Интервью / Литература
Фото: Кирилл Чуботин, Коммерсантъ
По приглашению организаторов проекта "Аут-3" в Киеве побывал российский художник и писатель МАКСИМ КАНТОР. Он прочитал лекцию "Смена культурной парадигмы" в Киевском национальном университете им. Тараса Шевченко, представил свою новую книгу "Красный свет" и побеседовал с корреспондентом "Ъ" АННОЙ НЕКРАСОВОЙ.
— Однажды вы сказали, что не хотели бы быть художником, который пишет книги, но в конце концов все-таки стали писателем. Читатели до сих пор спорят о вашем романе "Уроки рисования". А о чем "Красный свет"?
— Эта книга написана для того, чтобы защитить людей от схем и партий. Она призывает понимать историю таковой, какова она есть, а не подменять ее идеологией. Она написана ради того, чтобы воспринимать историю не как чужой учебник или рассказы бабушек, а как свою собственную жизнь, потому что каждый из нас — участник большой истории, которая длится непрерывно. Невозможно понять сегодняшнюю жизнь без вчерашних дней, правильно осмысленных, не идеализированных. А то, что мы идеализировали прошлое и превратили в клише настоящее — факт. Потому нам надо освободить глаза, голову и сердце. Смысл этой книги аккумулирован в ее названии: красный свет — это свет опасности, но это также свет, при котором проявляют фотопленку, когда все спрятанное обнаруживает себя.
— Вы часто повторяете, что авангард завладел массовым сознанием, которое теперь поклоняется знаку. Но ведь и образ, который вы противопоставляете знаку, вроде бы никуда не исчез?
— Конечно, антропоморфный образ в культуре истребить невозможно. Если вы хотите сохранить память о человеке, то, скорее всего, будете носить с собой его фотографию, а не черный квадрат, в котором не сможете опознать своего близкого. Другое дело, что сейчас мы носим фотографию, а не картину. Ведь образ — это не только черты лица, но и образ мыслей, поведения. Образное искусство — это еще и свод моральных императивов, чего знаковое искусство в принципе лишено. Знак — это всегда манипуляция, он никогда не несет конкретного содержания. Но в ХХ веке именно знаки стали повелевать людьми. Ведь быть шаманом гораздо проще, чем проповедником; шаман может ничего не говорить, а только прыгать и махать руками. Вместо осмысленных проповедников мы получили шаманов.
— То есть вы считаете, что художник должен быть миссионером?
— Начиная с эпохи Возрождения художник обязательно им был, и эта функция никуда не исчезла. Миссионерами были Ван Гог и Микеланджело, Чарли Чаплин и Пабло Пикассо, Альбер Камю и Бертольд Брехт, Владимир Маяковский и Борис Пастернак. Это апостолы искусства, среди авангардистов таковых практически нет. Ну, разве что Татлин, Петров-Водкин, Филонов, а в основном авангард был языческим. Когда сегодня мы говорим о моде, то называем имена, востребованные рынком, а миссионерство крайне плохо продается. Но это означает только то, что рынок временно победил. Для меня всякий подлинный художник — проповедник.
— Критикуя современное искусство, вы утверждаете, что оно не протестует, а только имитирует бунт, служа для общества своего рода профилактической вакциной.
— Ну, конечно, это революции ни о чем, революции потребителей, не посягающие на суть общественных институтов, а задевающие только их оболочку.
— Вы также утверждаете, что если раньше революционное сознание было присуще интеллигенции, то сегодня сам ее феномен себя изжил. В чем вы видите разницу между интеллигентами и интеллектуалами?
— Знаете, мне кажется, что подлинных интеллектуалов сегодня тоже очень мало. Но разница между этими типами сознания, безусловно, очень существенная. Интеллигент — это было не обозначение количества знаний, а позиции по отношению к обществу. Интеллигенция являлась своего рода адвокатом народа перед властью, в России она существовала как бастион, защищающий бесправных людей. Но после того как народ совершил Октябрьскую революцию, интеллигенция на него обиделась. Она как бы сказала: дескать, не тому мы тебя учили, мы хотели просто тебе приятное делать, но вовсе не думали, что ты освободишься и к тому же нашу усадьбу сожжешь. И, в общем, за редким исключением, интеллигенция развернулась к народу спиной, а лицом повернулась к начальству, стала теперь его адвокатом перед народом. Сегодня это просто корпорация образованных людей при начальстве — служащие, менеджеры, но, безусловно, не народные защитники. Эта публика, увы, живет по принципу: кто не продажный — тот не успешный.