Авторитарным режимам выгоден экономический рост лишь до какого-то предела. На определенном уровне экономического развития население начинает осознавать себя гражданами, требовать уважения к себе и своим правам. Последнее подтверждение — беспорядки в Турции. В революцию они, скорее всего, не перерастут, но страну изменить могут.
Московскую Болотную площадь и стамбульский Таксим разделяет две тысячи километров, но манифестанты могли бы понять друг друга без переводчика
Фото: Reuters
В конце мая несколько десятков москвичей устроили пикет против реконструкции Ленинского проспекта. Их не устраивали планы властей превратить уютную городскую улицу в скоростную трассу. Прибывший на место происшествия ОМОН, не стесняя себя в средствах и выражениях, быстро предотвратил продолжение столь вопиющего нарушения правопорядка. На следующий день счет протестующим шел уже не на десятки, а на тысячи и десятки тысяч. ОМОН применил водометы и слезоточивый газ. В ответ поднялись десятки городов по всей стране, плечом к плечу встали православные хоругвеносцы, правоверные мусульмане, студенты и пенсионеры, монархисты и активисты ЛГБТ, банковские клерки и портовые грузчики, а несколько сотен тысяч профсоюза госслужащих объявили забастовку. Причем если о злосчастном Ленинском проспекте и не забыли, то на второй план он точно ушел. Главным лозунгом стало "Путин, уходи!". Никто, естественно, никуда не ушел. Власти заявили, что в беспорядках виноваты маргиналы, а протесты инспирированы и финансируются из-за рубежа. Не сказали, правда, кем и как.
Все именно так. Только страна другая — не Россия, а Турция. Вместо "Путин, уходи!" — "Erdogan, istifa!". Вместо Ленинского — маленький парк Гези в центре Стамбула, на площади Таксим. Вместо "Единой России" — Партия справедливости и развития (ПСР), к которой ярлык "жулики и воры" не приклеишь. Да и серьезного повода для протестов, казалось бы, не обнаруживается: ни подтасовки выборов, ни экстраординарных экономических трудностей вроде греческих или испанских.
Российско-турецкие аналогии, буквально напрашивающиеся сравнения с "Белой лентой" отчасти справедливы. Главное, что роднит два протеста: спонтанность происходящего и движущие силы — рассерженные горожане. Однако не стоит поддаваться соблазну проецировать реалии одной страны на другую, приписать ей знакомые механизмы принятия или имитации решений.
Сходство этим не ограничивается. Россия и Турция не сильно отличаются по уровню экономического развития. По данным Всемирного банка, в 2011 году ВВП на душу населения составлял $13 тыс. и $10,5 тыс. соответственно. Причем этот разрыв быстро сокращается, например, в том же 2011 году ВВП Турции вырос на 8,5%, России — лишь на 4,3%.
Если вспомнить распространенную гипотезу, что население начинает массово осознавать себя гражданами по достижении уровня подушевого ВВП примерно $10 тыс., движение рассерженных горожан в двух тоже чем-то похожих столицах — мегаполисах Москве и Стамбуле — становится закономерным. Города, кстати, похожи не только размером — 12-15 млн и 13,5-20 млн жителей соответственно,— у них и проблемы общие: пробки, перенаселенность, медленная адаптация приезжих. Агрессии, правда, в Стамбуле явно меньше, чем в Москве. А чувства собственного достоинства и взаимного уважения больше.
Еще одно, и тоже обманчивое, сходство — политическое. Премьера Реджепа Эрдогана и местные, и мировые СМИ часто называют турецким Владимиром Путиным. Схожая — грубоватая и довольно жесткая — риторика. Схожая ориентация — на консервативные слои населения. У обоих в прошлом — политика равноудаления олигархов. Обоих обвиняют в чрезмерном контроле над СМИ и ограничении свободы слова: в рейтинге Press Freedom Россия на 148-м месте, Турция — на 154-м из 179. Оба ставили задачи экономического роста и с той или иной степенью успешности их решали. Оба довольно давно у власти: Путин — с 1999 года, Эрдоган — с 2003-го.
Впрочем, не стоит считать их близнецами. У турецкого премьера — длинная карьера из выборных постов, огромный опыт публичной политики. Его российский коллега стал публичным политиком в одночасье. Эрдоган получил большинство голосов на совершенно демократических, открытых и прозрачных выборах, апеллируя в том числе к религиозным слоям населения как исламист против националистов. Путин скорее избегает разыгрывания и православной, и националистической карты.
Однако главное различие в другом. В 2007 году Россия в рейтинге Doing Business была на 96-м месте среди 175 стран, Турция — на 91-м. В 2013 году Россия — на 112-м месте, Турция — на 71-м, уже из 185 позиций. Пока в России на месте прежних олигархов вырастали новые, в Турции бурно развивался малый и средний бизнес.
