Фестиваль / кино
Фильм братьев Коэн «Внутри Льюина Дэвиса»— это большой клип-аттракцион без привычного коэновского цинизма
В Канне продолжается международный кинофестиваль. О том, что произошло здесь в течение уикенда, конспективно рассказывает АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
В критическом фестивальном рейтинге вплоть до понедельника лидировали два фильма — "Печать греха" китайца Цзя Чжанкэ и "Прошлое" иранца Асгара Фархади. Оба автора имеют чрезвычайно высокую репутацию, подтвержденную престижными наградами ("Золотой лев" у Чжанкэ, "Оскар" и "Золотой медведь" у Фархади).
Иранский режиссер после триумфа "Развода Надера и Симин" снова снял кино о разводящейся семье, но не в Иране, а в Париже, и это коренным образом меняет дело, хотя действие происходит не на Елисейских Полях, а на пролетарской окраине французской столицы. В предыдущей картине самое интересное заключалось в деталях иранского быта, в нравах и табу общества, остающегося экзотическим для Запада. Было захватывающе увлекательно узнавать под этим чуждым покровом универсальные проблемы современного мира. В "Прошлом", хоть один герой иранец, а второй — араб, действие происходит во французской семье, которую цементирует женщина — острая, нервная, энергичная, великолепно сыгранная знакомой нашим зрителям по "Артисту" актрисой Беренис Бежо. Ее героиня, расставшись с мужем и связав жизнь с женатым мужчиной, встречает резкое сопротивление дочери, которая полагает, что этот роман разрушил жизнь законной жены нового маминого друга: та впала в кому после попытки покончить с собой.
Смотреть "Прошлое" почти столь же увлекательно, как и "Развод",— в нем тоже есть саспенс хичкоковского детектива, только преступление в обоих случаях не уголовного, а морального порядка. Но столь же глубокого удовлетворения от "Прошлого" не получаешь: аналогичные коллизии в европейском варианте выглядят банальнее, чем в иранском. Режиссер показывает события с точки зрения иранского экс-мужа, намекая на то, что он не смог жить в либеральной Европе, где принцип свободной любви подкосил патриархальные нормы морали. В результате от картины начинает отдавать морализаторством. Фильм кажется даже слишком продуманным и чересчур аккуратно выстроенным, а потому по-настоящему не зажигает.
Если Фархади ступил на чужую территорию в географическом и культурном смысле, то Цзя Чжанкэ ринулся в глубину драматической реальности своей страны, которую он поэтично, но несколько абстрактно, как бы с космической высоты, воспел в "Мире" и "Натюрморте". В отличие от них, "Печать греха" составлена из четырех новелл, построенных на фактах из подлинной криминальной хроники, всколыхнувших страну и много говорящих каждому китайцу. На фоне прежних, снятых в гипнотическом замедленном ритме картин Чжанкэ новый фильм воспринимается как триллер, особенно первая новелла — об искателе правды, поиски которой доводят его до серии брутальных убийств. Одно из самых впечатляющих — когда герой стреляет в крестьянина, на его глазах чуть не забившего насмерть лошадь, и та, освобожденная, мчится вместе с повозкой. Три другие новеллы, где тоже не обходится без крови и смертей, блистают режиссерскими находками. Оскорбленная VIP-клиентами сауны скромная женщина, работающая в рецепции, превращается в жестокую мстительницу во всеоружии техники боевых искусств — под стать Уме Турман из "Убить Билла". А описывая нравы отеля-борделя для высокопоставленной элиты, режиссер наряжает работниц секс-индустрии в красную униформу и галстуки, и они исполняют эротический танец под советскую песню с хорошо знакомыми нам словами "Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян". Однако и в фильме Чжанкэ есть свои проблемы. Входя в новый для него мир экшена, режиссер пока не может добиться столь же пленительной уравновешенности изображения, сюжета, портретов персонажей и звуковой среды, как, скажем, в "Натюрморте".
А новым лидером в каннском критическом рейтинге стал фильм Джоэла и Итана Коэнов "Внутри Льюина Дэвиса". Американцы, долго имевшие репутацию циников и мизантропов, эстетов и формалистов, на сей раз выступают в жанре, некогда монополизированном русской литературой: снимают кино о маленьком человеке — правда, не заурядном, а талантливом неудачнике. Фолк-музыкант Льюин Дэвис (Оскар Айзек) очаровывает своими песенками, а Коэны аранжируют их режиссурой высшего пилотажа и изображением, достойным Вермеера (оператор Брюно Дельбоннель, снимавший, в частности, сокуровского "Фауста"). В сущности, это большой клип-аттракцион: прекрасная музыка, актерские работы, коэновская ирония и меланхолия — и никакого цинизма. Ближе к финалу на периферии фильма появляется Боб Дилан: он станет лидером новой эпохи, а имена неудачников забудут. Чтобы наше сочувствие к недотепе Льюину стало еще сильнее, режиссеры дают ему в качестве партнера выразительнейшего кота. Бросив своего компаньона в машине на зимней дороге Нью-Йорк--Чикаго и возвращаясь обратно на попутке с нечистой совестью, Льюин наезжает на несчастное животное, но потом видит, как его астральное тело скрывается в лесу.
В общем, Коэны — мастера без страха и упрека — создали очередной маленький шедевр. О большом шедевре — фильме Алехандро Ходоровски "Танец реальности", показанном в программе "Двухнедельник режиссеров", мы постараемся рассказать в следующем репортаже.