Иранцы так устали от экономических трудностей и конфронтации с Западом, что на выборах президента проголосовали за самого прогрессивного кандидата. Если настоящие — духовные — власти страны позволят и Хасан Роухани примирится с США и ЕС, мировую экономику может ждать резкое падение цен на нефть.
Фото: AP
Фото: AP
В тебризском избирательном штабе кандидата в президенты Ирана — тегеранского мэра Мохаммада Багера Галибафа — оживление. В гости приехали иностранцы. Расхваливая кандидата, глава штаба, судя по форме, весьма высокопоставленный — генерал Корпуса стражей исламской революции, вдруг произносит слово "путин". Мой товарищ-востоковед, не совсем поняв фразу, вопросительно указывает на свой ботинок (на фарси — "путин"). Недопонимание обернулось серьезным политическим просчетом: речь шла не о ботинке, а о российском президенте, пример с которого якобы будет брать Галибаф, если его выберут. После этого генерал смотрел на нас с явным подозрением.
Считающегося консерватором Галибафа, впрочем, иранские избиратели прокатили. Быть мэром Тегерана хорошо только в столице, за ее пределами популярность быстро сходит на нет. "Галибаф? Да кто он такой? Картофельный президент!" — смеется наш собеседник в консервативном Куме. Здесь до сих пор каждая женщина закутана в черную чадру — в отличие от столичного Тегерана, в богатых северных районах которого женские платки скорее напоминают маленький пестрый бант.
Ху из мистер Роухани?
Выбрали Хасана Роухани, набравшего чуть более половины голосов избирателей. СМИ уже окрестили его реформатором, что, впрочем, не совсем верно. Роухани был секретарем Высшего совета национальной безопасности при умеренном президенте Али Акбаре Хашеми-Рафсанджани (1989-1997) и реформаторе, "иранском Горбачеве" Мохаммаде Хатами (1997-2005). Тогда же он был главным переговорщиком по иранской ядерной программе.
Во время предвыборной кампании Роухани считался скорее умеренным. Единственным реформатором среди восьми кандидатов был Мохаммад-Реза Ареф, вице-президент при Хатами. Однако после того, как Ареф снял свою кандидатуру в пользу Роухани, тот оказался наиболее прогрессивным из оставшихся. Его кандидатуру поддержали экс-президенты Хатами и Хашеми-Рафсанджани. Больше некого: выбор из кандидатов, прошедших сито наблюдательного совета, который отказал в возможности баллотироваться самому Хашеми-Рафсанджани и родственнику действующего президента Махмуда Ахмадинежада Эсфандияру Рахиму Машаи, был невелик.
Впрочем, есть и другой образ Роухани. Он единственный из кандидатов клирик — ходжат-оль-эслам (богословская степень в шиизме, выше только аятолла). Даже взятая в зрелом возрасте фамилия в переводе с фарси означает "духовный". В конце 1960-х он примкнул к антишахским выступлениям будущего лидера исламской революции 1979-го Рухоллы Хомейни, вместе с ним бежал перед революцией в Париж, вместе с ним вернулся с победой в Тегеран. Так что Роухани — свой для режима. Вместе с тем он интеллектуал: знает несколько иностранных языков, имеет PhD Каледонского университета Глазго в области государственного права. Не чета простоватому предшественнику Ахмадинежаду.
Непокрытые волосы не меньший политический вызов, чем отданный за реформаторов голос
Фото: AP
Свою кампанию Роухани вел с явной отсылкой к выборам четырехлетней давности. Тогда не на шутку схлестнулись реформатор Мир-Хосейн Мусави и Ахмадинежад. Проигравший Мусави не признал результатов выборов и открыто заявил о фальсификациях. Несколько месяцев Иран бурлил, на центральную улицу Тегерана Вали-Аср высыпали сотни тысяч протестующих, а мир стал говорить о возможности новой революции в Иране. Нынешний стамбульский Таксим (удалось туда заехать во время пересадки по дороге) — детский лепет по сравнению с протестами в Иране в 2009-м. Но вот июнь 2013-го и июнь 2009-го — небо и земля. Если четыре года назад Тегеран пестрел зелеными ленточками оппозиции, а в провинции предвыборные митинги заканчивались перестрелками, то теперь тишь да гладь.
