Дело о преступлениях в рыбных местах

5400 кг неучтенной кетовой икры обнаружила в 1955 году милиция у заведующего этажом холодильника "Востокрыбхолод" Королева. Но он отнюдь не был рекордсменом по тоннажу украденных у государства рыбопродуктов. На плавбазе "Тунгус" укрыли от учета 99 600 кг сельди, которые собирались "левым" путем продать завмагам и заведующим складами. В целом же преступления в рыбной отрасли по массовости, охвату и изощренности превосходили любые нынешние представления о хищениях в советскую эпоху.

ТЕКСТ ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Хищные рыбаки

Когда речь заходит о хищениях в рыбной промышленности, те, кто пожил в советские времена, вспоминают о нашумевшем на рубеже 1980-х "рыбном" деле, когда за решетку попало немало руководителей "Океана" — фирменной торговой сети Минрыбпрома СССР. Министра А. И. Ишкова в связи с эти делом отправили в отставку, а замминистра В. И. Рытова расстреляли. Те, кто еще старше, могут припомнить громкую историю генерального капитан-директора Одесской китобойной флотилии Героя Социалистического Труда А. Н. Соляника, которого за злоупотребления сняли с должности в 1965 году.

Однако подобные случаи, пусть и не имевшие столь сильного резонанса, происходили и в других отраслях обширного советского народного хозяйства. А в представлении большинства граждан страны главным видом хищений в рыбной сфере была хищническая, незаконная добыча рыбы. Причем уверенность в этом возникла не на пустом месте. На протяжении столетий власть пыталась заставить рыбопромышленников действовать в рамках закона, а те изо всех сил уклонялись от соблюдения установленных правил.

Наиболее ожесточенное противостояние наблюдалось в самых богатых рыбой местах — на Волге, в ее дельте и на прилегающих участках Каспийского моря. Там со времени покорения Астраханского ханства войском Ивана Грозного шла борьба за места лучшего лова. Понятно, что воды, где в обилии добывалась красная рыба, оставались за царской казной. Места похуже отдавались откупщикам, отдававшим в казну вперед оговоренные суммы за право лова. А местным жителям и пришлым рыбакам оставалось то, что оставалось.

Естественно, подобный расклад их не устраивал, а потому велся тайный лов в отдаленных частях чужих угодий. Или того хуже — претенденты нахрапом захватывали чужие территории. Для восстановления порядка из Москвы присылали строгие указы, а иногда и подмогу стоящим в Астрахани войскам. Виновников ловили и строго наказывали, но проходило время — и все повторялось сызнова.

К концу XIX века картина почти не изменилась. Разница была лишь в том, что рыбопромышленники перестали конфликтовать из-за территорий, а пытались всеми способами добыть рыбу в ущерб конкурентам и перспективам самой добычи. В записке министра земледелия и государственных имуществ А. С. Ермолова, посетившего осенью 1897 года Астраханскую губернию, говорилось:

"В Астраханской губернии рыбное дело составляет самую главную отрасль промышленности, в которой заинтересовано все население, начиная от крестьян, казаков, калмыков и киргиз и кончая такими лицами, как губернский предводитель дворянства и даже высшие представители местной духовной иерархии. Интересы лиц, промышляющих в разных местах, часто между собою противоположны, особенно же различествуют интересы верховых и низовых речных рыбопромышленников и речных вообще и морских промыслов. Речные промыслы заинтересованы в том, чтобы как можно больше рыбы проходило с моря в речные протоки, где расположены их тони, морские же ловцы стремятся выловить возможно более рыбы в море, прежде входа ее в реки для икрометания. Примирить эти противоположные интересы никакими узаконениями невозможно, и в основу законодательства по рыбному делу должно быть положено прежде всего стремление к возможному ограждению и сохранению рыбного богатства р. Волги и Каспийского моря. Если некоторые из требований закона и окажутся стеснительными и даже убыточными для отдельных лиц, интересы последних должны в этом случае уступить более важным интересам общегосударственным".

Естественно, рыбопромышленников не радовали ограничения, накладывавшиеся правительством:

"Много нареканий со стороны речных промышленников вызвал изданный в 1894 г. закон, ограничивающий число неводов и волокуш на тонях, а равно закон 1895 г., воспрещающий зимний подледный, так называемый аханный, лов красной рыбы в северо-восточной части Каспийского моря".

