В ближайшее время МВФ должен наконец решить, давать нам кредит или нет. Простым это решение не будет. Взять хотя бы тот же скандал с компанией FIMACO. Если МВФ даст кредит, это может означать, что фонд не очень-то интересует, куда и как на самом деле расходуются валютные резервы страны. Если не даст, России вряд ли удастся избежать банкротства. Пока МВФ думает, ЦБ приходится работать на два фронта — и по долгам за Минфин платить, и рубль держать. Хватит ли у ЦБ сил? Что будет с курсом рубля? У скольких еще банков — под давлением МВФ — будут отозваны лицензии? Об этом — в интервью ЕВГЕНИИ Ъ-АЛЬБАЦ с председателем Центробанка ВИКТОРОМ ГЕРАЩЕНКО.
О курсе доллара
— На прошлой неделе рубль вдруг дернулся. Несильно, копеек на двадцать, но аналитики тут же вспомнили, что инфляция за первый квартал превысила 24% и что на корсчетах банков в ЦБ — десятки миллиардов рублей, которые готовы обрушиться на валютный рынок. Так что же будет с рублем?
— У банков действительно зависло довольно много денег. Это проблема, с которой пока не мы, не правительство справиться не можем. Банки не хотят вкладывать в экономику, вдобавок и потребительский спрос упал почти на 30%. Отсюда колоссальная диспропорция: переизбыток финансового рынка над реальной экономикой. Естественно, эти ресурсы давят на валютный рынок. Но, с другой стороны, спрос населения на наличную иностранную валюту довольно здорово упал. Короче, тут много разных многовекторных факторов. Что касается инфляции, то она, по-моему, в целом за июнь меньше 2%. Мы, правда, тут немножко со всеми этими бумагами (для МВФ.— Ъ) забегались, и я не отслеживал, но тенденция в целом неплохая. Тем более что лето, жарко, это, как обычно, снижает активность на рынке, потому я думаю, что мы удержим рубль на уровне 24-25 руб./$, как минимум, до сентября, а может быть, и дольше. Это пока достаточная цена: она делает эффективным экспорт и, напротив, не делает импорт запретительным. Правда, нас тоже спрашивают: а надо ли тратить валютные резервы, чтобы держать рубль искусственно? Я отвечаю: сегодня мы купили валюту с рынка, завтра — продали. Короче, считать, что 30 руб./$ — это правильная цена, а 25 руб./$ — нет, оснований у нас нет. И если к тому же сейчас все сложится удачно с точки зрения соглашения с МВФ — не по сумме денег, которые все равно будут находиться на счетах Минфина там (в США.--Ъ) и будут использоваться для погашения задолженности тому же МВФ, а как своего рода blessing (благословение.— Ъ) папы из Рима — мол, правильной дорогой идете, товарищи,— то это, в свою очередь, повлияет и на стабильность рубля, и на многие другие решения.
— Но этот самый "папа" был весьма недоволен и ограничениями на валютные операции. Стоит ли ожидать, что теперь последует отмена этих ограничений?
— А у нас их и так немного. У МВФ были претензии, связанные с двумя сессиями по продаже валюты. Их мы объединили в одну. По сути, осталось одно ограничение: требование к импортеру, чтобы он, в случае если он делает по контракту авансовый платеж, зарезервировал еще эквивалентную рублевую сумму в банке, которая возвращается, когда товар пересекает границу. Фонд неправильно интерпретирует это требование как ограничение на валютные операции. По существу, наше решение направлено против фальшивых импортеров, фальшивых импортных контрактов (а таких даже на протяжении последних шести месяцев было довольно много), когда даже на паспорт умершего человека, который можно купить в загсе...
— Да ну? И сколько это стоит?
— Не знаю, я не покупал... Так вот, поскольку паспорт не уничтожается, на имя покойного оформляется компашка за какие-то восемь с половиной тысяч рублей, затем заключается контракт, под этот контракт и авансовые платежки покупается валюта. Ясно, что рубли приходят в том числе и от всякого рода криминальных действий, деньги переводятся за границу и никакой товар, понятно, в страну не приходит. Так вот, если ты готов за такую операцию платить двойную цену (рублевый депозит теряется, если товар не пересек границу) — что ж, пожалуйста, плати. Так что это нельзя считать ограничением — это установление экстра-цены для того, кто хочет без разрешения ЦБ перевести деньги за границу. И это оказало определенное влияние.
— Боюсь, даже я смогу нарисовать пару-другую схем, которые позволят и товар показать, и бумаги предъявить...