Вспоминая пылающий Иран 2009-го и поражаясь апатично-безразличному Ирану 2013-го, ловишь себя на мысли, что верховный лидер Ирана — рахбар — гениальный менеджер народных волнений. Возможно, он знаком с работами известного американского политолога Тимура Курана, исследовавшего и иранскую революцию 1979 года.
Куран пишет, что революции часто происходят неожиданно, распространяясь "как огонь в прериях". При авторитарном режиме люди не проявляют недовольство режимом, опасаясь репрессий. Несогласных как бы нет. Во всяком случае, они не видны. Но если режим дает слабину, массы начинают понимать, что "им ничего за это не будет", и открыто выражают протест. Неожиданно у революции появляется множество сторонников. Революция 1979-го, по Курану, произошла потому, что шах дал слабину. Режим, стремящийся не допустить революции, должен быть жестче, а не мягче, как обычно думают. Смягчение режима уменьшает страх репрессий и тем самым усиливает оппозицию.
Рахбар оказался готов к подавлению восстаний в 2009 году, не растерялся, как его арабские коллеги в 2011-м. Возможно, правда, в этом случае играет роль и другой фактор — частота мелких и средних бунтов. В Иране после 1979-го они повторялись с большей регулярностью, чем в арабских странах, не исключено, что это стало прививкой от "революционной заразы".
"Народ больше не надеется на перемены и не считает выборы важным событием. Фигуры кандидатов политического веса не имеют. В 2009-м был реальный шанс изменить систему — сейчас его нет. Тогда оппозицию поддерживала часть элиты, с тех пор многое изменилось. Рахбар сумел взять ситуацию под свой контроль: часть оппозиционеров отправилась в тюрьму, кто-то — под домашний арест, часть вынудили эмигрировать, с остальными договорились",— объясняет сторонник реформ, экс-депутат меджлиса. "Да, и не употребляйте в речи слово "фальсификации", это может плохо для вас закончиться,— улыбается он.— Тем более что на нынешних выборах и смысла-то никакого в них нет".
Новый президент Ирана Хасан Роухани сможет обсудить с президентом России проблемы и этого мира, и потустороннего
Фото: AP
Третий после Мессии
Политические перемены здесь и правда зависят от президента далеко не в первую очередь. Президент в Иране всего лишь третья фигура в государственной иерархии. Система власти, сложившаяся после исламской революции 1979 года, весьма необычна. Главой государства по конституции Ирана считается Махди, 12-й шиитский имам, ушедший "в сокрытие" в 874 году н. э. С тех пор он незримо управляет Ираном. Его же местоблюстителем является верховный лидер — рахбар — духовный глава всех иранских мусульман-шиитов. Он избирается 86 членами совета экспертов, состоящего в основном из представителей высшего шиитского духовенства — аятолл.
При этом самим рахбаром может стать только аятолла (в отличие от суннитов, шииты имеют четкую систему религиозной иерархии, так же как католики или православные, в отличие от протестантов). Со смерти Хомейни в 1989-м и по настоящее время рахбаром является аятолла Али Хаменеи (президент Ирана с 1981 по 1989 год), один из ближайших соратников покойного лидера исламской революции 1979-го Рухоллы Хомейни (рахбар с 1979 по 1989 год). Лица Хомейни и Хаменеи, первого и второго иранских рахбаров, в одинаковых черных чалмах и с окладистыми седыми бородами, смотрят на вас с плакатов по всему Ирану.
Именно рахбар определяет общую политику государства и является верховным главнокомандующим, а также формирует наблюдательный совет из 12 членов. Совет может наложить вето на любой закон, принятый парламентом (меджлисом), а также выбирает кандидатов в депутаты меджлиса и кандидатов в президенты. Только потом уже следует президент — светский элемент в этой теократической системе. Впрочем, президент не символическая фигура. Он формирует правительство, составляет бюджет, назначает губернаторов провинций и послов. Именно президент представляет страну во внешней политике. Рахбар же редко выезжает за пределы Ирана.
По сути, в Иране два параллельных правительства: одно выборное, по форме это традиционная западная бюрократия, и второе — непубличное и не избираемое народом, состоящее из представителей духовенства. Второе осуществляет полный контроль над первым.
