Устрицы и спагетти

Фестиваль кино

Каннский фестиваль приближается к концу, похоже, его основные события уже позади. С их обзором и прогнозами на награды — АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Погода на Ривьере так и не установилась, жаркое солнце прорывается сквозь тучи, а потом небо опять заволакивает, и начинает лить. Именно так было во время пресс-показа "Жизни Адели" — фильма Абделлатифа Кешиша, последней и главной надежды французского кино на этом фестивале. Складывая зонт, я проскочил через кордон охраны (знакомый охранник за неделю расширил набор русских слов, напутствуя меня словами "Без проблем, давай!") и оказался в кинозале буквально прикованным к креслу на три часа.

Этот удивительный фильм с присущей Кешишу обстоятельностью и в то же время легкостью, без занудства рассказывает о жизни молодых людей: они учатся, выбирают профессию, ходят на протестные демонстрации, дискотеки и гей-парады, заводят мимолетные романы. На уроках литературы они обсуждают тонкости чувств героев Мариво и Шодерло де Лакло, а между собой — свою сексуальную жизнь, изъясняясь на грубом языке улицы. В центре фильма пятнадцатилетняя Адель, девчонка из простой семьи, к которой вовсю клеятся мальчики, но она их отшивает одного за другим. Причина становится понятной, когда Адель встречает Эмму — харизматичную молодую женщину с синими волосами, и между ними вспыхивает сильная страсть. С такой же обстоятельностью, как все остальное, режиссер и две исполнительницы (одна — дебютантка Адель Экзаркопулос, вторая — известная актриса Леа Сейду) выстраивают интимную линию фильма: любовные сцены показаны с предельной, немыслимой для мейнстримовского кино откровенностью, полны настоящих эмоций и диковатой физиологичной красоты.

А потом начнется социальная драма. Девушки станут знакомить друг дружку с родителями. Знаменитый фильм Кешиша назывался "Кускус и барабулька". Этот можно было бы назвать "Устрицы и спагетти": в одной семье пьют хорошие вина и закусывают дорогими морепродуктами, в другой — уминают макароны с томатным соусом, вот вам расслоение общества. Еще хуже: Эмма, делающая карьеру художницы, обсуждает сравнительные достоинства Климта и Шиле; Адель готовится стать педагогом начальных классов и учит детей премудростям типа "Мама мыла раму". Ясно, что финал этих отношений окажется драматичным, но Кешиш не скатится к мелодраме, а сделает то, что может только кино. Он покажет тончайший процесс изменений в душе человека через его лицо, пластику, осанку, голос, одежду. Адель, повзрослевшая на три года и превратившаяся из подростка в прекрасную женщину, так и не найдет счастья, но обретет зрелость. Она уйдет в глубину последнего кадра в изумительном синем платье — в память о такого же цвета волосах Эммы.

Фильм Абделлатифа Кешиша, входящего в десятку, а может, и в пятерку лучших режиссеров Европы, был ожидаемым лидером конкурса. А вот высокие позиции, на которые вышла "Великая красота" итальянца Паоло Соррентино,— приятная неожиданность. Вольный ремейк "Сладкой жизни" оказался действительно очень красивым и неглупым размышлением о том, почему сегодня в Риме не может быть Феллини (как в Петербурге больше не будет Германа). Вечный город славен прошлым — или античным, или ренессансным, или легендами 1950-1960-х годов о dolce vita. Сегодня в нем нет драйва, энергии, молодежь аутична, старики живут воспоминаниями, даже секс перестал быть эротичным. А город по-прежнему полон почти невыносимой, опьяняющей красоты — и по этому земному раю (легко превращаемому в земной ад) нас проводит Вергилий — пожилой журналист-писатель и светский лев, как бы состарившийся Марчелло Мастроянни из "Сладкой жизни" (его играет Тони Сервилло). Кино высокого полета, хотя до итальянской классики полувековой давности (в этом году ровно 50 лет фильму "8 1/2") ему все равно не дотянуть.

Полное фиаско потерпело жанровое кино в псевдоавторской упаковке. Аутсайдером конкурса оказался Такаси Миике с триллером "Соломенный щит", который не спасает даже присущий режиссеру черный юмор. Вся Япония стоит на ушах, чтобы обеспечить охрану преступнику. И вся Япония (включая чуть ли не самих охранников) охотится на него же, поскольку дед-миллиардер убитой им девочки пообещал мстителю миллиард иен. Остроумие этого хода исчерпывает себя в первые 30 минут, и дальше начинается стандартное мочилово.

Более изысканным попытался предстать датчанин Николас Виндинг Рефн, оформив свой снятый в Таиланде этюд в багровых тонах "Только Бог простит" как репортаж с дизайнерской выставки, куда отлично вписываются выкрашенные красной краской "трупы". Сюжет пытается приподняться на котурны античного мифа или шекспировской трагедии; немного преуспевает в этом трудном деле только Кристин Скотт Томас, играющая отъявленную суку — по словам режиссера, помесь леди Макбет и Донателлы Версаче. Один из ее сыновей зверски убивает малолетнюю проститутку и в отместку сам убит: теперь очередь мстить доходит до второго сына, которого мамаша со знанием дела натравливает и науськивает. Современного Гамлета играет Райан Гослинг, еще более отмороженный, чем в других ролях, и в этом нет ничего удивительного: в процессе отмщения ему приходится бросить вызов самому Богу, а от такого кого угодно оторопь возьмет. Бог предстает в виде некоего блюстителя высшего закона, вооруженного мечом и пускающего его в ход по первому требованию сердца (в этой роли — тайский артист Витайя Пансрингарм). Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Кураторы вылепили из Рефна эталонного каннского режиссера, но его новое творение не смогло произвести не только фурор, а даже скандал. Если "Жизнь Адели" — самый живой фильм фестиваля, "Только Бог простит" — самый мертвый.

Кто получит в этом году Золотую пальмовую ветвь, станет ясно в воскресенье. Жюри, в которое входят и звезды (Николь Кидман, Кристоф Вальц), и интеллектуалы (Кристиан Мунджу, Наоми Кавасэ), предстоит консолидировать мудрому Стивену Спилбергу. Выбор у него, конечно, есть, но он не так уж велик. Не наградить "Жизнь Адели" — это означало бы предать все принципы Каннского фестиваля, который всегда поддерживал радикализм в сфере политики, секса — и прежде всего киноискусства.