А потому, как и прежде, владельцы промыслов и рыбаки-одиночки старались обойти касающиеся их деятельности законы:

"Вместе с ограничением лова в протоках Волги продолжает все более и более развиваться лов в море, перед устьем Волги, во время прохода рыбы в реку для икрометания. Этот губительный лов тем более опасен, что, преграждая ход рыбы в реку бесчисленными сетями, ловцы разбивают косяки ее и не дают ей совершить процесс икрометания, который для некоторых пород, как, напр., сельди, по-видимому, может совершаться только в реке. Число одних только билетных ловцов (не считая огромной массы безбилетных обловщиков) с 4000 возросло в последние годы до 8000 и более. Установленные для прибрежного (черневого) морского лова дешевые билеты, коими имелось в виду придти на помощь местному бедному населению, в большом количестве выбираются теперь состоятельными рыбопромышленниками на имя разных подставных лиц, несмотря на те ограничения по выдаче этих билетов, которые были выработаны Министерством Земледелия и Высочайше утверждены 25 февраля 1894 г.; несколько ловцов соединяются и производят лов по одному билету: на каждой лодке число сетей доходит до 200-300, общею длиною до 10 верст; вся же длина сетей, коими ныне уставляется Каспийское море, а в особенности часть его перед устьем Волги, определяется в несколько миллионов сажен (1 сажень — 2,134 метра.— "Деньги"). Эти бесчисленные сети столько же ловят рыбы, сколько разбивают косяки икряной рыбы, не давая ей прохода в реку и обрекая тем на бесплодие. Те же разрозненные косяки сельди, которые успевают прорваться в речные воды, почти начисто перелавливаются на низовых промыслах, далеко не доходя до естественных мест икрометания, расположенных выше".

Погромные рыбалки

Результатом подобного отношения к закону стало, как считал министр земледелия, резкое падение уловов:

"В зависимости от указываемого губительного лова наблюдается за последние годы поразительное уменьшение улова рыбы, и в особенности сельди, составляющей, можно сказать, основу волжского рыболовства. Так, еще в 1886 г. сельди было поймано 315 000 000 штук, к 1890 г. улов уменьшился до 200 000 000, к 1897 г.— до 100 000 000, в настоящем году поймано всего около 70 000 000, в том числе в реке всего 35 000 000. Такое количество представляется настолько недостаточным для удовлетворения нужд русского народа, что из предмета вывоза, каковым волжская сельдь была еще недавно, сельдь (даже низшие сорта ее) теперь становится предметом ввоза из-за границы при одновременном возрастании цены на волжскую сельдь с 10-11 р. за тысячу (на Царицынском рынке) в 1886 г. до 52-60 р. в настоящем. Если хищнический лов будет продолжаться, то дальнейшее оскудение рыбного богатства Каспийского моря и впадающих в него рек представляется неизбежным. Вместе с уменьшением улова замечается уменьшение среднего размера рыбы разных пород. Рыба, уловленная в море, кроме того, обыкновенно более низкого качества: не так жирна и нежна, как речная, и чаще портится от жары во время доставки с далеких мест лова на промысел, что затрудняет заготовку".

Ко всем прочим бедам получило широчайший размах существовавшее всегда браконьерство:

