и удерживать в голове сложную многоходовку. C другой — играли они отнюдь не в бридж, покер, преферанс или хотя бы в подкидного дурачка. Игра была примитивна: карта налево, карта направо — пока не выпадет загаданная. Справился бы и ребенок, интеллект бы не помог, а расчет был бессмыслен. И от этой простоты все остальное тоже теряло значение: возраст, пол, имя, воля, связи, состояние, талант или его отсутствие. Оставалось только везение. Случай. Фарт. И несколько сладострастных минут игрок висел в блаженном оцепенении, безвольной и бессильной игрушкой фортуны, переживая только, как сквозь тело волнами проходят удача и неудача. "Стал метать. Направо легла дама, налево туз. "Туз выиграл",— сказал Германн и открыл свою карту. "Дама ваша убита",— ласково сказал Чекалинский". Ну а потом разверзалась пропасть многотысячного долга, которого никакой "Евгений Онегин", хит продаж, не мог бы покрыть.

Недаром советское литературоведение тихо спускало эти факты под стол наряду с порядочными и беспорядочными сексуальными связями классиков (от сексуальной зависимости, кстати, сейчас тоже лечат; некоторые даже, говорят, вылечились). Во-первых, со стороны писателей, названных реалистами, это было самое настоящее дезертирство — вместо того чтобы правдиво описывать русскую действительность, критиковать ее или печалиться о судьбах народных, они радостно проваливались в реальность параллельную. А во-вторых, подавали бы нехороший пример советским читателям.

И в результате советские читатели, лишенные освежающих ролевых моделей писателей-игроков, дружно делали выбор в сторону алкоголя.

С тех пор бытийно-философский вопрос "пить или играть" в России усложнился в разы.

Одни говорят, что "по чуть-чуть можно все" и стаканчик вина в день полезен нервным клеткам, сложные карточные игры развивают мозг, а компьютерные — могут обладать обучающим эффектом. Другие призывают защитить население от самого себя: запретить продажу алкоголя в обычных магазинах, а казино вынести за 101-й километр, во глубину сибирских руд, к тетке, в глушь, в Саратов.

Есть и те, кто пробует отделить овец от козлищ. Вот, например, ты — костюм Armani, очки Gucci, портмоне Bottega Veneta. Вот она — платье Prada, сумочка Chanel и "счастливые" серьги, с которыми ей, как она считает, всегда везет, серьги Cartier; жужжит рулетка. Это одно. А вот светящиеся в густом сигаретном дыму "однорукие бандиты" под дремлющим оком охранника где-нибудь в московском спальном районе; пахнет давно не стиранными куртками — это совсем другое. Как коньяк, тихо потягиваемый в кожаном кресле через затяжки сигарой, это не тот коньяк, который торопливо распивают на лестнице. Или как мат: одно дело, когда им ругается пролетарий; приличные интеллигентные люди ругаются совсем другим матом.

А некоторые призывают внести окончательную ясность: мол, игры бывают азартные и неазартные,— и запутываются окончательно. Потому что именно азарт превращает в игру вообще все, что угодно.

Кто из нас, хотя бы в юности, не мчался во весь опор, преследуя отчаливающий автобус, поднажимал, делал рывок, догонял, придерживая сжимающиеся двери ладонями, заскакивал. В крови кипел адреналин, на лбу было написано "я победитель мира", а потом на скромной табличке в салоне автобуса оказывался совсем не тот номер маршрута, который надо. А распродажи? Когда очнувшись от охоты и погони, обнаруживаешь у себя в руках кожаное розовое платье и пару сапог, где один 37-го размера, а другой — 38,5. Бытовой азарт — страшная сила. Многие, например, так и остаются под впечатлением, что пережили большую и яркую любовную историю, хотя на самом деле это было вышеописанное простенькое "нет, я б... догоню".

О, скольких дурацких любовных приключений можно было бы избежать или облегчить, вовремя прочитав коротенькую и важную работу Льва Выготского "Игра и ее роль в психическом развитии ребенка", заменив лишь в тексте слово "ребенок" на слово "мужчина" (или "женщина") и понимая слово "соска" в более широком фрейдистском ключе!

Вот только зачем?

В жаргоне московских барышень есть такое выражение: "адское шапито". У него есть еще вариация: "адское шапито с конями". Само существование обоих выражений доказывает, что немало есть желающих пережить и то и другое. Причем независимо от возраста. К одной моей подруге, тренеру по художественной гимнастике, подошли две десятилетки. "Мальчики,— сказала одна с интонациями Сэй Сенагон,— совершенно бессмысленны. Мы в школе попробовали их посадить в шпагат, у них ничего не получилось". И обе со вздохом закатили глаза; стало ясно, что шпагат был не первым и далеко не последним номером шапито. И что мальчишки просто так не отвяжутся. Адское шапито — это тонкое умение подвесить кавалера между небом и землей, совсем как Пушкин подвешивал сам себя перед колодой карт.

Адское шапито — это не то же самое, что ухаживания. Это серьезный ритуал, требующий от сторон продуманного обмена зашифрованными посланиями и вдумчивой корректной расшифровки. Системы могут быть разными и зависеть от страны, культуры, профессии, возраста, вероисповедания и гражданского статуса, но в них всегда есть логика и последовательность. Как объяснял один американский кавалер, обреченный пробираться по минному полю sexual harrasment: вот ты ее впервые приглашаешь пообедать вместе, первый важный вопрос — во сколько? Если, допустим, в восемь, то это ничего не значит — вы пообедаете и разойдетесь. А если в шесть или семь — то есть шанс на вторую ступень: "еще довольно рано", говоришь ты и предлагаешь еще "завернуть куда-нибудь просто выпить". Обрисовывается шанс для перехода на третью ступень. И так далее. В общем, ужасно нудно. А ведь есть еще кодекс телефонных переговоров — кто кому и когда перезвонит, напишет SMS, оставит голосовое сообщение,— в детальной сложности условий не уступающий правилам сложения классицистской драмы. "Хорошо, что Пушкин этого не видит",— говорила экскурсоводша в повести Довлатова. У Пушкина телефона не было, и SMS он послать не мог, но классицистские обычаи называл "забавами старых обезьян". А на шпагат, наверное, сел бы.