В Венеции проходит 55-я биеннале современного искусства. Ее основной проект, созданный куратором Массимилиано Джони "Энциклопедический дворец", и выбор жюри этого года, признавшего лучшим павильон Анголы, убедили Марию Семендяеву, что простота сегодня в моде.
"Энциклопедический дворец" — это проект полувековой давности итальянского художника-самоучки Марино Аурити. Он жил в США и был одержим идеей построить 106-этажный музей в Вашингтоне, где были бы выставлены все человеческие изобретения от колеса до спутника. Модель дворца Аурити, которую он собирал в своем гараже, после его смерти попала в американский Музей народного искусства, а сейчас она открывает выставку в венецианском Арсенале, напоминая силуэтом другой так и не осуществленный проект — Дворец советов Бориса Иофана. У этих проектов много общего: они относятся к одному времени, оба претендуют на установление окончательного порядка в одной отдельно взятой области, оба были продуманы вплоть до последней детали, и оба остались непостроенными. В этом есть историческая закономерность: уже к середине XX века "энциклопедии всего" перестают быть востребованными в культуре. "Всемирные выставки", на рубеже XIX и XX веков породившие сам жанр биеннале, постепенно сходят на нет, а мировые войны делают невозможной временно возрожденную страсть к собиранию и упорядочиванию. На сцену выходит авангардное искусство, уничтожающее многовековые границы жанров.
Куратор 55-й Венецианской биеннале Массимилиано Джони, он же директор выставочных программ Нового музея современного искусства в Нью-Йорке и директор миланского Фонда Николы Труссарди, возродил "энциклопедический" подход к выставке, но с необходимыми нашему времени оговорками. Как если бы к дворцам Иофана и Аурити он прибавил дворец Николая Левочкина — советского наивного художника, оставившего после себя полную квартиру сверкающих моделей дворцов и теремов в половину человеческого роста. Эти удивительные модели пару лет назад показывали в Московском музее архитектуры. Левочкин был простым машинистом метро, но это не помешало ему написать многостраничный трактат об архитектуре. Сам того не понимая, он был частью той же ренессансной моды на обобщение всего мира, которая двигала не только Марино Аурити, но и всеми творцами советской утопической архитектуры. В Арсенале и в Центральном павильоне в Джардини, где расположилась главная выставка, много похожих дворцов.
В Центральном павильоне выставлено 387 картонных домиков, найденных в 1993 году художником Оливером Кроу на барахолке. Выяснилось, что они сделаны австрийским работником страховой компании Петером Фрицем. Он любовно воспроизводил из картона, бумаги и других подручных материалов австрийскую провинциальную архитектуру — от церквей до продуктовых магазинов. Другой мастер малых архитектурных форм, чьи работы Джони включил в экспозицию Арсенала,— американский художник Роберт Гобер. В конце 1970-х годов он подрабатывал плотником и, чтобы отвлечься, делал на продажу кукольные домики. "Кукольный дом 4" 1978 года — вполне обычное на первый взгляд сооружение, но построенное в неуловимом архитектурном стиле и как будто лишенное индивидуальности. Гобер, начав работу над кукольными домиками, вскоре увлекся идеями французского философа Гастона Башляра о том, что дом — это то, что человек противопоставляет космосу, и что наше восприятие мира во многом зависит от той архитектуры, в которой мы живем с самого детства. Идеальный кукольный домик — это подготовленная колыбель для формирования собственного взгляда на мир.
Джони поместил в экспозицию "Энциклопедического дворца" тотемы первобытных племен, работы художника, рисующего в технике могольской миниатюры, фотографии из личных архивов трансвеститов, пугающе реалистичных кукол, обнаруженных в гараже после смерти их создателя, и даже "Красную книгу" Юнга. Названная по цвету обложки, она содержит исполненные психотерапевтом собственноручно образы видений, которые посещали его на протяжении жизни. Юнг рисовал эту книгу 16 лет, пугающие картины с драконами, поедающими людей, и кровавыми битвами — ничто другое не расскажет так точно о том, что творилось в голове знаменитого психотерапевта.
