20 лет назад был опубликован проект Основного закона РФ. Текст Конституции, напечатанный 30 апреля 1993 года в "Известиях", позже был сильно переработан, однако именно с него началась дискуссия о новом государственном устройстве страны. Это был рубежный момент, убежден Сергей Филатов, в ту пору — глава администрации президента РФ Бориса Ельцина
"Ъ" начинает проект, посвященный 20-летию событий 1993 года, ставшего определяющим для нашей страны. Противостояние двух ветвей власти, начавшееся с юридических и экономических споров, вылилось в полноценный конфликт. О том, как Россия подошла к порогу гражданской войны, постояла около него и отступила назад, какую цену пришлось за это заплатить, издания "Ъ" будут рассказывать весь 2013 год.
ИД "Коммерсантъ" начинает проект, посвященный 20-летию событий 1993 года, ставшего определяющим для нашей страны
— Проект Конституции появился вскоре после попытки импичмента президенту, в очень непростой для Ельцина момент. Он нужен был, чтобы объединить сторонников нового курса?
— В 1993 году в стране существовала реальная монополия на власть. Верховый совет и Съезд народных депутатов как хороший ураган одну за другой сметали все инициативы Бориса Николаевича и в конце концов попытались отрешить его самого от должности. Стало ясно, что они ни перед чем не остановятся. Единственным вариантом, оставшимся Ельцину, был выход на референдум, чтобы получить общественную поддержку и, противопоставив ее власти Съезда, принимать новую Конституцию. Поэтому спешно началась работа над проектом Основного закона страны. Его подготовили где-то за месяц, главным образом силами Сергея Алексеева, Анатолия Собчака и Сергея Шахрая. Раз пять вносили изменения и дополнения, разумеется, заглядывали в тот вариант, который был подготовлен Конституционной комиссией Съезда народных депутатов. В результате к концу апреля текст был готов. Ельцин собрал закрытое совещание глав регионов, где познакомил их с проектом, выслушал замечания. В тот момент все это было настолько важно и секретно, что даже я не знал об этом совещании. И легко представить, какое значение придавалось тексту, вышедшему 30 апреля.
— Однако ставка на референдум не оправдалась: Конституционный суд не признал за ним юридической силы. В затянувшемся противостоянии Ельцина с Верховным советом проект Конституции сыграл свою роль?
— Честно говоря, никто не ожидал, что референдум 25 апреля не будет иметь юридических последствий. На мой взгляд, это решение суда очень усложнило процесс перехода России к новому строю. Если бы случились перевыборы Верховного совета, если бы мы имели другой Съезд народных депутатов — мы бы получили парламент, отражающий реальную расстановку политических сил в обществе. С ним можно было бы дорабатывать Конституцию. А так нам пришлось создавать параллельную структуру — Конституционное совещание, где продолжилось обсуждение Основного закона. Это совещание, кстати, было очень представительным. На первом этапе в него входило пять палат: федеральная власть, региональная, политические партии и общественные организации, местное самоуправление и предприниматели. Всего отобрали около 900 человек. Председательствовали в палатах известные и влиятельные на тот момент люди. На втором этапе мы объединили все палаты в две — государственную и общественную. Координировала процесс обсуждения — что при такой численности Совещания было очень и очень непросто — специальная рабочая группа. Кроме того, нам неоценимую помощь оказывал конституционный Арбитраж. Нередко случалось, что Совещание просто заходило в тупик с некоторыми юридическими формулировками: тогда президент подавал заявку в Арбитраж и получал ответ от действующих судей и академиков. Всего они написали для нас около 14 пояснений.
— Непримиримая позиция Верховного совета на работе Совещания сказывалась?
— Еще как.12 июня Совещание одобрило проект Конституции, но нужна была поддержка регионов. И вот тут нам начали ставить палки в колеса. Основной закон поддержали всего несколько глав регионов, все остальные по настоянию Верховного совета ушли в отпуск. Все лето продолжались нападки на исполнительную власть. В конце концов Ельцин принял решение о роспуске Верховного совета и Съезда народных депутатов, чтобы расчистить дорогу реформам, в первую очередь Конституции.
— Согласны ли вы с тем, что текст Конституции в тот момент писался специально под Ельцина, чтобы упрочить президентскую власть в стране?
