Выставка живопись
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Геннадий Гуляев / купить фото
Одиннадцать полотен ренессансного гения из десяти городов Италии приехали в Москву после крупной ретроспективы Тициана в Риме. Портреты, мифологические композиции и драматические постановки на библейские сюжеты демонстрируются в России впервые. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Выставку в Пушкинском можно смело рекомендовать продвинутому зрителю. Здесь не столько шедевры из учебников, сколько картины, обычно глубоко запрятанные в неисчерпаемой куче итальянских драгоценностей. Только фанатик поедет в Бергамо смотреть на раннюю "Мадонну с младенцем" (1507) или доберется до второстепенной относительно популярных маршрутов церквушки Сан-Сальвадор в Венеции, чтобы насладиться поздним "Благовещением". Хрестоматийные полотна висят на почетных местах в музеях Парижа, Мадрида, Венеции, Лондона — далее везде. Перед нами внутренне логичная выставка о том, как Тициан менялся, и тут рядовые образчики его многочисленных манер важнее, чем шедевры. Хотя и они, безусловно, есть: "Даная" из собрания Фарнезе на сюжет, к которому Тициан явно относился с большим чувством, млеет в эротической истоме так натуралистично, что хоть школьников вон выноси.
Венецианская школа живописи славна чувственностью, цветом и ощущением сытости, далеким от сравнительно пресноватых полотен центра Италии. Лучшим учителем родившегося в провинциальном Пьеве-ди-Кадоре художника была сама республика. В Венеции был лучший шопинг, легальная проституция, высочайший уровень дипломатии — в общем, она отличалась от нынешней Москвы всем, кроме строгих законов против содомии, которой жители увлекались настолько, что продажные женщины иногда ходили в Совет десяти жаловаться на отток клиентов. Молодой Тициан, правда, застал тревожные времена войны Венеции и Франции с Камбрейским союзом во главе с немецким императором Максимилианом (дед Тициана, Конте Вечеллио, участвовал в одной успешной стычке с германскими войсками). К концу 1510-х годов война утихла — не из-за того, что венецианцы отличились в боях, а из-за блестящих политических комбинаций. Тициан, как и патриции "светлейшей республики", виртуозно владел умением со всеми договориться и никому не принадлежать. В то время как другие титаны Возрождения искали теплое место при дворе герцогов или папы, Тициан предпочитал не докучать заказчикам своим присутствием. Портрет Джулио Романо, придворного художника мантуанского герцога Федерико Гонзаги, написан с большой симпатией к коллеге, но между честным трудом на благо какого-либо города-государства и абсолютной независимостью Тициан выбрал второе.
Эта стратегия оказалась успешной: владеть картиной Тициана хотели все, от итальянских герцогов до императора Священной Римской империи Карла V. Секрет его популярности не только в тщательно запрограммированном спросе. От венецианских предшественников и влиятельных современников из Флоренции, Перуджи и Рима Тициана отличал вкус к цвету и плоти, а также приглушенность трагического мироощущения, вернее, смещение фокуса с персонажей на стихию — как природную, так и красочную. В ГМИИ висит венецианское "Распятие", где сюжет и фигуры теряются на пылающем фоне, прячутся за крест.
Не то что у других нет фривольных сюжетов — безусловно, чтение чувственных книг из далекой античности произвело в умах заказчиков сексуальную революцию. Тициану удалось вырваться из лап предписанной красоты, найденной в античных скульптурах и византийских мозаиках. Любовь у Тициана подчеркнуто земная, с жирком, далекая от золотого сечения. Обнаженные Микеланджело смотрятся тугими колбасами рядом с этими переливами телесных оттенков. Некоторые ученые считают, что Тициан первым из венецианцев писал сеансами с живых моделей — в противоположность прочим художникам, занимавшимся компоновкой отдельных черт и частей тела в поисках идеала. При взгляде на мощное, совершенно неклассическое колено Данаи в это охотно веришь.
Столь же полнокровными выглядят и "Мадонна с младенцем", и восхитительная "Флора". Как писал гуру прерафаэлитов Джон Рескин о тициановском "Вознесении Богоматери" в Палаццо Дожей, художник "не сделал картину для того, чтобы заставить кого-то поверить. Он сделал ее потому, что любил пятна красного и синего, любил лица, залитые солнечным светом". Гедонизм Тициана в такой формулировке выглядит плевым делом — бери и пиши красивые пятна, что твой Ротко. На деле это редчайший талант — увлечь не концепцией и благородной позой, а только тем, что есть. Недаром другой англичанин, великий академик Джошуа Рейнольдс, утверждал, что снял с одной картины Тициана слой за слоем в поисках "венецианского секрета". Тайна, однако, останется тайной, ведь давно уже нет ни такого города, ни таких заказчиков, ни счастливой способности крепко переплести земное и небесное.