— Наверное, ищутся разные схемы, о которых мы пока не знаем,— все время приходится искать, поскольку народ у нас предприимчивый. Кстати, требование по резервированию средств — не наша придумка. То же делали в Италии 25 лет назад, и механизм оказался действенным. Вы же сами кричите, что капиталы уходят из России, и нас упрекаете, что не умеем их возвращать.
— Виктор Владимирович, но вы же согласитесь, что все эти ограничения лишь увеличивают цену, которую надо заплатить чиновнику — не более того. Что в свою очередь оборачивается увеличением цены на товар. В результате мы и расплачиваемся из своего кармана за очередную виллу господина бюрократа.
— Я тут как-то беседовал со старыми знакомыми, которые рассказывали о всяких безобразиях. Они жалуются: раньше они отстегивали хотя бы на имя компании, а сейчас отстегивают уже на персональные имена. Я одному говорю: "Ты не скажешь, как это делал?" А он говорит: "Банковская тайна, нет, не могу."
— Отстегивают при переводе денег?
— Не только. Даже при экспортных контрактах. Например, занижается цена на товар, через кого-то продается по завышенной цене, потом делается разница, а комиссия идет посреднику, скажем, банку. Так что там, на Западе, по воскресеньям ходят в церковь и говорят о том, как надо жить, а с понедельника по пятницу действуют совершенно по другому.
— Итак, правильно ли я поняла, что пока правила валютного регулирования будет сохраняться?
— Да.
— А валютный коридор не будете восстанавливать?
— Пока нет.
— Тем не менее проблема зависшей рублевой массы, как вы сами говорите, остается. С этим, очевидно, связана и идея Минфина о выпуске новых бумаг, и идея ваших "бобров" (бескупонных облигаций Банка России.— Ъ), в которые банки могли бы вложить рубли. Значит, снова начнем строить пирамиды, а потом снова из-под обломков выкарабкиваться?
— Честно говоря, я не очень понимаю, почему по поводу "бобров" возникло столько шума. Корсчета банков выросли с 11 до 75 млрд рублей. Государство пока не может предложить свои ценные бумаги: только-только закончились переговоры по реструктуризации ГКО, так что новые бумаги вряд ли будут сразу приняты рынком. Поэтому мы и предложили "бобры", то есть бумаги, которые могли бы "слизывать" наличность с валютного рынка и таким образом снижать давление на рубль, и одновременно стать чисто банковским финансовым инструментом — ведь банковский рынок пока по-прежнему не работает.
— Каким будет объем выпуска "бобров"?
— Примерно 3 млрд рублей, хотя вполне можно было бы подумать и о 10-15 миллиардах. Но если Минфин выпустит свои бумаги, мы, конечно, с этого рынка уйдем. Мы вовсе не хотим конкурировать с Минфином, ведь ЦБ не надо привлекать деньги: мы — банк эмиссионный. Но пока проблема зависла, отсюда и волнения по поводу рубля...
(Тут в кабинете главного банкира страны раздался звонок телефона. Поскольку он к нему устремился, стало ясно: звонит не рядовой банкир, звонят сверху. Я спросила: "Мне выйти?", Геращенко ответил: "Нет". И снял трубку: "Да, Виктор Григорьевич. Все в порядке. Сегодня купили. Примерно треть от того, что продали вчера". "Все волнуются",— сказал Геращенко, положив трубку и не уточняя, кто звонил. А чего тут уточнять: Виктор Григорьевич — это, понятно, первый вице-премьер по экономике Христенко. Стало понятно: вопросов о стабильности рубля можно больше не задавать. Рубль ЦБ будет держать. Как минимум до заседания МВФ, на котором будет утвержден объем очередного транша кредита России. А там — осень, выборы. Опять же избирателей не стоит расстраивать. Короче, за короткие форварды можно особенно не беспокоиться.)
О резервах
— Поскольку ЦБ нацелен на стабильный рубль и на его поддержку будут уходить валютные резервы, не могу не спросить вас о резервах. Банк Англии объявил о продаже значительной части своего золотого запаса, цена на золото пошла вниз. У нас же, насколько я понимаю, золото составляет существенную часть резервов. ЦБ собирается как-то себя обезопасить?
