В нескольких залах корпуса Бенуа Государственного Русского музея открылась постоянная экспозиция "Декоративно-прикладное искусство XX века". Представлено более четырехсот произведений из фарфора, стекла, майолики, а также мебель и текстиль из собрания музея. Рассказывает КИРА ДОЛИНИНА.
В новом разделе постоянной экспозиции Русского музея есть на что показать
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ / купить фото
В том, что такой раздел в постоянной экспозиции Русского музея был необходим, не сомневается никто. Вообще-то даже странно представить, что его до сих пор не было. Что вещи из абрамцевских и талашкинских мастерских, майолики Врубеля, русское стекло эпохи модерна и даже хит любого аукциона агитационный фарфор появлялись здесь только лишь на временных выставках. Да, выставок этих в Русском в последние два десятилетия было много, и все эти вечные декоративно-прикладные хиты играли на них вполне достойную их величия роль, но постоянного дома у них как бы не было. Теперь есть: Серов, Борисов-Мусатов, Врубель, Сомов, Головин, Чехонин, Данько, Щекатихина-Потоцкая, Альтман, Малевич, Суетин, Чашник, Мухина, Ваулин — все первые имена отечественного искусства, отметившиеся в разнообразнейших видах и техниках декоративно-прикладного искусства, — выставлены на обозрение публики.
Рассказ получился немногословный, но внятный и точный. В отличие от Эрмитажа, в котором декоративно-прикладное искусство всегда имеет помпезный вид и имперский дух, Русский музей делает ставку не на историю отдельных вещей, а, скорее, на имена их создателей. Это как бы та же история искусства, но с другой ее стороны — вещи здесь не как роскошное обрамление иной, "царской", придворной жизни, а как неотъемлемая часть общего развития художественной культуры страны. Куда более демократическая в социальном смысле, но и куда более элитарная в эстетическом. Художественный вкус двора при последних Романовых был, прямо скажем, не самым высоким. Большое искусство делалось разночинцами.
Понятно, что выдерживать историю декоративно-прикладного искусства как историю имен в рассказе о советском периоде уже не так легко, но это вполне удается. Роскошный агитационный фарфор Чехонина, постсупрематический сервиз Малевича, статуэтки Данько и далее по списку — creme de la creme того времени, когда работа "на производстве" еще не была тотальным бегством от реальности, хотя отчасти уже напоминала его. В этом смысле логичным кажется даже самый странный из экспозиционных ходов нынешней выставки — то, что она заканчивается несколькими "тряпочками" Тимура Новикова. До сих пор провести эти панно по разряду "декоративно-прикладного искусства" вроде бы еще никому в голову не приходило. Хотя с чисто хранительской точки зрения это уместно. Но гораздо важнее концептуальная составляющая. Спорно, но убедительно — тот зритель, который придет в новые залы смотреть на вещи, раньше постоянно украшавшие совсем даже не музейные витрины, а полки антикваров, увидит знакомое в незнакомом контексте. А это в нашей бедной на идеи музейной действительности дорогого стоит.