Вчера министр внутренних дел Владимир Колокольцев встретился с президентом России Владимиром Путиным, которому доложил о том, как задерживали расстрелявшего шесть человек "белгородского стрелка" Сергея Помазуна, а потом посвятил в эти подробности специального корреспондента "Ъ" АНДРЕЯ КОЛЕСНИКОВА.
Насчет того, что ответил президент на рассказ о том, как ловили Сергея Помазуна, Владимир Колокольцев ответил коротко:
— Высказал благодарность.
И вряд ли господин Колокольцев мог прокомментировать это по-другому.
Он рассказал, что чуть больше чем за сутки полицейским "удалось отработать три четверти территории города".
— Наши действия,— заявил он, не дожидаясь наводящего вопроса,— сравнивают с тем, как в такой ситуации ведут себя западные спецслужбы.
Очевидно, это сравнение беспокоит и самого Владимира Колокольцева.
— Но, во-первых, город Белгород продолжал жить своей жизнью (в отличие от блокированного Бостона, где искали Джохара Царнаева.— А. К.)! — воскликнул он.— Во-вторых, у нас не было необходимости привлекать авиацию!
Наверное, Владимир Колокольцев имел в виду вертолеты, обнаружившие тепловизорами скрючившегося на дне лодки Джохара Царнаева (может, преступник думал, что эта лодка плывет куда-нибудь подальше от преследователей, и радовался своей неожиданно подвернувшейся удаче, ведь собаки должны были потерять след...).
В то, что не было необходимости привлекать вертолеты, верилось охотно. Ведь если бы такая необходимость существовала, привлекли бы, безусловно, и фронтовую авиацию, и страшно представить что еще. Ведь на кону была честь мундира, особенно после, можно сказать, моментальной поимки бостонских террористов.
Владимир Колокольцев немного рассказал о том, как Сергей Помазун проводил время в местах заключения, откуда недавно освободился:
— С учетом его дерзкого и агрессивного поведения он содержался в отдельном помещении.
Я думаю, Сергей Помазун гордился бы таким определением в свой адрес: не про каждого заключенного министр внутренних дел говорит, что человек вел себя "дерзко".
Министр подчеркнул, что активность полиции была связана и с тем, что "были основания полагать: он не остановится".
— Облегчились ли поиски в связи с тем, что сразу стало известно имя этого человека, благодаря тому что его узнали в магазине его отца? — спросил я у Владимира Колокольцева.
— Они, конечно, облегчились, но более легкими это обстоятельство поиски не сделало,— пояснил министр.— Нам было легче отрабатывать его связи.
Он, очевидно, имел в виду, что связи Сергея Помазуна не сыграли роли в его задержании.
— Мы перекрыли все возможные пути отхода этого человека,— рассказал Владимир Колокольцев.— И существенно, что обнаружили его не белгородские полицейские, а командированные из Курска. Он мог выйти через этот участок к железнодорожным путям, чтобы уехать на поезде в далекие края. Но ему не дали этого сделать.
— И тем не менее встреча с ним, видимо, стала сюрпризом для ваших сотрудников из Курска,— предположил я.— Иначе они все-таки воспользовались бы оружием. А так он ножом чудом не убил полицейского.
— Там была очень слабая освещенность,— прокомментировал министр.— К тому же применять оружие сотрудники должны, точно зная, что угрожает опасность. А так — какой-то человек выходит, никуда не бежит... Если взять всех, кого мы за эти сутки проверили, и на каждого выходить с обнаженным пистолетом... Нет, это не совсем правильно. Мы в конце концов ограничены законодательством.
— А как вы думаете, почему он сам был без оружия? — поинтересовался я.— В конце концов оно же у него было...
— Трудно сказать,— пожал плечами Владимир Колокольцев.— Он ведь понимал, что вот с карабином точно привлечет внимание. Тут и огонь сразу открыть можно было бы... А так — идет гражданин... тут даже подготовленный к встрече с преступником сотрудник, повторяю, не стал бы обнажать пистолет.
Все-таки Владимир Колокольцев не мог не смотреть "Голый пистолет" и "Голый пистолет-2", созданный про его западных, как он говорит, коллег. Иначе ему в память не врезалось бы, думаю, слово "обнаженный".
— У вас, таким образом, нет никаких замечаний насчет действий полицейских? — уточнил я.
— Замечания,— ответил Владимир Колокольцев,— появляются обычно потом, после разбора. Будет разбор, может, будут и замечания. Вот говорят, это один из упреков, что наши сотрудники не успели вовремя прибыть на место происшествия. Но это напрасно. Они слышали выстрелы. Они просто не успели подбежать.
— Говорят, кстати, что ваши подчиненные в Белгороде не среагировали на заявление отца преступника, который обращался в полицию насчет неадекватного поведения своего сына после тюрьмы,— спросил я.— Но реакции не последовало.
— Есть официальные данные,— ответил Владимир Колокольцев,— что участковый посещал его по месту жительства. Насчет обращения отца: да, оно было зафиксировано, и проверка была проведена. Но разве по каждому заявлению должны следовать процессуальные выводы? Законодательство не позволяет нам в первый день после обращения принимать решения по такому поводу. Между прочим, этот участковый, могу вам сказать, только в позапрошлом году поступил к нам службу. За полтора года он никак не мог бы исправить этого негодяя. С ним, в конце концов, не смогло справиться ни одно исправительное учреждение, а у него было три ходки.
Будет и четвертая: моратория на смертную казнь в нашей стране пока никто отменять не собирается, как бы ни хотел этого Владимир Колокольцев (как человек, конечно, а не как министр). И как бы ни хотели этого многие из нас. И даже, я думаю, большинство из нас.
Прежде всего потому, что меньшинство против.
Я имею в виду Владимира Путина.