Уже неделю российские десантники, направляющиеся в Косово, находятся в состоянии трехчасовой готовности. Вместе с ними вылета на Балканы ждет специальный корреспондент "Коммерсанта" АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
В тот день, когда натовские войска начали бомбить Сербию, в городе Иванове, в женском монастыре, в келье матушки Ларисы начала мироточить икона Тихвинской Божьей Матери.
— Там, в Сербии, идет война на вразумление,— сказала мне матушка.— Наши братья отдают свои жизни за веру Христову. Бог им обязательно поможет. Бог и наши миротворцы. Они должны показать всему миру, что жить надо не по своей воле, разнузданности и духовной нищете, а по воле Божьей, по заповедям, значит. И главная заповедь, как известно, гласит: "Не убий". А главная миссия наших миротворцев — прекратить убийства на этой земле.
— А вы задумывались,— строго спросила меня матушка,— что мироточение и миротворцы — слова одного корня? Идите и думайте над этим.
На прощание матушка добавила, что Иваново — город, конечно, невест, но невест Христовых, то есть монашек. Монашки очень переживают за миротворцев.
Икона, которая источает миро, масло с неземным запахом,— это великое чудо. Это значит, что Богородица думает и страдает о нас и дает нам понять это.
И страдает, наверно, не меньше нас, что все никак не давали нашим десантникам воздушного коридора для пролета через Болгарию, Венгрию и Румынию.
Это, конечно, было большое расстройство. Первая группа десантников в 100 человек была готова к отправке в Косово в понедельник утром. Вообще говоря, полететь должны были 103 человека, но в последний момент трех десантников вычеркнули из списка и заменили на трех журналистов. Стоящий ли это был обмен, покажет время.
100 миротворцев приехали из Костромы и приготовились к своей миссии. В 6 утра в понедельник еще ничего не было толком известно. Десантники спали в трехчасовой готовности. Проснувшись, они узнали, что вылет пока откладывается. Они, конечно, расстроились. Вышли из Дома офицеров, где их разместили на ночь, и увидели съемочную группу CNN.
— Вы готовы? — лучисто улыбаясь, спросила их журналистка Джил.
— А вы? — спросили ее десантники.
— О, я всегда готова! — обрадовалась журналистка.
Десантники расхохотались. Джил тоже. Ее сюжет явно удавался. Тем временем оператор Джил под шумок как-то бочком протиснулся в дом офицеров и успел там что-то снять. Судя по тому, какой сияющий вышел он и с какими перекошенными лицами за ним вылетели два лейтенанта, ему удались несколько планов из быта российских миротворцев.
Группа CNN удалилась, усталая, но довольная.
— Конечно,— заключил майор Тонких,— побаиваются нас американцы. Сейчас, видимо, думают, что в самом пекле побывали. Ну сняли они, в каких условиях мы спим, ну и что? Конечно, они спят в других условиях. Конечно, дисциплина у них повыше. И что там еще? Патриотизм? Да, помню, на совместных учениях прыгали мы вместе с ними, они флаг свой на парашюте сначала сбросили, потом сами стали прыгать и не дали ему упасть на землю, опередили и подхватили. Ну да, патриотизм. А только в боевых условиях, как только проблема появляется, они теряются. Я с ними в Боснии был и своими глазами все видел. А уж про немцев, англичан и французов я и не говорю. Нас теперь очень интересуют французы. Дело в том, что десантники, вылетающие из Иваново, видимо, попадут во французскую зону.
— Ну и что? — рассудительно сказал старшина Дима Шабалин.— Французы — хорошие люди. Очень тонкая натура, правда. И с этим придется считаться.
— Ну ничего,— вдруг с горячностью добавил он.— И не таких обламывали.
Я спросил, зачем их обламывать.
— Да не знаю,— растерянно пожал он плечами.
Другой солдат отдал должное французам за то, что они в свое время приютили наших эмигрантов, но добавил, что не одобряет их за легкомыслие и склонность к супружеской неверности. По этому поводу между десантниками разгорелся легкий спор, но быстро угас по причине общего построения. Пришел командир дивизии. Он объявил, что вылет откладывается.
Но солдаты уже и так знали, что сегодня не улетают. Они, конечно, нервничали. С 11 июня они каждый день ждали этого вылета. Каждый день готовились. Физическая, строевая, боевая, политическая. Они понимали, что есть воздушный коридор и что он закрыт, но что-то они понять отказывались.
— Ну, хорошо, Венгрия, Румыния, но чего Болгария-то выпендривается? — недоумевал один десантник.— Наши же люди. Мы же для них столько сделали! Отдыхали у них! А они! Закрыть коридор в такой момент... Не помнят добра, не помнят...
С ним соглашались.
— Все, я уже больше не могу,— сказал один старшина.— Хочу, блин, прочувствовать, какой я из себя. А они не дают, собаки. Коридор закрыли.
Миротворцы пошли обедать. Наш фотокорреспондент хотел было увековечить это событие, но ему не дали.
— Понимаете,— сказали два рослых десантника, смущенно улыбаясь,— запрещено.
— Почему?
— Как почему? Там солдаты едят из котелков, а по уставу это не положено. Да и не солидно как-то. Вы что, не понимаете: миротворцы — и из котелков? Французы из котелков есть не будут. А нам теперь надо соответствовать.
— Но едят же!
— Но снимать не надо.
Так прошел день.
Бойцы занимались политической и медицинской подготовкой. Доктор раздевал их до пояса и показывал, где у них какие мышцы и кости. Бойцы недоверчиво косились на доктора, но верили на слово.
На занятиях по политической подготовке десантники учились искусству миротворчества.
— Что надо делать, чтобы сербы и албанцы дружно жили между собой? — спрашивал их политинформатор.
— И этим надо маленько помочь, и этим,— рассудительно отвечали бойцы. И были правы.
И только один пожал плечами:
— Миротворческая миссия? Конечно, надо поддерживать всех, но лично я буду на стороне сербов. Они православные, а нас, православных, становится все меньше и меньше. С этим надо бороться.
Вдруг вечером миротворцы начали шептаться, что переговоры с натовскими генералами в Москве вроде закончились успехом и утром, кажется, можно улететь. И точно: через некоторое время пошла команда выдать миротворцам оружие. Они заметно оживились.
— А с другой стороны, уже и не верится,— вздохнул один.— Что нам, раньше оружие не выдавали?
Только майор Тонких переживал. У него выбыл из строя один боец.
— Фурункул у него какой-то,— майор был в ярости.— Где я теперь бойца возьму? И где он его подцепил, фурункула этого?
— Да там фурункул этот небольшой сначала был,— осторожно сказали ему.— Солдат, считай, и не виноват. Доктор ему какое-то лекарство дал, вот и раздуло.
— Что? Доктор? — взревел майор.— Где он?! И где я теперь бойца возьму? А если новенький не успеет из Костромы приехать?
— Да ничего, может, еще и не улетим,— утешали его.
— Как это не улетим?! — опять взревел майор.— А когда же улетим, мать вашу? Когда?!