— На самом деле это для нас не такая большая проблема — у нас вовсе немного резервов в золоте. Понятно, что золото свое монетарное значение уже потеряло. Это раньше считалось, что центральные банки должны часть резервов держать в золотом металле, теперь подходы меняются. Хотя некоторые теоретики, например в США, считают, что возврат к золотому стандарту делает валюту стабильной. Мне кажется, что современный мир (тем более мир виртуальный, который, вероятно, будет превалировать через 10-15 лет) золотого стандарта не требует. Поэтому многие страны — не для пополнения валютного запаса, а, скажем, для восполнения дефицита платежного баланса — от золота стремятся избавляться.
— Мы тоже будем продавать золото?
— Нет, у нас не такие большие запасы.
— Но я помню, прошлым летом говорилось, что из 12 миллиардов резервов примерно пять — это золото, платина, палладий другие цветные металлы...
— Во-первых, золотовалютный запас — это только валюта и золото. Другие металлы, скажем платиновой группы, сюда не входят. Почему? Взять тот же палладий: спрос на него растет оттого, что он является основным очистителем в автомобилях. Сейчас цена на него по сравнению даже с девяносто седьмым годом выросла почти вдвое — растет производство автомобилей, да и экологические требования ужесточаются. Но будет изобретен какой-то другой фильтр, из другого состава, спрос на палладий тут же упадет. Но, возвращаясь к вашему вопросу, золото сорока процентов в наших резервах никак не составляет.
— А сколько?
— На порядок меньше. Пятьсот тонн у нас.
— Учитывая, что ЦБ приходится не только держать рубль, но и платить по долгам Минфина...
— Давайте только уточним, а то меня потом затягают. По предложению правительства и парламента мы поддерживаем ликвидностью Внешэкономбанк, а он уже платит по счетам. По закону мы без решения парламента не можем давать кредиты.
— Так или иначе, таких кредитов ЦБ выдал Минфину уже на $6 млрд — для погашения внешних долгов. Минфин, кстати, собирается эти кредиты погашать?
— Говорит, что вот-вот начнет. Я надеюсь, что хотя бы проценты получим...
— Так каковы же сегодня у нас резервы?
— По-моему, $12,3 млрд. И это валюта, которую можно продать хоть завтра.
О проблемных банках
— Виктор Владимирович, в течение последних недель ЦБ проявил вдруг сумасшедшую активность по части отзыва лицензий у проблемных банков. Это что, результат давления МВФ?
— Лицензии мы отзываем все время — идет нормальный процесс. Пик отзыва лицензий, как вы знаете, пришелся на 1997 год, и к прошлому году количество банков уменьшилось почти на тысячу (до этого, напомню, их было 2,5 тысячи). Так что уход одних банков с рынка и появление новых — жизненный процесс. Проблема с большими банками — и тут у нас много было споров с советниками из МВФ — вот в чем. Мы говорили: вы поймите, у наших банков $730 млн в ГКО. Государство с ними расплатиться не может. Пока банк не банкрот, у клиентов есть надежда что-то получить, а если банка уже нет? Кроме того, надо было дождаться конца года, чтобы банки прошли через аудит и сами поняли, что у них происходит с балансами. Поэтому мы и давали и даем время банкам договориться самим с клиентами: многие готовы, скажем, пойти на условия 10-20 центов за доллар. У того же ОНЭКСИМбанка, у которого мы отозвали лицензию, были идеи договориться с клиентами. Но над нами висит и требование закона, и, так скажем, рекомендации международных экспертов, отдельных мировых финансовых институтов, которые не всегда разбираются в наших реалиях.
— У многих читателей наверняка тоже есть проблемы с нашими реалиями. Например, рядом с обанкротившимися банками, в которых десятки тысяч людей потеряли свои накопления, образовались так называемые бридж-банки, куда перешли хорошие активы. То есть, попросту говоря, банки спрятали деньги — и отнюдь не свои — от клиентов и кредиторов. У того же ОНЭКСИМа появился Росбанк, у МЕНАТЕПа — Доверительный и инвестиционный банк и "МЕНАТЕП-Спб", у СБС-АГРО — Первое общество взаимного кредита и так далее. Разве для вас это какая-то тайна?
— Банки погорели на государственных бумагах, и, банкротив их, мы их вторично наказываем.