"Едва ли еще не большим злом в рыбном деле является незаконный лов или облов в морских и речных водах, плодами которого пользуются и некоторые рыбопромышленники, укрывающие обловщиков и тем поощряющие их к сопротивлению рыбному надзору. Постепенно к числу обловщиков, открыто вступающих в борьбу с надзором, присоединились жители целого ряда селений береговой полосы Каспийского моря, образующие целую сплоченную во имя общих интересов и уверенную в своей безнаказанности силу. Часто обловщики собираются массами, и тогда преследование их становится прямо опасным. Так, весною в водах Терской области (казенных) был случай нападения на смотрителя Штейна, которого обловщики хотели убить и жестоко изранили вместе со стражниками, причем гребцы-калмыки убежали и потом отказались от дачи показаний. Сравнительно благополучный для обловщиков исход фактов подобного рода только усиливает их дерзость, и они не стесняются переходить в открытое нападение на надзор не только с веслами, баграми и камнями, но и с оружием в руках. Постепенно обловщики делают ареной своей преступной деятельности не только морские воды, простор которых, при затруднительности передвижения надзора по мелководным местам, сам по себе обусловливает трудность борьбы с обловом, но и воды речные и действуют столь бесцеремонно, что время запрета лова является для них периодом наиболее обильного лова. Такое положение дела обусловливается крайней недостаточностью и до некоторой степени неудовлетворительностью состава надзора за рыбными промыслами. По действующему порядку смотрители за рыбными промыслами, за исключением старшего смотрителя, при небольшом содержании не пользуются правами государственной службы и правами на пенсию; благодаря этому привлечение в состав промысловой полиции лиц интеллигентных является крайне затруднительным, а при первой возможности такие лица стараются переменить свою должность на другую, более их обеспечивающую. Размер правительственных затрат на полицию рыбных промыслов является крайне незначительным. По смете Департамента Земледелия отпускается на этот предмет около 15 000 р. Если к этой сумме присоединить 83 000 р., расходуемых на промысловую полицию из сбора по общественному надзору за рыболовством, то не составится и 100 000 р.".

Причем похожая картина наблюдалась и в других местах, богатых рыбой. Руководитель зоологической экспедиции, работавшей по заданию Министерства земледелия на Байкале летом 1900 года, профессор А. А. Коротнев указывал в своем отчете:

"Насколько употребляется стараний и сколько усилий тратится рыбопромышленниками для того, чтобы выловить как в Верхней Ангаре, так и в Селенге всю рыбу, которая нерестится, видно из нижеследующего: к 1-му августа заканчивается буквально всеми рыбопромышленниками летний промысел, и все, без исключения, направляются в один из пунктов, где омуль нерестится: или в Верхнюю Ангару и Кичеру, или в Селенгу, или же, наконец, в Чивыркуй и некоторые другие места. Для примера возьмем устье Верхней Ангары. На этих местах стоит неводов 60, причем морские невода разбрасываются по берегам Байкала верст на 40 в обе стороны от устьев, а во время рунного хода ставятся в реке и у самых устьев. По проекту правил, опубликованных Советом Главного Управления Восточной Сибири в мае 1872 года ("Иркутские Губернские Ведомости" за тот же год), во время рунного хода омулей не дозволяется ловить рыбу в Байкале ближе трех верст от устьев рек Ангары и Кичеры, а также в этих реках ближе означенного расстояния. В действительности эти правила вовсе не исполняются: при устьях Кичеры устанавливаются невода на правой и левой стороне реки, которые закидываются на перекрест устья (в шахматном порядке), как только вход омулей в реку обнаружится. Этого мало: в 2-х верстах от устья на обоих берегах той же Кичеры стоят две тони, почти одна против другой, и при закидывании одной после другой, безусловно, вычерпывают всю рыбу, попавшую в реку, тогда как, согласно положению, половина реки должна быть свободна для прохода руна. Поставленные весьма редко бакены для указания места, до которого можно закидывать невода, не препятствуют изловчившимся рыбопромышленникам в перегораживании неводами всего устья. Далее на левом берегу Кичеры, в пяти верстах от устья, находятся так называемые Тюринские тони, которыми река перехватывается во всю ширину ее. Очевидно, что при таких ухищрениях весь рунный ход делается добычею хищного промышленника, которому к тому же покровительствуют и местные власти... Для надзора за правильным рыболовством назначается один полицейский чиновник и к нему из местных жителей 6 лодок с гребцами и волостным и сельским начальством, обязанным ежедневно плавать к устьям и ловить хищников. Тут, конечно, широкое поле для произвола сельских властей, которые в этом году изображают из себя начальников, в будущем же году, обменявшись ролями, становятся хищниками. Что тут может, даже при добром намерении, поделать уездная полицейская власть, обремененная множеством других дел. В таком пункте, как Селенга, необходимо присутствие специальной речной полиции, снабженной к тому же достаточными перевозочными средствами, как то паровым катером".

