Венецианский чичероне
Первая часть путеводителя Анны Толстовой по биеннале современного искусства
Полторы сотни художников в основном проекте, 88 национальных павильонов, 47 выставок параллельной программы. 46 тыс. кв. м в Арсенале, 50 тыс. кв. м в Джардини, плюс город. С теми, кто решил посмотреть всю 55-ю Венецианскую биеннале, может от жадности приключиться смерть в Венеции. Во избежание чего Weekend предлагает читателям путеводитель по биеннале в двух частях. Продолжение — в ближайших номерах.
Фото: AP
Фото: Getty Images / Fotobank.com
Павильон России
Джардини
Вадим Захаров. Фрагмент инсталляции "Даная", павильон России
Фото: Getty Images / Fotobank.com
Павильон России в этом году не просто в числе самых удачных национальных павильонов биеннале, это, возможно, еще и вершина творчества Вадима Захарова. Захаровская "Даная" — шедевр постконцептуалистского академизма, холодный и отточенный в своем совершенстве, как живопись позднего Энгра. Академизм этот двойственного происхождения. Высококультурный в духе московского концептуализма, откуда Захаров родом: аллюзии на Рембрандта, мотивы vanitas и музей классического искусства, который целиком должен был помещаться в духовном багаже советского интеллигента. И высококультурный в духе интернациональной художественной сцены, где сейчас играет Захаров: критика капитала, гендерный дискурс, использование наемного труда и демонстрация цинизма этого использования, партиципаторность — весь набор модных приемов. Нижний этаж — пещера, куда дозволено войти лишь женщинам, чтобы ловить под прозрачными зонтиками монетки золотого дождя, которые потом — усилиями зрительско-ассистентского конвейера — отправятся наверх и вновь посыплются вниз в бесконечном денежном круговороте. Верхний этаж — не то театр, не то храм, где преклонившие колени на молитвенных скамеечках могут благоговейно созерцать денежный поток. На входе в седле под потолком — беспечный ездок в деловом костюме лущит орешки, так что струйки шелухи рифмуются со струйками монет. В конце — стульчак с ночным горшком, из которого произрастает роза и букет фрейдистских подтекстов вместе с ней. Изящная, остроумная и не допускающая прямолинейных трактовок работа.
Павильон Великобритании
Джардини
Джереми Деллер. Фрагмент инсталляции "Мы голодаем среди нашего золота", павильон Великобритании
Фото: REUTERS/Stefano Rellandini , Reuters
В отличие от ускользающего в намеках и двусмысленностях Вадима Захарова, Джереми Деллер предельно конкретен. Вот распростер крыла — нет, не имперский орел, а редчайший лунь, подстреленный компанией принца Гарри (дело, конечно, замяли). Вот история российской приватизации в ваучерах и билетах МММ на фоне фрески, где гигант художник-социалист Уильям Моррис, думавший противопоставить индустриализации ручное производство, топит в лагуне яхту Романа Абрамовича Luna, нахально пришвартовавшуюся у Джардини на прошлой биеннале и всем мешавшую. Вот Дэвид Боуи и его звездный тур 1972 года — прекрасное средство против молодежных волнений. Вот Дэвид Келли, британский военный эксперт, покончивший с собой, когда пресса начала задавать вопросы, а было ли ядерное оружие у Саддама Хусейна, и другие герои войны в Ираке. В "Английском волшебстве" Деллера тоже задается вопрос, что победит: мировой империализм в его сегодняшней — глобально-капиталистической — версии или левая идея. И ответ, где рисуется воображаемое восстание на острове Джерси, богатейшем офшоре мира, а неолитические каменные топоры превращаются в оружие пролетариата, отнюдь недвусмыслен.
Павильон Австрии
Джардини
Едва ли не самый изящный способ высмеять голливудские амбиции современного искусства, превратившегося в машину по перевариванию и/или отмыванию капиталов, придумал живущий в Лос-Анджелесе австриец Матиас Поледна. В павильоне крутят трехминутный мультик в диснеевском стиле: ослик в матросском костюмчике напевает шлягер 1930-х "Сдается мне, вы меня дурите". Художник объясняет, что в фильме затронуты темы Великой депрессии, аншлюса Австрии, европейской эмиграции в Америку, киноиндустрии, поп-культуры и много чего еще. Производство столь многозначительного произведения обошлось в миллион с лишним евро.
Павильон Греции
Джардини
Видеотрилогия Стефаноса Цивопулоса "История Зеро" посвящена круговращенью денег в природе и искусстве. В первой серии чернокожий сборщик металлолома, обследующий афинские помойки, находит в мусорном баке мешок с букетом бумажных цветов из 500-евровых купюр. Во второй серии модный фотограф по имени Юрген (уж не Юрген ли Теллер?), блуждающий по Афинам с планшетом вместо камеры в поисках живописных граффити, находит оставленную героем первой серии тележку с металлоломом и в ней — разбитый телевизор, наводящий его на размышления о тщете погони за образом. В заключительной серии мы видим автора денежного букета: этим оригами занимается со скуки престарелая коллекционерка современного искусства, дом которой завешан фотографиями Юргена Теллера и заставлен скульптурами Павла Альтхамера (вроде тех, что есть в основном проекте биеннале). Сериалу предшествует оформленное в виде текстовой панорамы исследование по истории различных форм бартера.
