Заведующий кафедрой общей политологии Высшей школы экономики ЛЕОНИД ПОЛЯКОВ объяснил корреспонденту "Ъ" МАКСИМУ ИВАНОВУ, что борьба с коррупцией должна продемонстрировать: государство начинает заботиться о людях, а не о том, чтобы чиновник украл как можно больше.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
— Во время президентства Дмитрия Медведева громких разоблачений коррупционеров практически не было. Пришел Владимир Путин, и в 2012-2013 годах эта тема вышла на первый план. Почему так произошло именно в этот момент?
— Основная задача периода тандема была в подготовке следующего президентства Владимира Путина. Именно Дмитрий Медведев увеличил срок легислатуры президента до шести лет. Это расширило горизонт для реализации долгосрочных планов, в том числе, чтобы он мог минимизировать системный вред от коррупции. Есть народная поговорка по поводу рыбы, гниющей с головы. На самом деле при системной коррупции гниение начинается не с головы, а отовсюду одновременно. Она означает тотальную практику государственных управленцев всех уровней, когда человек, даже минимально значимый, в первую очередь обслуживает собственный интерес, а общественный интерес — по остаточному принципу. Когда возникает новое государство, у чиновника отсутствует представление о том, что такое национальный интерес, если мы не имеем в виду такие формации мобилизационных государств, как большевизм, нацизм или фашизм. Такая практика сложилась и у нас в 90-е годы.
— Так почему Путин вдруг решил ее изменить?
— Первые его два срока шли в формате адаптации к системе, в которой Путин и сам работал, и возглавить которую ему пришлось по воле Ельцина. Он понимает эти процессы. Говорят о чувствительности Путина к кадровым перестановкам. Говорят, что он не жесткий, предпочитает сохранять команду. Чем это вызвано? Он прекрасно понимает, что в системе тотальной коррупции или в коррупции как системе, кого ни меняй, все будет то же самое, потому что человек, сидящий на месте, уже наелся и ворует не так сильно, как новичок. Но Путин сознает, что такая система, если ее не лечить, обречена. Изнутри коррумпированная система уязвима даже для таких уколов, как трансплантация "оранжевой революции" в 2005 году или белоленточный взрыв в 2011-м. Нестабильность возникает от того, что каждый чиновник, не склеенный общей идеей, в любой момент готов переметнуться на сторону той силы, которую он считает доминирующей, или просто сбежать. Поэтому президенту Медведеву была поручена сложная функция, которая грозила элитной дестабилизацией,— подготовить такие законодательные меры, которые создали бы площадку для Путина, на которой он мог бы заниматься санацией управленческой системы. Основанной на том, что есть законодательная база, регуляторы и ограничения, позволяющие контролировать управленцев, в том числе высшего звена.
— За два президентских срока выработать структуру новой системы не получилось?
— Путин первые два срока строил систему по принципу лояльности самому себе. Это как когда огромная картина РФ висит на одном гвозде. Эта система 2000-2008 годов сохраняется по инерции. Теперь должны быть институты — какие-то всеми принятые практики — вместо коррупции. Их можно построить, очищая сам государственный аппарат от тех коррупциогенных факторов, которые в нем заложены. Политическая инфраструктура для активных действий уже заложена. И мы находимся в самом начале. Я не в том смысле, что надо ждать массовых чисток и расстрелов. Часть людей начнет уходить автоматически. Часть придется физически уходить — будут разоблачения. Остальные вынуждены будут резко ограничить свои аппетиты и приспосабливаться к новой ситуации.
— Кого очищение затронет в первую очередь?
— Путину придется прибегнуть, особенно на низовых уровнях, к довольно серьезной кадровой ротации. Начиная, скажем, с мэров. Причем в ситуации, когда человек, который идет на государственную или муниципальную службу, заранее знает, что нельзя будет увезти за границу то, что наворовал здесь, что нельзя будет построить внаглую — рядом со своими избирателями — пятиэтажный особняк, потому что никто не спросит, откуда деньги.
— Граждане, судя по соцопросам, хотя и приветствуют жесткие меры, не очень верят в искренность борьбы с коррупцией.
— Граждане должны почувствовать эффект от очищения не в том, что кого-то повесят и посадят на кол, а в том, что их жизнь станет заметно улучшаться. Деньги, которые разворовываются, уходят из сферы социального обслуживания, из сферы инфраструктуры — тут граждане должны понимать, что за счет борьбы с коррупцией жизнь становится более комфортной, государство начинает заботиться о людях, а не о том, чтобы чиновник украл как можно больше. Это тот эффект, которого стоит ждать, но горизонт здесь довольно длительный.