Свидетельское рисование
Игорь Гулин о выставке Джорджа Батлера в Лондоне
В лондонской галерее Illustration Cupboard, показывающей работы современных книжных и журнальных иллюстраторов, открывается выставка молодого британца Джорджа Батлера.
Известность двадцативосьмилетнего Батлера скорее не художественной, а журналистской природы. В прошлом году он пешком перешел турецко-сирийскую границу, изучал жизнь беженцев и повстанцев, описывал военные преступления и разрушенные города. До того — путешествовал по Африке, где пару раз юношу чуть не убили и один раз чуть не похитили, по Афганистану, Азербайджану и Индии, изучал работу пожарников, врачей, антиглобалистов и спасателей диких животных. Репортажи и путевые дневники Батлера появлялись в Times, Guardian и еще в десятке важнейших журналов. Часто они сопровождаются словами. Но в основном это рисунки.
Репортажная графика — жанр старый, как сама журналистика, а может, и старше: рисунки в старинных книгах о путешествиях и прочая показательная этнография — это, в конце концов, то же самое. Но то, что делает Батлер, закономерным образом воспринимается уже на фоне фотографии. Кадры из точек военных и природных катаклизмов, образы катастрофического состояния человечества стали привычным фоном существования западного человека, чем-то, что трогает лишь на ритуальном уровне (об этом писал Ролан Барт в своей классической книге о фотографии, недавно переизданной). Они не прочитываются больше как свидетельства, разве что формальные — как цифры, обозначающие число погибших или оставшихся без дома. Унифицированные фотографии с плачущими детьми не говорят ничего о присутствии снимающего в месте трагедии. С рисунком — совсем другое дело. Парадоксальным образом теперь в нем гораздо больше присутствия. В отличие от сливающегося с аппаратом репортера, человек, рисующий трагедию, вынужден на нее смотреть. И, возможно, смотреть долго, вступать в ситуацией в отношения.
Для Батлера это особенно актуально. В отличие от большинства художников, занимающихся тем или иным видом репортажной графики, он не использует карандаши (а тем более — фломастеры). Батлер пишет тушью и красками. Тем самым в каждой его работе заложен труд, не только труд рисования в часто экстремальных условиях, как психологических, так и климатических (тушь течет, бумага становится влажной), но и банальный физический труд — таскания с собою коробки с довольно тяжелым набором художественных инструментов. Этот труд — как бы гарантия потраченного на картину временного усилия. Вторая гарантия — история, стоящая за каждым его рисунком (Батлер обычно рассказывает ее в комментариях). Часто эти истории связаны между собой. Вот женщина, у которой бойцы Асада убили всех сыновей, а саму ее пытали, вот усыновленный ею десятилетний мальчик, чудом избежавший расстрела, вот находящийся в том же лагере другой мальчик, оставшийся без ноги, а вот — другой безногий, генерал повстанческой армии. Его рисунки, как правило, образуют сети историй героев и историй самого процесса рисования. По внутренней структуре все это гораздо больше похоже не на фотографии, а на документальный фильм — такой, в котором режиссер постепенно погружается в отношения со своим объектом, и эти-то отношения и становятся главным сюжетом.
Батлер почти всегда рисует людей в экстремальных ситуациях или, по крайней мере, в короткой передышке между ними. Но, как ни странно, в самих его работах — отточенность, взвешенность, никакого дрожания, паники, ужаса или возмущения. Удивительно, но, несмотря на все вышесказанное, репортажи Батлера — это в первую очередь очень красиво. Это — крайне мастерская иллюстрация, любой "Нью-Йоркер" бы ее не постыдился, а любая завалящая этнографическая книжка стала бы с такими картинками большим событием. Но в силе батлеровских картинок — и их не то что слабость, но как бы опасность. Судить то, что он делает, с точки зрения эстетики — будто бы неправильно. Это не о том, а о свидетельстве, участии, авантюрной смелости, в конце концов. Здесь не до владения кистью, чувства цвета и композиции, умения минималистически экономить пространство, умещать на листе максимум возможного. Это все — не то, но именно об этом и думаешь в первую очередь, глядя на его рисунки. В этом смысле его талант — может быть, предательство его же собственных целей. Страдания и героизм в его рисунках перестают быть газетными штампами, но они становятся красивы — не неким внутренним, а самым внешним, эстетизированным образом. Как относиться к этой красоте — главная вещь, которую должен решить для себя человек, сталкивающийся в репортажами Батлера. В журнале или на выставке — не так важно.
Лондон, Illustration Cupboard, с 16 июля по 3 августа