Можно представить себе следующую аналогию. Россией полновластно управляет патриарх Кирилл вместе с иерархами РПЦ, однако существуют и пост президента, и выборы светской ветви власти. На президентские выборы, правда, клерикалами допускаются только проверенные фигуры. А еще лучше второ- и третьестепенные, вроде как если бы у нас в президенты Святой Руси баллотировались, например, воцерковленные Андрей Козырев от реформаторов, Николай Харитонов от КПРФ, Олег Малышкин от ЛДПР и т. д.
Впрочем, такая аналогия для нашей страны в последние годы все меньше кажется фантастикой. Возможно, и Рухолла Хомейни видел свой образ будущей России, когда в 1989 году написал письмо Михаилу Горбачеву. В своем послании аятолла предостерег главу СССР от возвращения к капитализму: "Исламская Республика Иран как самый могущественный оплот исламского мира может с легкостью заполнить вакуум, образовавшийся в идеологической системе вашего общества... Ваши трудности заключаются в отсутствии истинной веры в Бога, и это ведет и будет вести Запад в трясину пошлости, в тупик". Горбачев ответил пространными рассуждениями о региональном сотрудничестве. "Я разочарован,— сказал Хомейни, прочитав ответ.— Я слышал, что Горбачев — мыслящий человек. Я не задумываюсь о проблемах этого мира. Я размышляю о потустороннем мире, и на этот вопрос я не получил ответа". Возможно, с нынешним Кремлем у Хомейни вышел бы более интересный разговор.
Светская власть в Иране подчинена религиозной
Фото: AFP
Проблемы "этого мира"
Однако о "проблемах этого мира" тоже кому-то надо думать. На это и есть президент. Два предыдущих президента Ирана были точно такими же темными лошадками, как и Роухани. В 1997 году никто не ожидал победы Хатами, малоизвестного директора Национальной библиотеки. То же самое произошло и с мэром Тегерана (а за пределами столицы — никем и ничем) Ахмадинежадом в 2005-м, когда фаворитом выборов считался экс-президент Хашеми-Рафсанджани. На сей раз фигура Хашеми-Рафсанджани, вероятно, показалась клерикалам слишком весомой и потенциально способной посеять смуту. Поэтому наблюдательный совет просто отстранил его от участия в выборах без объяснения причин.
Именно на таком причудливом политическом поле умеренный и осторожный Роухани вдруг стал надеждой народа на перемены. Возможно, неожиданно для самого себя, и точно — для самих иранцев. Кого мы ни спрашивали, никто вообще не хотел идти голосовать, считая выборы более или менее профанацией, а на избирательные участки пришло более 70%. Граждане понимали всю тщету своих действий, но все-таки проголосовали против действующей власти.
Народ от нее устал. Одержать победу Роухани помогла не правильная избирательная кампания, которой ни у него, ни у других кандидатов толком не было и не могло быть (что можно успеть за неделю агитации?), и не политическое влияние (околонулевое), а желание перемен.
Абсолютно, кстати, понятное. С экономической точки зрения Иран далеко не в лучшей форме. В стране свирепствует инфляция: на 1 апреля текущего года она достигла 31,5%. Это официальный уровень, реальный же, судя по нашим разговорам, вдвое-втрое выше (ситуация близка к гиперинфляции). На ряд товаров цены за год увеличились в десять раз. В стране растет безработица (по официальным данным, 13,4% против 12,5% в прошлом году). Падает ВВП (по данным МВФ, на 1,9% в прошлом году, прогноз на текущий год — минус 1,3%). ВВП на душу падает еще сильнее, ведь численность населения Ирана растет приблизительно на 1% в год, это демографически молодая страна.
Причина неурядиц — низкая эффективность государственного управления, а также рост правительственных расходов на фоне дефицитных бюджетов. Сыграла роль и популистская политика уходящего президента Ахмадинежада, потратившего на экономически неэффективные инфраструктурные и социальные проекты десятки миллиардов долларов.