— Уже на пике противостояния Бориса Николаевича с Верховным советом в Основной закон были включены положения, которые из президента — главы исполнительной власти — делали отдельную политическую фигуру, гаранта Конституции, координирующего деятельность всех ветвей власти. Другое дело, что тогда казалось: иного выхода просто нет. В общей суматохе, когда страна находилась на грани гражданской войны, мы, честно говоря, уже перестали думать даже об Основном законе. Казалось, что принять его в такой обстановке просто не удастся. И тут вдруг из Франции звонит тогдашний наш посол Юрий Рыжов и передает настоятельные рекомендации профессора Льежа, одного из крупнейших в Европе специалистов по российскому праву: подскажите Москве, пусть они принимают Конституцию, она же у них почти готова. Я рассказываю Борису Николаевичу, тот решает — Конституции быть, спрашивает только, успеем ли. Понимаем, что за месяц успеем — с учетом замечаний регионов. Так, 8 ноября проект Конституции со всеми насущными доработками уже оказался у Ельцина, а 12 декабря его приняли всенародным голосованием.
— Были ли тогда критики Основного закона со стороны демократического лагеря? Кого-то не устраивали новые принципы государственного устройства и, в частности, особая роль президента?
— Больше всего обиделся Сергей Алексеев: по его мнению, мы опять воспроизводили структуру советской Конституции, вместе с правами человека и гражданина расписывая в Законе детали госустройства. Конечно, права мы перечислили, но Алексеев считал, что этого мало: они должны быть центром и смыслом Основного закона, как это сделано, например, в США. Его позиция понятна. Но у нас, повторюсь, положение было близко к безвыходному. Кто в тех условиях мог определить контуры нового госустройства, если бы мы не прописали его в Основном законе? Вероятно, только избранная Дума. А как бы мы собрали Думу? В качестве отдельного института до Конституции она фигурировала только в указе президента. При этом было ясно, что, распуская Верховный совет, Ельцин нарушил действовавшую ранее Конституцию и фактически находился в правовом вакууме. Юридически все его указы повисали в воздухе. Без Основного закона, который наделил бы его реальными полномочиями, процесс не сдвинулся бы с места.
— Что вы думаете о современных предложениях внести изменения в текст Конституции, убрав президентский "крен"?
— Мне кажется, что это ничего не даст. Основной закон и в нынешнем своем виде вполне пригоден для того, чтобы строить на его базе правовое государство. Проблема не в формулировках, а в том, что общество не готово защищать Конституцию. В свое время указом Бориса Николаевича в школах был введен предмет — "Конституционное право", но уже при новом президенте его заменили на "Обществоведение". На мой взгляд, напрасно: если мы не будем знать положения Основного закона, если не будем верить, что они могут и должны работать, если любовь и уважение к ним не будут прививаться с детства, никакого правового государства в России не возникнет. Сейчас всем кажется, что вот, есть гарант — пусть он и защищает Конституцию. Но это противоречит самому духу Закона, который апеллирует к гражданскому сознанию общества, а не к конкретному лицу, способному при случае действовать в своих интересах. Именно такое массовое незнание Конституции позволяло всем нашим трем президентам легко ее нарушать. Как войну в Чечне начали, не спросив Совет Федерации, так и войну в Грузии,— и мало кого возмутило такое пренебрежение конституционными нормами. Или, например, отмена выборов губернаторов: это вообще-то полномочия региональной власти, а не федеральной, в Основном законе они четко разделены. Фактически сегодня в России и местное самоуправление, и бюджетирование, и многие другие рутинные государственные процессы идут с нарушениями Конституции. Я помню, когда Основной закон только появился и я заходил в кабинет Бориса Николаевича, он всякий раз старался его процитировать и похвалить текст. У Виктора Степановича Черномырдина вообще вся книжечка с текстом Конституции была исчеркана: он думал над каждым пунктом, как его интерпретировать, как им руководствоваться. А потом этот интерес, эта щепетильность пропали. Свою роль сыграла война с терроризмом, которая заставила нас жить "по понятиям". Но все время так нельзя. Думаю, нам нужно не менять текст Конституции, а заново признать за ним основополагающую гражданскую ценность.
