Вчера президент России Владимир Путин на Яузском бульваре открыл памятник Расулу Гамзатову. Вместе с ним памятником любовались композитор Александра Пахмутова и поэт-песенник Николай Добронравов, член Политбюро ЦК КПСС Александр Дзасохов и академик Евгений Примаков, депутат Госдумы Иосиф Кобзон и специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
В сквере Яузского бульвара, возле Подколокольного переулка стоял памятник, скрытый балдахином из шелка. Понятно было, что человек под балдахином сидит. Подробности были, конечно, неясны.
Из динамиков неслись песни на слова великого сына дагестанского народа Расула Гамзатова, вернее, в основном одна, зато какая: "Журавли". Когда ее было уже много для одного вечера, а потом уже слишком много, поставили другую:
"Друзья вы мои, я к вам не приду,
И вы не звоните ко мне,
Вечер сегодня я проведу
С женщиной наедине..."
Один из стоявших рядом со мной гостей пожал плечами: "Какие-то странные стихи. Он что, вечер с женщиной никогда не проводил?" А я подумал, что может быть по-разному. Может быть и так, что переводчики могли черт знает как перевести великие стихи. Как вообще понять, что изначально имел в виду автор, если сначала нужен был подстрочный перевод с аварского, а уж потом за дело брался, например, Роберт Рождественский, который и сам себя считал не последним поэтом с авторской точкой зрения?
Я поговорил с архитектором Алексеем Тихоновым, который подтвердил, что Расул Гамзатов действительно сидит, причем в кресле, которое рекомендовали архитекторам и скульпторам родственники поэта. Именно в этом кресле Расул Гамзатов, выходя из своего дома в Дагестане, любовался окружавшими его горами. Именно оно и горы сильнейшим образом подпитывали его творчество.
Архитектор признался, что отдал монументу Расула Гамзатова пять лет жизни. Было забраковано пять вариантов памятника: сначала поэт стоял, и только потом его племянник, глава Фонда Расула Гамзатова Гамзат Гамзатов, вспомнил про кресло.
— Пять лет делали! — вздохнул Алексей Тихонов.— Пять лет жизни!
— Жалко, что гор тут нигде нет,— сказал я.— Не на что и посмотреть...
— Жалко,— согласился архитектор.— Но с другой стороны, мы горы на постаменте таким полунамеком наметили.
Я хотел сказать, что все равно же их не увидеть (нагибаться, что ли...)...
— Удовлетворены? — поинтересовался я.
— Творчески удовлетворены,— коротко ответил Тихонов, исподлобья посмотрев на меня.
Стало понятно, что скульпторам и архитекторам платили сдельно, за конечный результат.
— А вы знаете,— поинтересовался я у скромно стоявшего в тени (то есть не на солнцепеке) начальника департамента культуры Москвы Сергея Капкова,— наизусть какие-нибудь стихи великого поэта?
— Конечно,— воскликнул тот и произнес вслед за словами из динамиков: — "Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей..."
— Какая-то, знаете, ностальгия у меня по памятникам,— вздохнул глава ЦИКа Владимир Чуров, когда я подошел к нему через несколько минут.— Ведь я, когда в Петербурге работал, штук 20 их установил. И Шевченко, и Низами, и Александру II, и доску Скобелеву... Но так давно ничего не открывал... А Гамзатова я знал. Мама работала в "Молодой гвардии", когда он в 49-м году принес туда свою первую книжку. А в 68-м он приехал в Ленинград, и мама провела меня на его творческий вечер, а потом и за кулисы... Он мне книжку подписал.
Жара крепчала. Здесь, у микрофона, уже стояли и и. о. главы Дагестана Рамазан Абдулатипов, и дочь поэта Сальхат Гамзатова... Сзади подошел и остановился в толпе, не замеченный ею, глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров (надеюсь, незамеченным он оказался не потому, что накануне Владимир Путин принял его отставку,— см. "Ъ" от 5 июля).
Наконец появились президент России Владимир Путин и мэр Москвы Сергей Собянин. Речь президента была полна безграничного уважения к Расулу Гамзатову и выглядела так, словно ее написал сам Расул Гамзатов. "В его имени,— говорил президент,— и звон сабли, и мудрость стихов! В его стихах — великие традиции предков, сила и величие гор, равнин, трагическая и великая история Кавказа!"
Впрочем, была в речи Владимира Путина и мощная политическая составляющая:
— Он (Расул Гамзатов.— А. К.) призывал не слушать безответственных ораторов, которые пытаются поссорить людей и оторвать их друг от друга. Вместо этого надо отдать все силы на сохранение и умножение многовековой самобытной культуры всех народов России. Для нас сегодня это звучит как призыв!
Дочь поэта от волнения сказала, что памятник ее отцу открыт на Садовом кольце, и добавила уже для посвященных:
— Мы хотели бы, чтобы все молодые дагестанцы видели и понимали, почему в Москве стоит памятник Расулу Гамзатову!
Видимо, потому, что там, где стоит памятник Расулу Гамзатову, не надо устраивать стрельбу из машин, хоть и на свадьбах.
Когда Владимир Путин уехал, выступил академик и большой друг дагестанского народа Евгений Примаков:
— Некоторые считают, будто Расула Гамзатова сделали русские переводчики. Это трепотня вообще-то. Они просто делали его доступным. Я как-то попросил его: "Расул, прочти на аварском хоть один стих, который ты написал!"
Расул Гамзатов с готовностью отозвался.
— Там смысл был такой,— рассказал Евгений Примаков.— Когда рождается человек змеей... Нет, не так. Первая змея родилась в Индии... А первый орел в Дагестане. Нет, не так...
Подстрочный перевод пока оставлял желать лучшего.
— Вот так: считается, что первая змея родилась в Индии, а первый орел в Дагестане...— продолжил Евгений Примаков.— А первым родился человек. И одни стали змеями, другие орлами!
На Яузском бульваре раздались аплодисменты. Аплодировали то ли стоявшему Евгению Примакову, то ли сидевшему Расулу Гамзатову.
— Попросим несколько слов сказать или спеть Иосифа Давыдовича! — предложил Рамазан Абдулатипов.
— Кажется, что Расул обрел на этом бульваре свое физическое существование,— то ли сказал, то ли спел Иосиф Кобзон,— где влюбленные будут читать друг другу его стихи!
Конечно, так и будет. Ведь чем же еще им заняться?
После этого Иосиф Кобзон рассказал историю.
— Он и с членами Политбюро ведь знаком был! С Александром Сергеевичем, например (Дзасоховым.— А. К.)... Политбюро, конечно, давно покинуло нас... Но народ остался!.. О, Александр Сергеевич, вы здесь!
Господин Дзасохов и правда стоял поблизости от микрофона.
Но Иосиф Кобзон, слава богу, не смутился и продолжил:
— Однажды мы с Расулом сидели хорошей компанией, и вот уже под утро Расул говорит: "Я хочу создать новое государство!" Тут все, конечно, насторожились и замолчали. "И чтоб не было герба... герба... А только колосья... И не серп... серп... серп... А только образ любимой и синее небо. И чтоб называлось оно государство любви!"
Даже теперь присутствующие, кажется, вздохнули с облегчением.
— А вы, говорит, будете просить у меня политическое убежище!
В заключение выступил член Политбюро ЦК КПСС Александр Дзасохов. Речь его неоднократно прерывалась бурными и продолжительными аплодисментами.