Принцип деньгоемкости

Любая новость, касающаяся науки и образования, оборачивается скандалом: Академия наук нежизнеспособна, диссертация — плагиат, ЕГЭ куплен на Дальнем Востоке. "Власть" решила разобраться, почему это случилось не в голодные 90-е, а когда государство стало накачивать отрасль деньгами.

Вера Ситнина

Не надо быть ученым, чтобы заметить: качество образования и науки падает с каждым годом. Причем падает по всем направлениям — от начальных классов школы до докторских диссертаций. Парадоксальным образом к резкому ухудшению качества привело не отсутствие финансирования. Проблемы отрасли начались как раз тогда, когда в нее потекли серьезные деньги. В 90-е науку и образование бросили на произвол судьбы, а в нулевые, не разбираясь в сути проблем, закидали деньгами. В итоге болезнь не вылечили. Напротив, к старым болячкам добавились новые.

На зарплате рядовой учительницы или младшего научного сотрудника наступившее изобилие никак не отразилось. Финансирование осело на верхних этажах. В этом году ректоры вузов должны были впервые опубликовать декларации о доходах. Далеко не все выполнили распоряжение, хотя срок подачи истек еще 1 апреля. Но разразившиеся скандалы энтузиазма им явно не прибавят. Ректор Дальневосточного федерального университета Сергей Иванец заработал в прошлом году 15,3 млн руб., что в 82 раза больше старшего преподавателя. Ректору Тамбовского госуниверситета имени Державина Владиславу Юрьеву прошлый год принес 9,3 млн руб., ректору МИФИ Михаилу Стриханову — 6,8 млн.

Гигантский разрыв в доходах привел к почти тотальной коррупции и стал одной из косвенных причин "диссергейта". Массовых поставок липовых диссертаций попросту не могло бы быть без огромного штата научных негров, готовых писать их ради дополнительного дохода.

Люди готовы платить за образование зачастую огромные деньги. Низкое в целом качество образования не приводит к уменьшению его популярности, и образуется замкнутый круг. "Наша проблема в том, что символ образованности и сами знания разошлись радикальным образом. На Западе товар — это знания, а у нас товар — это различные сертификаты. Все эти фальшивые диссертации, корочки непонятных вузов, три заочных высших образования,— говорит директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев.— Проблема нашего образования — катастрофическая коммерциализация в ущерб качеству. При взгляде на учебные курсы, особенно в гуманитарных отраслях, видно, что введено огромное количество предметов, не имеющих никакого смысла, кроме создания дополнительных часов для преподавателей и возможности на этом заработать. Студентам дается колоссальное количество информации, которая им не нужна. И ситуация год от года ухудшается. Все это переносится и на школьное образование, становится все больше предметов, которые оплачиваются, при этом требования к преподавателям все меньше. В итоге в Дагестане даже учителя не могут решить задания по ЕГЭ".

Проблема кроется опять-таки в деньгах как главной ценности современного общества. Молодые люди больше не мечтают осваивать космос и строить заводы. Престижно быть бизнесменом или чиновником, а это требует определенной хватки и связей, но не желания протирать штаны в институте. Диплом о высшем образовании — пропуск в лучший мир, а какого он цвета, какой институт его выдал и о чем рассказывали профессора, не имеет никакого значения. Не испытывая желания учиться чему бы то ни было, люди идут за вторым, а то и третьим высшим образованием, а затем отдаются главной страсти — к научным званиям.

В советские времена степень давала зримые преимущества — прибавку к зарплате и дополнительные метры "на библиотеку" при получении квартиры. Не говоря о том, что в советских НИИ работали тысячи человек, и сделать карьеру, не будучи доктором наук, было невозможно. Когда все эти блага оказались в прошлом, в академической среде должны были остаться лишь одержимые наукой Перельманы, но все оказалось не так.

"Диссергейт" обнаружил лжеученых среди самых уважаемых членов общества — депутатов, чиновников и крупных бизнесменов. Громкие разбирательства привели к отставкам в Высшей аттестационной комиссии и стоили поста заместителю министра науки и образования Игорю Федюкину, хотя в конце концов было признано липовыми не так уж много диссертаций. Но скандал не помог понять, зачем нужны научные степени людям, которые не планируют запускать адронный коллайдер или рассказывать студентам об истории Куликовской битвы. "Это не просто люди, а люди думающие, интеллектуально развитые. И у них об этом есть бумажка. Зачем Леониду Ильичу было такое количество звезд Героя Труда? Но вот хотелось еще. Иногда это люди, которые не очень уверены в себе. Им нужны внешние подпорки",— полагает директор Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС Татьяна Клячко.

