«Конституция на этой территории уже не действует»

Бывший сотрудник ЦРУ Эдвард Сноуден застрял в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Паспорт его аннулирован, купить билет, чтобы вылететь из Москвы, он не может. В терминал F московского аэропорта американец прилетел еще в воскресенье, и насколько затянется его сидение в транзитной зоне, прогнозировать сейчас никто не возьмется. Тем более что глава МИД Эквадора Риккардо Патиньо заявил сегодня, что на рассмотрение вопроса о предоставлении Эдварду Сноудену политического убежища у его страны могут уйти месяцы.

При всей кажущейся дикости сложившейся ситуации к таким застрявшим пассажирам московским аэропортам не привыкать. До Эдварда Сноудена легендой Шереметьево был гражданин Сьерра-Леоне, который несколько месяцев провел в аэропорту, пока наконец смог куда-то улететь. Эдвард Сноуден пальму первенства у заезжего африканца, конечно, перехватит. Но рекорд иранца Мехрана Карими Нассери ему вряд ли удастся побить. Этот беженец от режима шаха Мохаммеда Резы Пехлеви провел в парижском аэропорту Шарль де Голль в общей сложности 18 лет: с 1988 по 2006 год.

Через пару лет после завершения эпопеи иранского беженца в чем-то схожей ситуации довелось оказаться мне. В марте 2008 года вместе с моей женой Наташей Морарь мы три дня провели в зоне прилета аэропорта Домодедово. За несколько месяцев до этого, в декабре 2007 года, Наташу объявили угрозой «обороноспособности или безопасности государства», после чего без лишних эмоций выслали в родную Молдавию. Завершилась эта история лишь год назад, когда после вмешательства тогда еще президента Дмитрия Медведева Наташа наконец смогла снова въезжать в Россию.

Тогда же, в 2008 году, вскоре после высылки мы поженились в обычном районном кишиневском ЗАГСе, купили два билета до Москвы и полетели. Я искренне полагал, что вряд ли мне откажут в законном, на мой взгляд, праве жить с супругой в одной стране, одном городе и одной квартире. Но не сложилось.

Думаю, условия, в которых находится сейчас господин Сноуден, куда комфортнее наших. За прошедшие годы при аэропортах появились, например, капсульные отели, где можно спокойно поспать и даже принять душ. В зоне прилета Домодедово пять лет назад на такую роскошь рассчитывать не приходилось. На руку Сноудену играет и то, что он летел через Москву транзитом. Это позволило ему не застревать в зоне прилета, где нет ни розеток, чтобы зарядить телефон, ни кафе, ни магазинов duty-free, а перейти в зону вылета, где эти блага цивилизации не в дефиците.

Человек же, застрявший, как в свое время мы, в зоне прилета, оказывается в весьма сомнительном положении, когда никто не знает, какими, собственно, правами ты обладаешь, а какими — уже нет. Например, обеспечить горячий паек администрация аэропорта тебе обязана. Должна она и вызвать доктора, если застрявшему пассажиру вдруг станет не по себе. А вот на помощь адвоката рассчитывать уже не приходится: его в стерильную зону не пропустят ни под каким предлогом.

В этой зоне нет прописанных законов и правил. Здесь действуют на основании закрытых для посторонних глаз инструкций. Пытаясь разобраться в свое время в этом вопросе, я запросил погранслужбы крупнейших аэропортов страны, каков все-таки статус этих нейтральных зон. В Домодедово мне сказали, что это уже не территория России и Конституция, например, на этой территории не действует. В Шереметьево считали, что нейтральная зона — земля все же российская и все законы и правила на эту зону распространяются. В питерском Пулково на мой вопрос ответили честнее всего: «Мы не знаем».

Во время нашего сидения в Домодедово мне довелось увидеть, наверное, десятки тысяч людей разных национальностей, которые зачем-то либо прилетали в Москву, либо летели куда-то мимо нее. Они заполняли миграционные карточки, проходили паспортный контроль, волновались из-за багажа. На устроившихся в углу зала людей пассажиры поначалу внимание еще обращали, но потом свыклись с этой парой, как со странным, но уже привычным предметом интерьера. Так же, наверное, к концу 18-го года сидения в Шарль де Голле чувствовал себя иранец Нассери. Одну из ночей мы провели тогда с турком. Турок летел в Москву к любимой девушке, но по ошибке оформил себе рабочую, а не туристическую визу. Пограничники его не пропустили, и в ожидании обратного рейса на Стамбул он остался ночевать с нами. Мы показали ему, как можно спать на металлической банкетке, как грамотнее из свитера свернуть подушку и где находится единственный на всю эту зону отчуждения автомат с уже черствеющими сэндвичами. «Ребята, это была самая паршивая ночь в моей жизни, не задерживайтесь тут»,— сказал он напоследок и полетел в свой Стамбул оформлять уже нормальную туристическую визу.

Спустя сутки, когда стало понятно, что въехать в Россию нам вместе не дадут, мы тоже развернулись и улетели обратно в Кишинев.

Не думаю, что Эдвард Сноуден в своем нынешнем положении лишен душа, кровати или нормального питания. Полагаю, что ему могли даже разрешить встретиться с адвокатом, будь у него таковой в Москве. Но даже с учетом всего этого, как тот турок, я бы не советовал ему надолго там задерживаться.