Понятно, что во время революции и Гражданской войны, когда исчез даже минимальный контроль вылова рыбы, хищничество приняло крайние формы. Знаток волжского рыболовства Н. Л. Чугунов в 1921 году писал:

"В страшно ухудшившемся положении очутились запасы наших ценных частиковых пород — леща, сазана, сома и др. за последние революционные годы. Эти породы не уходят в глубь моря, как морские, проходные рыбы, а держатся в низовьях рек и в предустьевом пространстве и с осени до весны скопляются для зимовки на ямах. И вот как только получилась возможность не считаться с запретами и всякими правилами рыболовства, то тотчас же все и набросились на эти запретные ямы, служащие ценнейшими рыбохранилищами чуть не всех запасов так называемой ямной рыбы. С осени 1917 года началась повсеместная усиленная "громка" ям во всем запретном для лова пространстве. Понаехали ловцы и с верховых сел — "разночинцы", да и низовые тоже не отставали, пошли в ход на ямах невода, волокуши, поездухи, накидки и проч., и начался безудержный хищнический облов этих запретных ям. Тут уж никакие уговоры не могли удержать облова. Насколько сильный был этот облов, можно судить по "громке" знаменитых Дамбинских ям. "Громка" началась осенью в 1917 г. и продолжалась 51 день. За это время только на главной Дамбинской яме работали 768 раз невода, волокуши, 2125 лодок с поездухами, накидками и перебывало свыше тысячи различных приемок. По самому малому расчету за это время выловлено около полумиллиона пудов ценной частиковой рыбы — сазана, леща, сома, судака и прочих пород. Под конец вычистили ямы начисто, выловив не только лапыша — сазана, но и всех попадавшихся мальков. За зиму остатки ямной рыбы все же залегли, но ранней весной 1918 г. снова взялись за них. Но на этот раз только первым обловщикам удалось урвать тысяч 30-35 пудов, а больше уж ловить нечего было — ямы были совершенно пустые. В меньших размерах, но с таким же результатом облов производился и на всех остальных ямах. В результате этой хищнической "громки" все ямы были пусты. Рыба на ямах не залегала и в 1918 г., и в 1919 г., и в 1920 г. Только осенью 1920 г. благодаря установленной охране ям начала появляться кое-где рыба, но в небольших количествах.

Эта "громка" ям, как и следовало ожидать, сильно отразилась на всем речном рыболовстве. В неводах, несмотря на весьма усиленный лов, ямной рыбы было очень мало, иногда "на котел" едва хватало: это на тех тонях, которые за одну путину давали 2-3 десятка тысяч пудов этой рыбы. За все эти годы почти не наблюдалось густого, как раньше бывало, хода сазана, леща и др., когда в один замет невода вылавливалось до 100 тысяч штук рыбы. Ход был разрозненный, чуть не в одиночку или небольшими партиями".

В общем, суждение, что главное преступление, связанное с рыбой,— ее хищнический лов, имело под собой прочное, проверенное временем основание.

Сеть хищений

Советская власть, казалось, навела в рыбном деле порядок, монополизировав весь процесс вылова и переработки рыбы и морепродуктов. Существовали, правда, рыбколхозы и разнообразные артели, занимавшиеся переработкой рыбы, но строгий, как считалось, контроль делал их неотъемлемой частью государственной пищевой промышленности. Однако после коллективизации, в ходе которой сопротивлявшиеся обобществлению своих хозяйств крестьяне пустили под нож огромное количество скота, рыба вдруг приобрела важнейшее значение как источник белка для населения страны. А поскольку животноводство и в дальнейшем не успевало за потребностями населения, особая роль рыбы не умалялась многие десятилетия.

Так что в начале 1930-х годов недобитые властью частные рыботорговцы и рыбопромышленники начали выстраивать схемы перераспределения ценного продукта из государственной собственности в частную. Вскоре при их деятельном участии как знающих специалистов была создана сложнейшая система сортности рыбопродуктов. Казалось бы, все делалось в заботе об интересах трудящихся. Но ни один проверяющий из пролетарских выдвиженцев без солидного опыта в рыбной торговле не мог на глаз отличить керченскую сельдь второго сорта от каспийской первого. А поскольку разные сорта рыбы значительно различались в цене, открывались широчайшие возможности для манипуляций и хищений.