— И поэтому вы предпочли наказать население? А может, они погорели прежде всего потому, что банковское дело знают плохо? Как показывают цифры, погорели прежде всего те банки, у кого было слишком много форвардных контрактов и огромное количество валютных долгов. Когда ставки по ГКО приблизились к 100%, они что, не понимали, что пирамида уже рушится? Я приведу пример. В Технобанке залегли деньги благотворительных столовых для бедных. Разговариваю с новым управляющим. О рассказывает: "Банк умудрился накупить ГКО в 1998 году. При этом доходов толком не было — даже на обменных пунктах умудрялись терять деньги, а под ГКО брали деньги в долг. И что ваши столовые! Ко мне приходят, плачут: зависли деньги детских домов, детских фондов, медицинских учреждений. Я всем говорю: приходите, берите стульями. Больше мне нечем отдать". Между тем председатель правления этого банка Гарегин Тосунян — в какой стране такое еще возможно — в правительстве Примакова был советником по экономическим вопросам. Может, потому банкам и позволил увести активы, а долги детским садикам отдавать стульями?
— Мы не советовали Примакову брать его в правительство.
— Но зато ЦБ выдал что-то около 7 млрд рублей стабилизационных кредитов СБС-АГРО...
— 7 млрд рублей — это кредитная линия, получил СБС меньше. При этом он расчистил всю свою провинциальную сеть — практически со всеми в провинции расплатился.
— Я знаю массу людей, которые все еще ждут "у моря погоды"...
— Да, у СБС-АГРО осталась Москва — тут есть проблемы. А ваши знакомые — они, наверное, из исполнительных структур: они там держали деньги.
— Ничего подобного. Один знакомый — журналист, никогда не писавший ни о политике, ни об экономике — написал книгу о батьке Махно и гонорар положил в СБС. Другой — руководитель маленькой дизайнерской конторы, третий — пенсионер. Виктор Владимирович, вот если я возьму деньги в долг, а потом их не отдам, на меня, наверное, подадут в суд? Опишут имущество, так ведь? Но что-то я не слышала, чтобы описывали имущества владельцев грохнувшихся банков...
— Система "старый банк--новый банк" — это не выдумка наших кулибиных. Так делают и в других странах — для того чтобы банковская структура могла остаться в бизнесе, хотя и под другим названием. Что касается СБС, то его основатель сделал две очень умные вещи. Во-первых, он взял старый логотип сберегательных касс, и люди понесли деньги в его банк. Во-вторых, он ввел и стал активно продвигать систему расчетов по зарплате во все большие институты власти — от правительства и парламента, до силовых структур и так далее. И вот много народу подсело именно в этих структурах. Вы меня хотите спросить, почему мы его, извиняюсь, еще не грохнули? Потому что, во-первых, хотим дать ему возможность договориться с кредиторами. Конечно, когда банк — банкрот, можно что-то продать, и какие-то деньги отдать клиентам. Но это в других странах. У нас эта система ликвидации вся сырая, вся в дырках, вся в криминальных структурах. Во-вторых, не спрашивайте меня за прошлое. А в-третьих, у нас есть правило, что при переводе активов из одного института, в том числе и банковского, в другой, сделка, совершенная не позднее, чем за полгода до того, как банк или компания объявлены банкротом, считается недействительной. Так хоть бы один кредитор — зарубежный банк воспользовался этим правилом, подал бы в суд! Нет. Почему? Да потому что все нахлебались еще с Токобанком. Институт арбитражных управляющих у нас, мягко говоря, далек от совершенства. Все это знают. За то, чтобы быть назначенным арбитражным управляющим, платят громадные деньги. И зачастую оказывается, что кредитору с арбитражным управляющим хуже, чем было с прежними владельцами.
— Так что же все-таки будет с СБС-АГРО?
— Пока сказать не могу. Это большая проблема, социальная проблема, и мы о ней знаем.
— В последние недели в прессе было много заметок, связанных с отзывом лицензии у Мосбизнесбанка. Писали, что на вас чуть ли не Кремль надавил, чтобы насолить Лужкову. А мэр приезжал, просил вас на этот шаг не идти. Что, правда?
— Ну насчет того, что на меня кто-то давил... Обо мне много чего пишут в СМИ. Это — из того же ряда. Да, Юрий Михайлович действительно приезжал, был у нас разговор о Мосбизнесбанке. Я сказал: "Ну вы же знаете, мы объективны".
О FIMACO
— Виктор Владимирович, в апреле "Коммерсантъ" опубликовал мое расследование, связанное с деятельностью компании FIMACO. Некоторые вопросы тогда были обращены непосредственно к вам. Так давайте я вам их задам. Итак, зачем понадобился этот офшор?