Соединив работы любителей и профессиональных художников, Джони создал впечатляющий памятник творчеству как неотъемлемой части человеческой природы. Разумеется, выставки, где "примитивные" работы соседствовали бы с произведениями традиционного искусства, устраивались и раньше. Но, применив понятие "энциклопедичности", Джони зафиксировал важное явление времени — вновь возродившийся интерес к наивному искусству и к искусству нарочито простому по содержанию, но предлагающему зрителю самому наполнить его необходимым смыслом. Первую тенденцию отчасти подтверждает присутствие на биеннале "Музея всего" британского куратора Джеймса Бретта. Эта недавно приезжавшая и в московский "Гараж" передвижная выставка, оформленная как цирковой балаган, путешествует по городам мира и собирает работы непрофессиональных художников. Стремление к созданию коллекций, словарей и энциклопедий характерно как для детей и наивных художников, так и для ученых и коллекционеров. Многие из работ, вошедших в основной проект биеннале, можно было бы выставить в балаганчике Джеймса Бретта, и наоборот. Впрочем, сотворив "Энциклопедический дворец" современного искусства, Массимилиано Джони показал, что художники, бесконечно создающие все новые и новые произведения, подобны детям, лепящим куличики в песочнице, или клерку, скрупулезно выклеивающему на чердаке своего дома модель Вселенной из старых картонных коробок.
Ничуть не удивительно, что главный приз биеннале — "Золотой лев" за лучший национальный павильон — достался Анголе, стране-дебютантке биеннале. В павильоне Анголы — проект фотографа Эдсона Чагаса "Луанда. Энциклопедический город". Чагас фотографирует и каталогизирует трущобы Луанды, одновременно изучая контекст, в который попадает различный бытовой мусор, и фиксируя его на пленку. Крупноформатные фотографии, на которых то пустая бутылка, то ржавая железка, то еще какой-нибудь мусор, были разложены в аккуратные стопки в шикарных интерьерах палаццо Чини. Вокруг них по стенам была развешана коллекция графа Витторио Чини: работы Боттичелли, Пьеро ди Козимо, Понтормо, Пьеро делла Франческа, Филиппо Липпи и т. д. Посетителям предлагалось брать по несколько постеров, складывать их в большую папку и уносить с собой. Впечатляющий контраст между торжественными и навсегда застывшими образами старой итальянской живописи и брошенными к ногам посетителей, как на базаре, свидетельствами жалкого существования нищих в трущобах далекой африканской страны обеспечил павильону Анголы невероятный успех в первые дни работы биеннале. Ангола — политический и культурный аутсайдер, который смог превратить свою отчужденность в смелую инсталляцию. Полный драгоценных произведений искусства палаццо был забит посетителями, которые, успев краем глаза заметить ренессансную мадонну, собирали по залу бумажные фотографии с мусорной свалки. А кто-то, наоборот, вместо этого фотографировал редко доступные шедевры коллекции графа Чини, досадливо обходя мешающие стопки ангольских плакатов. В этом противоречии жюри биеннале увидело проблески гениальности — еле заметное прикосновение ангольско-итальянских кураторов превратило затхлый музей в бурлящее жизнью помещение и спровоцировало дискуссию, без которой невозможно никакое искусство.
Российский павильон в этом году показал очень сложную в исполнении, сверхконцептуальную выставку Вадима Захарова "Даная", для которой были специально напечатаны красивые золотистые монеты, наняты перформеры, выточены уникальные предметы мебели и даже изменена архитектура самого павильона. К сожалению, несмотря на успех у зрителей и одобрительные отзывы критиков, павильон наград не получил. Насколько можно судить по главной выставке биеннале, Массимилиано Джони посчитал в этом году сложность прерогативой наивного искусства, а простоту — синонимом современности.