"В любой стране существует несколько видов элит — в бизнесе, армии, госуправлении. И чем выше уровень развития страны, тем меньше они пересекаются. Ни один выдающийся гарвардский профессор не жаждет заниматься бизнесом, а генерал не рвется в министры. Исключений единицы. Например, Майкл Блумберг — мэр Нью-Йорка, занимающий 20-е место в мировом списке Forbes. А у нас все смешалось. В 90-е, когда все стало продаваться и покупаться, власть стала видом бизнеса. У нас есть конвертируемость каждого элитного статуса в другой. Если ты бывший генерал, значит, у тебя куча знакомых генералов, и ты идешь в госструктуру и начинаешь воровать, захватываешь какие-то бизнесы. Если ты бизнесмен, то надо просачиваться во власть, становиться депутатом или идти в правительство. Все стало единой элитой. Единственная элита, которая была к этому непричастна,— это наше научное сообщество. Но тут было движение навстречу друг другу. Мне кажется, не чиновники изначально рвались за диссертациями, а люди из академического сообщества предлагали знакомым бизнесменам: "Вася, ты такой состоятельный человек, депутат, и даже не кандидат наук. Вон Пупкин: 40 лет, а уже доктор. Давай 50 тысяч долларов, мы тебе напишем диссертацию". В итоге научная сфера оказалась инкорпорирована в эту общую элиту. И все стало понятно: если ты представитель элиты, у тебя должна быть дача во Флориде, связь со спецслужбами и научная степень",— полагает Иноземцев.

Осознание этого привело в науку много людей, мягко говоря, от нее далеких. Наиболее одиозным примером стал арест главы ВАК Феликса Шамхалова. Его биография сама по себе прекрасно отражает положение дел в науке. Путь от выпускника Московского университета коммерции до члена-корреспондента РАН он проделал всего за девять лет. За это время он успел получить второе высшее, защитить кандидатскую, докторскую и стать заслуженным деятелем науки. Но посадили его не за это. По версии следствия, Шамхалов подозревается в хищении 350 млн рублей у Внешэкономбанка.

Примеров, когда руководящие посты занимают далекие от науки и образования "эффективные менеджеры", довольно много. Скажем, ректором Приволжского федерального университета стал бывший мэр Елабуги Ильшат Гафуров. Ранее он занимался бизнесом, а его последняя научная деятельность относится к 1992 году, когда он преподавал в Елабужском пединституте. Ректора охраняют телохранители, что многие связывают с его предыдущей деятельностью.

Интерес к науке связан еще и с тем, что институты, будь то учебные или научно-исследовательские, еще с советских времен владеют огромными имущественными комплексами, землей и ведомственными домами для сотрудников. "Еще Булгаков сказал, что москвичи хорошие люди, только квартирный вопрос их испортил. Академия наук считает, что должна всем распоряжаться самостоятельно, а министерство хочет получить большее влияние. Кроме того, надо понимать, что академики люди уже немолодые, но очень уважаемые. Это чисто психологическая установка — дайте мне спокойно дожить. А молодые люди, которые приходят в систему образования, считают, что в стране нет достаточно времени для того, чтобы ждать",— считает Татьяна Клячко.

Министр образования и науки Дмитрий Ливанов последовательно настроил против себя сначала первую вверенную ему отрасль — образование, а потом и вторую, науку. Все началось с рейтинга эффективности вузов. Критериями были средний балл ЕГЭ абитуриентов, принятых на обучение, объем научной работы в расчете на одного работника, удельный вес иностранных студентов в общем выпуске, доходы вуза из всех источников в расчете на одного научного работника, общая площадь учебно-лабораторных зданий в расчете на одного студента. В итоге неэффективными было признано 135 вузов из 502 и 450 филиалов из 930. Проверку не прошли, например, МАРХИ, Литинститут и РГГУ. Пока никаких санкций для двоечников не последовало, но вопросов к составителям рейтинга было очень много. Например, проректор МАРХИ Михаил Шубенков объяснил попадание своего института в список "неэффективных" попыткой отобрать здание — особняк XIX века на Рождественке.

Главный вопрос, чего в точности хочет министерство — обновить закостеневшую структуру или получить доступ к огромным ресурсам, по-прежнему остается без ответа. Минобрнауки тем временем пытается взять новую высоту — Академию наук. Дмитрий Ливанов уже высказался, что РАН мертва (потом, правда, неохотно извинился).