Однако, чтобы создавать пересортицу, нужно было иметь исходный продукт — рыбу. При этом сотрудники баз и складов, среди которых тоже было немало рыботорговцев с дореволюционным стажем, также желали получить долю прибыли. А получать товар им нужно было у переработчиков, которым могли дать или не дать сырье приемщики рыбы у рыбаков.

В итоге к концу 1930-х — началу 1940-х в стране сложилась стройная система хищений и коррупции, участники которой держались настолько спаянно, что им могли бы позавидовать некоторые мафиозные кланы. В отчетах НКВД тех лет постоянно констатировалось, что борьба с хищениями в рыбной промышленности не приносит сколько-нибудь заметных результатов. Отдельные успехи милиции случались главным образом тогда, когда кто-то из участников рыбных махинаций по какой-то причине решал донести на коллег. К примеру, харьковское рыбное дело началось в 1950 году с нескольких анонимок, как предполагалось, одного автора. 31 июля 1951 года заместитель министра госбезопасности СССР Н. Королев докладывал в ЦК ВКП(б):

"Для проверки анонимного письма от 27/IX-1950 года о засоренности кадров и злоупотреблениях в Харьковской конторе Главрыбсбыта Министерства рыбной промышленности УССР дважды выезжали работники Главного управления милиции МГБ СССР.

По поступившим ранее аналогичным заявлениям комиссией харьковского обкома ВКП(б) в мае 1950 года была проведена проверка приходных и расходных документов на рыботовары. В декабре 1950 года — январе 1951 года Главрыбсбытом Министерства Рыбной Промышленности СССР была проведена документальная бухгалтерская ревизия в Харьковской конторе "Главрыбсбыт".

В результате всех этих проверок ряд фактов, указанных в заявлении, подтвердился. Так, например, подтверждаются данные о засоренности кадров указанной конторы разными сомнительными лицами...

Бухгалтерской ревизией выявлены систематические нарушения правил приема товаров. Практиковался 10% контрольный завес тары, а покупателям отпускались товары без учета этого завеса. Не оприходовано рыботоваров в результате завышения веса тары и уменьшения веса нетто 8912 килограммов на сумму 73 032 рубля. Завышался вес соли и грязи при приемке полуфабрикатов от Дальрыбсбыта, в результате чего нанесен ущерб государству на 37 273 рубля. Систематически нарушались сроки оформления приема и оприходования рыботоваров, приемные акты оформлялись задними числами.

За указанные и другие нарушения, в результате которых причинен ущерб государству, управляющий Харьковской конторой Хитров, его заместитель Высоцкий, главный бухгалтер конторы Любович, заведующий отделом кадров Димент, директор рыболовного завода Михайленко и начальник кулинарного цеха Хабут сняты с работы...

По отдельным фактам злоупотреблений работников этой конторы следствие ведет Харьковская городская прокуратура".

Мало-помалу подобный опыт собирался и накапливался, и в 1955 году Главное управление милиции МВД СССР подготовило обобщающий документ, в котором говорилось:

"Борьба с крупными организованными хищениями в рыбной промышленности и при сбыте рыбопродукции, как об этом свидетельствуют имеющиеся в ГУМ МВД СССР материалы, ведется неудовлетворительно... Практика работы показывает, что замаскированные хищения рыбы преимущественно носят организованный характер и имеют место не только в районах ее добычи, но и всюду, куда она направляется на переработку и для сбыта. Расхитители на рыбных промыслах и рыбоперерабатывающих предприятиях создают крупные скрытые от учета излишки рыбы и сбывают их. Делается это следующими замаскированными способами.

На плавбазах, рефрижераторах, лихтерах, морских заводах и плавучих комбинатах при приемке рыбы с рыболовецких судов расхитители создают неучтенные излишки за счет занижения среднего веса тех емкостей с рыбой, по которым определяется вес принимаемой партии. Кроме того, капитаны промысловых судов в ряде случаев не оформляют документы на сдачу рыбы III сорта, так как этим снижается общая сортность, а команды судов лишаются премии за перевыполнение плана. Между тем принятая без документов рыба III сорта, как правило, перерабатывается и переводится во II сорт, чем создаются скрытые от учета излишки качественной рыбы.

На плавбазе "Тунгус" выявлены через агентуру 99 600 кг неучтенной сельди, которая в результате вмешательства работников ОБХСС УМ Калининградской области потом была оприходована и сдана на холодильник.