"Солдаты аятоллы Хаменеи" — религиозные консерваторы — проиграли выборы более умеренным силам
Фото: AFP
Удавка санкций
Есть и другая причина — успех западных санкций в ответ на неуступчивость в вопросе о ядерной программе. С момента наложения эмбарго на иранскую нефть со стороны ЕС прошел год. Эффект впечатляет: экспорт нефти уменьшился почти вдвое, с 2,4 млн до 1,3 млн баррелей в день (мбд), с $118 млрд в 2011 году до $67 млрд в 2012-м. А в этом году, по прогнозу МВФ, сократится до $52 млрд. По доходам от экспорта нефти на душу населения экономика Ирана похожа на российскую — чуть меньше $2 тыс. в год (если брать уровень экспорта 2011-го до санкций при цене около $100 за баррель). Это не Саудовская Аравия с соответствующим показателем выше $10 тыс. и не Катар или Кувейт, где выше $20 тыс. Впрочем, запасов углеводородов достаточно, но с инвестициями зарубежных компаний в нефтедобычу дела и до санкций обстояли не блестяще. А теперь вообще никак. ВВП на душу населения заметно ниже, чем у нас: в России — $15 тыс., в Иране — $6 тыс. Уровень, соответствующий Украине и заметно отстающий от регионального соперника — Турции ($12 тыс.). А ведь раньше, до исламской революции и ирано-иракской войны, Иран опережал Турцию.
Добыча нефти — практически единственная крупная отрасль промышленности. Доходы от продажи этого сырья традиционно покрывают 60-80% бюджета. Сейчас, правда, санкции вынудили правительство снизить нефтезависимость, в бюджете на наступивший 1392-й по солнечной хиджре (март 2013 — март 2014) нефть дает всего 40% доходов. Санкции заставили Иран выполнить обещания о диверсификации экономики. Но радости от этого мало, без возможности экспортировать нефть экономика задыхается. Нераспроданная нефть складируется: в Персидском заливе на якоре стоят десятки танкеров с нефтью (по данным "Денег", около 30-40 млн баррелей). Хранилища на берегу также заполнены, приходится строить новые.
Оставшиеся крупные клиенты — покупатели нефти, не поддерживающие санкции, пользуются ситуацией и пытаются сбить цену. В 2012 году Китай снизил покупки иранской нефти на 20% (с 0,55 до 0,44 мбд), Южная Корея — более чем на треть (с 0,24 до 0,15 мбд), Индия — на 2,5% (с 0,37 до 0,36 мбд). С оплатой тоже проблемы: в рамках санкций иранские банки отключены от системы SWIFT и других международных платежных систем, так что в оплату нефти Иран вынужден брать золото, серебро, товарный бартер. "Хорошо, что не китайские игрушки",— шутит один из наших собеседников.
До голода еще далеко, но галопирующая инфляция и падение доходов уже стали частью повседневной жизни
Фото: AFP
Дайте продать нефть!
Неудивительно, что от нового президента ожидают прежде всего изменения экономической ситуации к лучшему, а значит, отмены или смягчения санкций. Президент в Иране может быть второстепенной фигурой, но именно президентские выборы и избрание "реформатора" Роухани способны стать поводом для смены внешней политики, направляемой рахбаром. Не случайно основными темами первых же предвыборных дебатов были внешняя политика и переговоры с "шестеркой" об иранской ядерной программе. Нынешний главный иранский переговорщик и уже экс-кандидат в президенты консерватор Саид Джалили подвергся на этих дебатах жесточайшей критике других кандидатов, в том числе избранного Роухани. Кандидаты публично обвинили Джалили в наложении на Иран все новых санкций, сделавших положение страны безнадежным.
Сам факт публичного обсуждения санкционного давления и заострения народного внимания на этом вопросе показателен. От нового президента будут ждать диалога с Западом и смягчения санкций. Тем более что для президента США Барака Обамы избрание Роухани — уже определенный внешнеполитический успех. Роухани не говорил, как Ахмадинежад, о том, что "Холокост — выдумка", с ним США, возможно, удастся достичь прогресса в вопросе о ядерной программе, пусть и не прорывного, но в качестве пряника санкции могут быть смягчены.
Если это действительно произойдет и Иран выйдет на рынок нефти с нераспроданными запасами в десятки миллионов баррелей, а также дозагрузит простаивающие мощности по добыче — рынок в кратко- и среднесрочной перспективе ждет существенное затоваривание. Для сбалансированного рынка нефти даже дополнительный 1 мбд — очень существенная величина. Рост мировых экспортных поставок на 2-3% легко может привести к коррекции нефтяных цен на 10-20%.