Павильоны Франции и Германии
Джардини
Фото: Reuters / REUTERS/Stefano Rellandini
Фото: AP
Франция и Германия в этом году — в знак дружбы — махнулись павильонами. Павильон Германии (бывший Франции) демонстрирует образцовую открытость, интернационализм и терпимость: инсталляция китайца Ай Вэйвэя, фотографии южноафриканца Санту Мофокенга и видео индианки Даяниты Сингх говорят об уходе национальных традиций и старинного понимания этнической идентичности в прошлое, тогда как фильмы немца Ромуальда Кармакара предупреждают об опасностях расизма и неонацизма. А в павильоне Франции (бывшем Германии) можно увидеть самую эстетскую работу биеннале — видеотриптих албанца Анри Сала "Ravel, Ravel, Unravel", где из фортепианного концерта для левой руки Мориса Равеля, исполненного двумя пианистами и одним диджеем, получается великолепный джазовый балет.
Павильон Румынии
Джардини
Александра Пиричи и Мануэл Пелмуш, два танцовщика и хореографа из Бухареста, дрейфующие в сторону перформанса, поставили "Нематериальную ретроспективу Венецианской биеннале": небольшой ансамбль танцовщиков старательно изображает самые значительные работы за более чем вековую историю международной выставки в Венеции средствами одной лишь пластики. Жаль, что в Венеции не дают "Золотого льва" за остроумие.
Павильон Кореи
Джардини
Кимсуджа. Фрагмент инсталляции "Дышать", павильон Кореи
Фото: AFP
Очередь на вход; ожидание в зеркальной комнате, где все — полы, стены, потолки — отражается во всем и под звук чьего-то громкого дыхания теряешь чувство реальности; попадание в абсолютно черную и глухую комнату, этакую камеру сенсорной депривации. От самой знаменитой корейской художницы Кимсуджы ждали чего-то более социального, но на фоне остальных интеллектуально-чувственных аттракционов вроде колоссального корневища Берлинде де Брейкере, проросшего сквозь весь павильон Бельгии, гор земли Лары Альмарсеги, выросших в павильоне Испании, или разрывающего уши звука Конрада Смоленского, заполняющего павильон Польши, ее проект смотрится не менее эффектно.
Павильон Южной Африки
Арсенал
Вим Бота. Фрагмент инсталляции "Воображаемый факт", павильон Южной Африки
Фото: Getty Images / Fotobank.com
Большая групповая выставка "Воображаемый факт. Современное искусство Южной Африки и архив" обошлась без знаменитостей вроде Уильяма Кентриджа или Роджера Баллена, но на ней понимаешь, откуда происходят южноафриканские звезды. Из удивительно насыщенной художественной среды: Занеле Мухоли, Сэм Нленгентва, Пенни Сиопис, Сью Вильямсон, Вим Бота и многие другие.
Павильон Чили
Арсенал
Альфредо Хаар. Павильон Чили
Фото: Agostino Osio / la Biennale di Venezia
При входе в чилийский павильон висит лайтбокс с фотографией Лючио Фонтаны, вернувшегося в Милан из Аргентины после Второй мировой: художник на руинах своей миланской мастерской. Творчество Фонтаны, в юности не чуждого фашистской эстетики, началось с чистого листа. Вот и историю самой старой биеннале мира Альфредо Хаар предлагает начать с чистого листа: в центре выставки — огромный макет Джардини со всеми павильонами, периодически тонущий в бассейне с мутно-зеленой венецианской водой. И правда, не пора ли похоронить старомодную идею национальных представительств?
Павильон Словении
Галерея A+A
Тему архаичности национальных представительств подхватывает и Ясмина Чибич, с исключительно тонким юмором рассказывающая об архитектуре и искусстве на службе югославского государства в своей тотальной инсталляции. Украшенной, в частности, картинами 1930-х, взятыми напрокат из парламента: по идее они должны бы воплощать национальный дух, однако являют собой ту тихую и интеллигентную живопись, которой в те годы было полно в Третьем рейхе, США, муссолиниевской Италии и сталинском СССР. Стены галерейного пространства сплошь затянуты тканью с узором из фигурок какого-то жучка: это anophthalmus hitleri, найденный в Словении в 1933 году и названный первооткрывателем-энтомологом в честь величайшего, как ему тогда казалось, политика современности. Может быть, этому уникальному представителю Словении и надо представлять страну на Венецианской биеннале?
Павильон Норвегии
Пьяцца Сан Марко
Выставка "Осторожно, святая шлюха!", позаимствовавшая название у одно фассбиндеровского фильма, начинается с фотографий Эдварда Мунка: это портреты сиделок из психиатрической клиники, куда в 1908-м угодил художник. Далее — издание "Психопатологии и искусства" Генриха Штадельманна, большого друга экспрессионистов, на обложке книги — мунковский "Крик". Мунк со своими редко выставляющимися рисунками и картинами оказывается здесь одним из первых мучеников сексуальной революции. Фильм феминистки Лене Берг иронично говорит о том, к чему эта революция привела.
Павильон Анголы
Палаццо Чини
Ангола удачно дебютировала на биеннале, сразу отхватив "Золотого льва" за лучший национальный павильон. Он называется "Луанда, энциклопедический город" и временно занимает палаццо Чини. Дворец давно закрыт по причине ветхости, так что в обычное время роскошная коллекция Витторио Чини — проторенессансные иконы, Пьеро делла Франческа, Боттичелли, Понтормо — публике недоступна. По случаю биеннале публика не просто может проникнуть в запертый музей, но и кое-что из него вынести: в залах прямо на драгоценных коврах лежат стопки напечатанных на дешевой бумаге фотографий Эдсона Шагаса, снятые в трущобах Луанды,— бери сколько хочешь. В общем, это тоже остроумно и тоже отчасти про деньги: про буржуазность старого и демократизм нового искусства.