Неучтенные излишки рыбы, предназначенные для хищений, образуются также путем завышения процента потерь при приемке, обработке, засоле и транспортировке, составления фиктивных актов о потерях при штормах и т. п.".

В документе приводились конкретные примеры обмана рыбаков из рыбколхозов:

"Приемщики лихтера "Рыбачий" Порт-Владимирского рыбокомбината Мурманской области, принимая в ноябре 1954 года сельдь с 16 колхозных судов, только за пять дней обманули колхозников на 88 670 кг, занижая вес рыбы в каждом стампе (бадье) на 20 кг. Мастер-рыбообработчик и бухгалтеры лихтера "Медвежий" в январе 1955 года, обсчитывая сдатчиков, создали излишек сельди в количестве 12 000 кг и намеревались реализовать ее. Не сумев своевременно выявить каналы сбыта и сообщников расхитителей, оперработники ОБХСС УМ Мурманской области вынуждены были ограничиться только тем, что добились оприходования этой сельди".

Разнообразные методы создания излишков для хищения применялись на рыбоперерабатывающих предприятиях и холодильниках. Здесь была и приемка рыбы без указания сорта, и составление фиктивных актов о порче, и замораживание рыбы с повышенным содержанием воды, и выдерживание копченой рыбы в сырых помещениях для увеличения веса. Как указывалось в документе Главного управления милиции, в хищениях участвовали многие ответственные сотрудники:

"На рыбоперерабатывающих предприятиях в состав групп расхитителей входят отдельные мастера, бригадиры, заведующие цехами и складами. При соучастии работников заводских лабораторий они создают неучтенные количественные и качественные излишки рыбопродуктов и сбывают их своим помощникам в местную торговую сеть или иногородним получателям".

Вот один из многочисленных примеров особо крупного хищения:

"В г. Владивостоке ОБХСС управления милиции привлечен к уголовной ответственности заведующий этажом холодильника "Востокрыбхолод" Королев, который пытался сбыть через своих сообщников — экспедитора и заведующего магазином рыбкоопа — 1600 кг неучтенных излишков сельди, отпустив им 32 бочки не по 100 кг, как указал в фактуре, а по 150 кг. Кроме того, он сбыл через ресторан ст. Владивосток и один из вагонов-ресторанов 10 ящиков паюсной икры, которая была вывезена с холодильника без указания в документах, и при ревизии на холодильнике у него было обнаружено в излишке 3000 кг рыбы и 5400 кг кетовой икры".

Воровали на рыбоперерабатывающих предприятиях не только рыбу и рыбную продукцию:

"Заведующие складом и консервным цехом одного из консервных заводов Эстонской ССР, уменьшая норму вложения масла по 3-5 грамм на каждую банку консервов, в 1954 году за один месяц создали излишек его около 2000 кг, похитили и сбыли это масло через торговую сеть".

Расхитители проявляли чудеса изобретательности, чтобы вывезти похищенное с предприятий. Как свидетельствовал тот же документ, нередко на бочки с ценной рыбой ставили другую маркировку — "рыбные остатки" — и отправляли на фабрики по производству рыбной муки вместе с настоящими отходами. Там подельники отбирали нужные бочки и вывозили для продажи сельдь, палтус или треску.

Похищенное скупали представители различных торгов:

"В 1954 году только в гор. Мурманск приезжало более 500 "толкачей" из числа работников торговой сети и промкооперации Москвы, Харькова, Киева, Ленинграда и других центров — и среди них немало дельцов".

Естественно, милицейское руководство призывало своих подчиненных увеличить бдительность и усилить борьбу с явлениями подобного рода. Но дальнейшие события показали, что ничего не менялось десятилетиями. Когда в 1965 году снимали генерального капитан-директора Одесской китобойной флотилии Соляника, выявили множество нарушений вплоть до создания фиктивных бригад. А в 1977 году, когда началось расследование по делу "Океана", следователи установили, что кроме сети фирменных магазинов группа сотрудников Минрыбпрома создала систему сбора взяток за поставки рыбопродукции в каждый магазин. И то, что не случалось других подобных громких дел, означало лишь одно: расхитители по-прежнему работают спаянной командой, а милиция действует неудовлетворительно.