Говоря еще проще, Путин продает нефть, Эрдоган — покупает. Бензин, к слову, в Турции один из самых дорогих в мире, в пересчете на российскую валюту — до 100 руб. за литр.
Долгое время Эрдоган пользовался поддержкой буржуазии, приветствующей реформы, возможности роста экономики и уровня жизни. Очень похоже, что именно успехи экономической политики и стали источником проблем. Богатые 2000-е породили новое поколение, куда более светское и европеизированное, чем массовый турецкий электорат. Оно не слишком многочисленно: не надо забывать, что уровень неравенства по доходам в Турции примерно такой же, как в России (коэффициент Джини — 0,4 и 0,42 соответственно), а имущественное расслоение, возможно, выше — у нас его сглаживает относительно недавняя бесплатная приватизация жилья.
Не надо забывать и о том, что Турция, как и Россия, по сути, состоит из нескольких стран, с разным образом жизни, разной потребительской моделью, разной идеологией. Как и у нас, многоукладность порождает множество проблем и конфликтов, но в отличие от России сглаживаются они не за счет нефтедолларов, а благодаря экономическому росту.
Не стоит обманываться и относительно массовости протеста. Масштабы велики лишь на фоне Болотной. Собеседники "Денег" в Анкаре говорят, что, если бы Эрдоган захотел, он вывел бы на улицу миллионы. За ним — реальная поддержка половины населения страны. Другое дело, что и чрезмерная жесткость по отношению к манифестантам, и презрительные высказывания о Кемале Ататюрке — фактически основателе современной Турции (Ленин и Столыпин в одном флаконе) — могут стоить Эрдогану и раскола в родной ПСР, и поддержки части населения. Той, которой, при всей приверженности исламу, в Афганистан все же не хочется.
Неоправданно и сравнение "турецкой революции" с "арабской весной". Директор Российско-турецкого научного центра Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы Ильшат Саетов пишет в комментарии "Деньгам": "Арабские страны хотели избавиться от коррумпированных диктаторов. Турция же с 1950 года — пример того, как власть может меняться демократическим путем. Если оставить за скобками временные откаты — военные перевороты, Турция до событий "арабской весны" была единственной демократической страной с мусульманским большинством на Ближнем Востоке. Также одним из главных посылов ПСР был "заткнуть все дыры", то есть избавиться от коррупции, и им это удалось".
""Арабская улица" — это, упрощенно, народ (мусульмане), который выступал против вестернизированных элит,— продолжает Саетов.— Пускай им пользовались, направляли, но это была основная протестная база. В Турции народ — это, условно, "молчаливое большинство", мусульмане — избиратели ПСР, дающие ей под 50% и собирающие перед выборами миллионные митинги. В протестах за Гези же участвуют вестернизированные представители среднего и элитного слоя населения, творческая интеллигенция, а также студенты и школьники. Народ не вышел на улицы. Не зря оппозиция нередко презрительно говорит о сторонниках ПСР "деревенщина", а открытые письма с критикой Эрдогана пишут владельцы холдингов".
Не стоит забывать и о том, что "арабская весна" была во многом спровоцирована экономическими трудностями. Турецкая же экономика, несмотря на тесные связи с погрязшей в рецессии Европой, продолжает расти. Впрочем, здесь опять напрашиваются параллели с Болотной: московские протесты стали сколько-нибудь массовыми на фоне заметного падения реальных доходов в столице. Соответствующие турецкие показатели не публикуются, самое близкое, что доступно на сайте Туркстата и в базе Организации экономического сотрудничества и развития,— стоимость часа рабочей силы, рост которой несколько замедлился. Однако с учетом того, что в 2012 году темпы роста ВВП резко упали, с 8,5% примерно до 2%, а в расчете на душу населения — менее 1%, можно предположить: доходы в лучшем случае не снизились, а уж резкая остановка роста явно имела место.
Что будет? Влиятельный аналитический центр The Economist Intelligence Unit считает, что ничего особенного, скорее всего, не произойдет, и пока не собирается "изменять предположение, что ПСР останется у власти до 2015 года и после". Однако там предупреждают, что "риски, связанные с этим прогнозом, растут". Главный вопрос опять примерно тот же, что и в России: возобладает ли позиция Эрдогана, все более склоняющегося к автократии, или какой-то более мягкий и гибкий подход? Вроде, например, того, что демонстрирует президент страны Абдулла Гюль, который в разгар протестов призвал к "любви и взаимному уважению". И тот и другой принципы — в рамках главного лозунга ПСР "Durmak yok yola devam" ("Продолжаем без остановок"). Как это часто бывает с лозунгами, направление движения не оговорено.