Сюжетный поворот сцены
Роман Должанский о спектакле «Процесс» на Чеховском фестивале
В этот раз на Чеховском фестивале в основном танцуют. А если и не танцуют, то охотно смешивают разные жанры исполнительских искусств — музыку с цирком, драму с модерн-дансом и т.д. Драматического театра почти нет, и спектакль мюнхенского театра "Каммершпиле" в постановке Андреаса Кригенбурга едва ли не в одиночку представляет старый добрый европейский режиссерский театр — с прекрасной, но тяжелой для транспортировки сценографией, отличными (и сразу видно, что сработавшимися друг с другом) артистами, с умением и желанием неожиданно интерпретировать классическую литературу... Надо сказать, что уж если выбирать один такой спектакль, то выбор сделан правильно: "Каммершпиле" — один из лучших театров Германии, Кригенбург — один из лучших немецких режиссеров.
От текста Франца Кафки режиссер не уходит слишком далеко. Но от обычной инсценировки отказывается — роман сыгран восемью актерами, которые "разобрали" между собой всех персонажей романа без строгой логики списка действующих лиц. Иногда все они, поровну женщин и мужчин, с подбеленными лицами, небольшими усиками и в одинаковых черных костюмах рядовых банковских служащих играют "коллективного" Йозефа К. Но вот кто-то один словно выскальзывает из этого общего характера и превращается в необходимого для продвижения сюжета героя — чтобы потом соединиться с толпой.
Впрочем, определяющим в "Процессе" Андреаса Кригенбурга оказывается не способ пересказа истории, а придуманная самим же режиссером сценография. Когда поднимается занавес, публика неизменно выдыхает от удивления — все зеркало сцены занимает огромный глаз, посреди него — зрачок, на вертикальной плоскости которого устроена комната Йозефа К. Актеры передвигаются по игровой площадке, буквально преодолевая законы гравитации. Они демонстрируют чудеса физической подготовки, перелезая с одной детали обстановки на другую — так, что мы словно смотрим на них сверху. Но и когда зрачок-комната меняет угол наклона и медленно вращается в горизонтальной плоскости, им не легче. Потому что главное достоинство "Процесса" — не в обезьяньей ловкости исполнителей, а в способе их взаимодействия друг с другом.
Кригенбург сочинил выразительную пластическую партитуру, и сцены спектакля похожи на скульптурные композиции, которые эффектно перетекают друг в друга. Персонажи располагаются странными узорами, расползаются и вновь собираются. Нереальность, неправдоподобность этого сценического существования выражает абсурдность ситуации, в которую попадает герой Кафки.
Во второй части спектакля действие словно замедляется, мы больше концентрируемся на монологах, начинаем различать актеров, вслушиваться в текст. И прежде чем окровавленное тело Йозефа К. повиснет черно-красной кляксой посредине зрачка, не раз и не два мы успеваем подумать об особом актерском умении, свойственном именно немецкой театральной школе,— показать маску и при этом не упустить характер, передать эмоцию и удержать при этом мысль.
Театриум на Серпухове п/р Терезы Дуровой, 14-16 июня, 19.00