Главный аргумент противников РАН — что наука должна быть приближена к учебным институтам, как это якобы делается во всем мире. В действительности единых принципов нет, и в каждой стране своя система. Ливанов явно тяготеет к американскому варианту, в котором учеба и исследования сосредоточены в одном месте. Однако в Штатах, как и по всему миру, прикладная наука все больше концентрируется при крупных корпорациях. Есть риск, что образец, к которому стремится министерство, может измениться до неузнаваемости, пока мы будем в пути.

РАН, к слову,— один из немногих действующих институтов гражданского общества. Академики сами выбирают себе руководителей и решают, как жить.

Отсутствие долгосрочного планирования, понятных целей и критериев успеха — проблема российского государства в целом, и наука с образованием тут не исключение. Будущее Академии наук, созданной в 1725 году, сейчас не более предсказуемо, чем судьба Российской экономической школы (РЭШ), появившейся на свет в 1992 году.

Как показала ситуация вокруг РЭШ, ни эффективность, ни мировое признание не являются гарантией дальнейшей успешной деятельности. Вынужденный отъезд во Францию бывшего ректора Сергея Гуриева, предваряемый допросами в Следственном комитете, нанес по школе серьезный удар. Первый проректор РЭШ Константин Сонин в своем блоге рассказал, что у школы и раньше были проблемы с приглашением крупных западных профессоров. Теперь привлекать их станет еще сложнее, несмотря на высокие гонорары. Кроме всего прочего, скандал особенно неудачно пришелся на начало лета: есть риск, что абитуриенты могут испугаться неопределенности будущего школы. "Я, как и другие выпускники, должна сделать все возможное, чтобы минимизировать такие риски",— говорит глава экспертного управления президента Ксения Юдаева.

Речь, конечно, не о том, что учиться в РЭШ никто не захочет. Но есть риск, что лучшие из лучших могут выбрать другие вузы или уехать за границу. "К нам приходят люди мотивированные, подготовленные, имеющие планы на будущую карьеру. Сами выпускники часто называют РЭШ социальным лифтом. Известно, что наши выпускники пользуются спросом на рынке труда, РЭШ входит в сотню лучших факультетов экономики мира и является лучшим факультетом экономики в посткоммунистических и развивающихся странах",— говорит проректор РЭШ по учебной работе Зарема Касабиева.

Как рассказывает выпускник РЭШ 2001 года Алексей Уваров, конкурс был очень высоким, поступали в основном выпускники физтеха, мехмата, ВМК и экономфака. Примерно половина выпускников по окончании РЭШ поступали в лучшие вузы мира для продолжения научной карьеры и получения докторских степеней по экономике. РЭШ помогала поступить в Гарвард или Массачусетский технологический институт, а потом бывших студентов, ставших профессорами, заманивали обратно, причем отнюдь не безуспешно.

"Понятие среднего выпускника к РЭШ вряд ли применимо. Ученый, сотрудник инвестбанка, стартапер — да, это все про наших выпускников. Но наша уникальная ниша — подготовка высококлассных экономистов для научно-исследовательской и образовательной деятельности. 30% наших выпускников работают именно в этой сфере, и это очень высокий показатель для лучших международных магистерских программ по экономике. Яркий пример научной карьеры наших выпускников — карьера профессора Ильи Стребулаева. Илья — первый россиянин, ставший профессором финансов в Стэнфордской высшей школе бизнеса",— рассказывает Зарема Касабиева.

Вице-премьер Аркадий Дворкович надеется на лучшее. "РЭШ для меня очень близкий вуз. Я в нем учился еще в начале 90-х, сейчас возглавляю ассоциацию выпускников, вхожу в совет директоров. Это одна из немногих организаций, созданных в 90-е годы, которая достигла успеха и развивается дальше. Сейчас РЭШ, на мой взгляд, лидер экономического образования в России. И в этом есть большая заслуга всей команды, профессоров и Сергея Гуриева, который долгие годы работал ректором. Понятно, что любая смена ректора — это риск для образовательного учреждения. Но, уверен, мы сможем найти человека, который продолжит на самом высоком уровне реализацию этого проекта",— полагает Дворкович.

Пока имя нового ректора неизвестно, будущее школы туманно. И это главный показатель кризиса современной модели управления образованием и наукой. Качество образования зависит не от системы, которой попросту нет, а от личности конкретного руководителя и его намерений. Если во главе РЭШ в итоге окажется еще один "эффективный менеджер", привлеченный возможностью легко и много заработать, уровень преподавания, скорее всего, будет постепенно падать, пока РЭШ не станет в один ряд с многочисленными коммерческими вузами, штампующими дипломы. Но потери бойца никто не заметит. Власть явно дает понять, что есть дела поважнее качественного образования. А спрос на дипломы падать не собирается.