— Да ничего в этом FIMACO нет. Я давал разрешение на проведение операций в валюте через нее. Потому что в 1992 году, когда Минфин получил первый транш (кредита МВФ.— Ъ) и, естественно, эту валюту положили на наши счета, встал вопрос: как и куда эту валюту размещать. ЦБ или Госбанк страны никогда размещением валюты не занимался — для этого были Внешторгбанк СССР или Внешэкономбанк СССР. Последний в 1991 году приказал долго жить, де-факто стал банкротом и без денег, а новый Внешторгбанк России, созданный в 1992 году, имел одного дилера и двух девочек в back-офисе. Короче, встал вопрос: как размещать? У нас господин Потемкин (Александр Потемкин, бывший руководитель департамента валютных операций ЦБ.— Ъ) — большой специалист — писал: "Размещено на три месяца $50 млн с 8 января..." Ни даты окончания, ничего — даже банковскую запись не могли сделать. И вот Юрий Валентинович Пономарев, который вырос во Внешторгбанке и был здесь три года членом правления, он тогда работал в Евробанке, предложил: "Давайте мы это (размещение валютных средств.— Ъ) вам будем делать, давайте мы будем по агентскому соглашению размещать ваши средства. Ну будете нам, конечно, платить проценты". Предложил: "Можем делать через FIMACO". Это была офшорная компания, которую они откупили у Royal Bank of Scotland году в 89-м или 90-м.
— А зачем ее создали в 90-м году? Вы тогда были главой Госбанка и, вероятно, знали о ее существовании?
— Нет, ее создавал Евробанк для своих собственных нужд.
— Его нужды образовались позже: в конце 1991-го или в 1992 году. А до этого в FIMACO ушел кредит арабских стран...
— Этого я не знаю. "Прайсы" (PriceWaterhouse/Coopers.— Ъ), которых мы наняли, по контракту обязаны проверить операции с валютными резервами ЦБ с 1992 года, когда мы впервые поимели валютные резервы, по 1 января 1999 года. Что они и сделали. Что было до этого — сейчас я вам на это не готов ответить.
— Зачем за месяц до черного вторника, в октябре 1994 года, вы отдали указание перевести в FIMACO $1,4 млрд?
— Откуда вы эти цифры берете? У нас по существу в октябре 1994 года оставалось миллионов 300-400 долларов. Откуда мы могли взять миллиард? Мы тогда с такой скоростью съедали резервы, что таких денег у нас быть не могло.
— Но деньги-то вы переводили в сентябре...
— В сентябре, может, они и были. Не буду спорить. Это все можно проверить.
— Так кому все-таки принадлежит FIMACO?
— Как и написано в коротком отчете аудиторов, она принадлежит Евробанку.
— По документам этого никак не видно...
— Я всегда говорил и могу повторить: это наша 100-процентная внучка, потому что FIMACO всегда находилась под контролем Евробанка. Спорить я с вами не буду, потому что, во-первых, я не юрист, во-вторых, доверяю нашему аудитору, который пишет, что всегда компания находилась под контролем Евробанка и всегда операции с валютными резервами проводились по инструкциям ЦБ или Евробанка.
— Если все было чисто, то почему в 1993 году ваш заместитель отдал распоряжение не показывать в балансе ЦБ операции, проводимые через FIMACO?
— А черт его знает, почему! Могли быть, например, недостатки учета — существует разница между стандартом начисления процентов на Западе и у нас. Возможно, с этим связано. Вы зря думаете, что тут кто-то что-то клал себе в карман. Для этого не нужны такие сложные схемы. Достаточно было, когда начались операции по ГКО, дать какой-нибудь компании в Париже кредит $10 млн, она купила бы через тот же Евробанк ценные бумаги, получила бы колоссальную прибыль, а потом вернула бы только кредит с процентами.
— Это, судя по всему, и делалось при посредничестве "Еврофинанса", который весь 1997 год, в отличие от других банков, умудрялся неизменно выигрывать у ЦБ на валютных операциях. Вряд ли "Прайсы", как вы их называете, могут отследить такие схемы. Вообще, вашим аудиторам не позавидуешь: им и репутацию нельзя потерять и, как свидетельствуют эти короткие отчеты, очень хочется помочь работодателю получить кредит МВФ. Те утечки из отчета PriceWaterhouse/Coopers, которые появились в западной прессе, свидетельствуют, что это далеко не последняя проверка истории с FIMACO, траншами МВФ и игрой на рынке ГКО...
— Я одно могу сказать: слава Богу, что несмотря на все крики и всхлипы в Думе, мы настояли на том, чтобы нашим аудитором стала компания с мировым именем, а не какой-то наш аудитор, чего требовали от нас некоторые депутаты.
О российских долгах
— Еще один вопрос, который не могу вам не задать. Что происходит с внешними долгами России?
— Разговора о реструктуризации, к сожалению, не идет — лишь об отсрочке долгов. Тут опять происходит политизация экономики: мол, выборы пройдут, тогда и о реструктуризации поговорим. Сейчас же нам пока дают отсрочку — на те суммы, которые падают по советскому долгу на 1998 год (Минфин, по существу, со второй половины 98-го не платил), а также на 1999-й и 2000 годы. А там — поговорим. Я думаю, нам необходимо выработать какую-то стройную линию поведения, понятную политикам. Ясно одно: надо обязательно платить по задолженности России — резервов на это вполне хватает. Надо платить по евробондам — это, как говорится, must. Но тут политику определяет Минфин из своих соображений — к ним и вопрос, мы лишь помогаем правительству с ликвидностью.
— Вот папка с документами, связанная с выкупом при посредничестве Внешэкономбанка — опять же через кредитование его из резервов ЦБ — некоторых долговых обязательств России. Точнее, советских импортеров — из тех, чьи долги не вошли ни в Лондонский клуб, ни в Парижский. Дело было в 1993-1994 годах. На проведение этих операций вы лично как глава ЦБ запрашивали разрешение у премьера Виктора Черномырдина. Так вот, собственное расследование Центрального банка, проведенное в 1996 году, показало, что, цитирую, "цена выкупа долговых обязательств завышена в среднем на 37% по отношению к рыночным котировкам". То есть за деньги ЦБ скупали долги по цене выше рыночной — заплатили (только по тем операциям, которые проверили) как минимум на $30 млн больше, чем могли бы. Как так?
— Рынок долговых инструментов подвижен. Цены то поднимаются, то идут вниз, и всегда возникает дилемма: а не скупить ли некоторую часть своих долгов с большой скидкой? Иногда такие возможности есть, хотя в целом считается, что самому плательщику неэтично скупать свои же долги. Однако такие операции столетиями делаются и будут делаться, коли существует рынок долгов.
— Тогда почему же прошлым летом, когда цена всех наших долгов опустилась чуть ли не до $20 млрд, мы их не скупили?
— Не знаю, меня тогда не было. Что касается 1993 года, то мы тогда действительно внесли предложение: появилась возможность скупить некоторые наши старые обязательства по вполне приличной цене. Естественно, частично средства были и у самого Внешэкономбанка, и у Внешторгбанка, но, конечно, требовалось получить на это "добро". К тому же надо было получить разрешение поддержать их ликвидностью за счет средств, которые есть у взрослого дяди — у ЦБ. Поэтому я писал это письмо Черномырдину — чтобы никто потом не говорил, что кто-то там вслепую этими операциями занимается. Операции эти, естественно, конфиденциальные. Что касается того, скупали выше рынка или нет, это надо разбираться. Но то что дело это было выгодное — понятно, потому-то у Внешэкономбанка эти операции быстренько отобрали и передали под ведение Минфина.
— И этим занимался уже Андрей Вавилов, так?
— Я фамилий не называл.
О себе
— И последний вопрос. Как вы оцениваете свои шансы сохранить за собой пост главы ЦБ в свете грядущих парламентских и президентских выборов?
— Я знаю, что слухов по этому поводу достаточно. И могу сказать следующее. Я на эту работу не рвался — мне было вполне комфортно и в Международном московском банке. Меня уговаривали две недели. И держаться за это место тоже не буду. Если нужен свой карманный человечек при объявлении о том, что выборы будут честными и справедливыми,— ну что ж, если будут ставиться требования, с которыми я принципиально не согласен, имею полное, заработанное право уйти на пенсию.
— Какие требования вы имеете в виду?
— Никакой тайны здесь нет. Есть закон о ЦБ. Какие-то вещи можно сделать в опережении принятия необходимых решений, скажем, в парламенте. Взять, например, решения, связанные с выплатами по долгам. Ясно, что надо их платить, ясно, что на то должно быть решение Думы, и мы пишем в парламент письмо с просьбой принять тот или иной закон. Иногда ждать нельзя — и мы идем как бы опережая постановления. Но есть какие-то вещи, которые делать нельзя. Мы и так уже нахлебались с расследованиями прокуратуры и Счетной палаты, да еще далеко не всегда компетентными, а потому желания нарушать закон нет. С другой стороны, конечно, не хочется бросать работу, недоделав ее, тем более что серьезных недочетов я за собой не вижу. Но, повторю, держаться за место я не буду.